Научно-фантастическая литература
Александр Рубан. - Сон войны
Скачать Александр Рубан. - Сон войны
1
Наконец он проснулся.
- Снятый, - сиплым фальцетом представился он после паузы. - Серафим
Светозарович. Разнорабочий... - Откашлялся, харкнул куда-то рядом и
продолжил в басах: - Можно просто Сима.
Я отвернулся от окна (за которым были все тот же столб номер двести
какой-то на перегоне Березино-Бирюково, все та же никлая серая нива до
горизонта и все та же цепочка странно неподвижных одинаковых человеческих
фигурок на расстоянии двух-трех сотен метров от насыпи) и посмотрел на
попутчика. "Просто Сима" лежал ничком на верхней полке напротив - там,
куда мы с Олегом положили его вчера, и с любопытством глядел на меня,
свесив квадратную, в опухлостях и складках, физиономию.
- Доброе утро, Сима, - сказал я ровным голосом и опять повернулся к
окну.
Танечка с Олегом куда-то вышли из купе, а разговаривать с этим типом
после вчерашнего мне не хотелось. Но было надо.
- А я тебя помню, старик! - радостно заявил Сима и заворочался наверху,
не то усаживаясь, не то собираясь спуститься. - Я же тебя угощал!
"И черт меня дернул принять твое угощение", - подумал я, а вслух
сказал, глядя на тот же столб:
- Вы угощали всех, кто был в вагоне-ресторане. Как потом выяснилось, за
мой счет.
Ворочанье наверху прекратилось.
- Это как? - помолчав, озадаченно произнес Сима.
"По-хамски!" - чуть было не отрезал я. Однако сдержался и объяснил
подробнее:
- При вас было всего две тысячи, и вы не вязали лыка. Я тоже был
"подшофе", хотя и не до такой степени. А поскольку мы сидели за одним
столом и беседовали вполне дружески, официанты увели меня на кухню и там
заставили оплатить счет. Ваш.
Я взял со столика заранее приготовленную бумажку и, не глядя, сунул ему
наверх.
- Сколько там? - хмуро осведомился попутчик и опять заворочался. Счет
он принимать не спешил.
- Двадцать одна, - сказал я. - Минус две, которые нашли у вас. Минус
полторы за мой обед вместе с вашим угощением. Итого - семнадцать тысяч
пятьсот.
- Вот сволочи! - выругал Сима непонятно кого. - И ты заплатил?
Я пожал плечами и кивнул, все так же глядя в окно.
Он снова харкнул, пошелестел бумажкой и уронил ее вниз. Она влажно
шлепнулась на столик передо мной.
Хам!..
Я скрипнул зубами и промолчал.
Сима грузно спрыгнул на пол и, охнув, схватился руками за голову.
Квадратное лицо его перекосилось, деформируясь в криволинейный
параллелограмм.
- Слушай, старик... - просипел он наконец. - Почему стоим, не знаешь?
- Не знаю. Еще ночью встали. Вы мне деньги вернете или нет?
- А почему солдаты? - Он навалился на столик и стал дышать рядом,
вынудив меня вжаться в угол. - Ведь это солдаты?
- Не знаю, - сказал я сквозь зубы, хотя и сам давно уже понял, что это
солдаты. - Я вас о деньгах спрашиваю.
- Мамочка-родина! - воскликнул он почти трезвым голосом, игнорируя мой
вопрос и щурясь в окно. - "Шилка"! И вон еще... А там что за дура?.. Гадом
буду, "град"! Чего им тут надо?
- На битву пригнали, - объяснил я, не без яда в голосе. - За урожай. Вы
же видите: конец октября, а хлеба не убрали!
Сима недовольно зыркнул на меня и выпрямился.
- Все шутишь, интеллигенция, - буркнул он запустив руку за ворот
свитера и скребясь там. - Гляди, дошутишься... Нет бы узнать, что и как, а
он шуточки. Ты хоть узнал, когда мы дальше поедем? Или мне, больному, идти
самому узнавать?
- Серафим Светозарович! - сказал я. (Мне очень хотелось назвать его
как-нибудь по-другому, но я решил, что так будет ядовитее...) - Ответьте
мне честно: могу ли я рассчитывать на то, что получу обратно мои
семнадцать тысяч пятьсот рублей?
- Люблю настырных! - одобрительно сказал Сима и уселся, даже не отогнув
матрас, прямо на Танечкину постель.
- Да верну я тебе твои "бабки", верну, не дрейфь!.. - Сима выпростал
наконец руку из-под свитера, задрал его и поскреб живот, розово прущий
наружу из-под рубахи. - Но не сейчас.
Он опустил свитер, резко поднялся и снова охнул. Постоял, закатив глаза
и держась за голову, потом поднял руки и стал осторожно стаскивать с
багажной полки свой туго набитый рюкзак.
Деньги у него были: толстая пачка потертых соток и, кажется, даже
несколько тысячных, и я облегченно вздохнул. Однако Сима, не пересчитывая,
согнул пачку пополам и сунул ее в карман штанов. Потом он извлек из
рюкзака две бутылки водки. Одну из них кинул на Танечкину постель, а
вторую со стуком поставил передо мной на столик.
- На! - сказал он мне щедрым голосом. - Владей!
- Спасибо, - язвительно поблагодарил я. - И это все?
- По старой цене! - сообщил Сима, завязывая рюкзак. - Так что, считай,
задаром. Остальное потом, если живы будем.
Он выпрямился и ногой задвинул рюкзак под столик. Взял со столика
оплеванный ресторанный счет, взял свою бутылку, обтер ее и бросил счет на
пол.
- Я бы вернул тебе твои "бабки", Петрович, - продолжал он. - Прямо
сейчас вернул бы - но нельзя, понимаешь? Они сегодня еще нужны будут,
жопой чувствую!
- Это ваше самое чувствительное место? - осведомился я.
- А вот завтра они уже никому будут не нужны, - поучающе продолжал
Сима. - У тебя еще "бабки" остались?
- Не ваше дело!
Я отвернулся к окну. Фигурки солдат на сером поле были все так же до
странности неподвижны, и обе "шилки" все так же стояли как вкопанные,
задрав к небу все свои черные спички стволов. И лишь возле "града" (если
это был "град") происходила некая зловещая, потому что беззвучная,
суета... Странно: как я сумел прозевать появление этой техники? И
непонятно, откуда она появилась - разве что упала с неба или выросла
из-под земли. Ведь было видно, что поникшая серая нива поникла сама по
себе, нигде не была истерзана этим тяжелым, грохочущим, рвущим землю
железом, предназначенным убивать. Да и сейчас не было слышно никаких
звуков, не только снаружи, но и внутри вагона. То есть, вообще никаких,
кроме Симиного сопения рядом.
Он снова сел на Танечкину постель и стал шарить ногами по полу, ища
свои ботинки.
- Я пока обуюсь, - сообщил он, - а ты пока сумку поищи. У Танюхи где-то
пустая сумка была - большая такая, болоньевая. С "Аэрофлотом"...
Я демонстративно улегся на спину, заложил руки за голову.
- Идите куда собрались, Сима, - сказал я. - Я устал от вас. Если что
узнаете о причинах задержки, будьте добры, расскажите.
- Фиг тебе, Петрович! Вместе пойдем.
От прямого насилия меня спасло появление Танечки и Олега: при них Сима
почему-то робел... Может быть, потому, что Олег был его на полголовы выше
и в три раза уже в бедрах при равной ширине плеч, а свои любовно
взращенные мускулы носил не только для декорации.
Олег был очень правильным молодым человеком: не пил, не курил, избегал
жаргонных словечек, занимался четырьмя видами спорта и учился на брокера.
И если он не пропустил даму вперед, значит, у него на это были веские
причины.
- Извините, Танечка, - сказал он, едва откатив дверь купе, - вам
придется подождать, пока не выветрится.
Войдя, он сочувственно улыбнулся мне, движением руки устранил с дороги
Симу, скатал Танечкину постель и забросил ее на багажную полку.
- Сядь вон туда, - сказал Олег, еще одним движением руки передвигая
Симу в угол у двери, - и постарайся не дышать.
Сима хмыкнул.
- Ты лучше расскажи, чего узнал? Из-за какого мы тут...
Он не договорил, потому что Олег зажал его губы ладонью.
- Действительно, Олег, - поддержал я Симу. - Вы бы с нами поделились
информацией, а то мы тут сидим, ничего не знаем.
- Конечно, поделимся. - Олег улыбнулся мне, споро наводя порядок на
столике. - Всем, что имеем... Танечка! - позвал он, выглянув в коридор. -
По-моему, уже терпимо... Давайте сумку.
- Танюха! - оживился Сима. - Молодой меня заразой обзывает! Ты его за
это к телу не подпускай, а то обижусь.
- Дурак! - сказала Танечка, входя и садясь рядом со мной, напротив
Симы.
Я поспешно отвел глаза, потому что средняя пуговка на ее блузке
расстегнулась. Бюстгальтеры Танечка, видимо, никогда не носила - не было,
знаете ли, нужды.
Олег между тем раскрыл Танину болоньевую сумку с эмблемой Аэрофлота и
стал выкладывать ее содержимое на столик. Содержимого было немного, и оно
было странным. Четыре кусочка хлеба (тоненьких, явно ресторанной нарезки),
четыре баночки аджики и десятка два плоских стеклянных баночек с черной
икрой (из них Олег выстроил четыре одинаковые стопки, и одна баночка при
этом оказалась лишней).
- Все, - сказал он, сев напротив меня и аккуратно складывая сумку. - На
это ушли все наши наличные деньги. Танечкины и мои.
Сима молча протянул свою лапу, взял лишнюю баночку, повертел ее перед
глазами и положил обратно.
- Видал, на что "бабки" тратят, ослики? - сказал он мне. - Я же говорю:
мусор!
- А у вас, как я понимаю, денег уже не осталось? - спросил Олег.
- Рублей триста, - сказал я и посмотрел на Симу.
Сима сидел, сунув руки в карманы, и смотрел в потолок.
- Да, это не деньги, - согласился Олег. - Разве что покушать, если
успеете: там пока еще кормят. А на вынос - только вот это... И воды
никакой. Было сухое вино и пиво, но их уже разобрали, нам не досталось.
- А в титанах? - подал голос Сима.
- Титаны пусты. Утренний чай был последним: по расписанию мы в шесть
вечера должны быть на месте.
- Но почему... - Мне пришлось сглотнуть подступивший комок, чтобы
продолжить. - Разве это надолго? Что случилось?
- Посмотрите в окно, - Олег пожал плечами, - и вы узнаете все, что
знают другие.
- Война?
(Не знаю, кто задал этот вопрос - я, или Сима. Кажется все-таки, я.)
- Сомневаюсь, - ответил Олег. - Хотя есть и такая версия.
- Версия... - повторил я. - Почему версия? У вас что, нет никакой
информации? А проводники что говорят? А радио?
- Проводники заперлись в бригадирском вагоне и уже четвертый час
заседают. Поездное радио передает баллады Алексея Толстого вперемешку с
русскими плясовыми. Поэтому информации нет, одни слухи. Если хотите, могу
изложить.
- Валяй, старик, - сказал Сима. - Время терпит.
- Хорошо. Версий множество, я перечисляю основные...
Основные версии Олега сводились к:
а) Авария. Впереди столкнулись два состава. Если бы это было так, мы бы
давно двинулись обратно в Березино и перешли на запасный путь. ("И ворон
не видать, - заметил Сима. - Со всех сторон летели бы".)
б) Березино отделилось от Бирюкове - а наш состав оказался на спорной
территории. Пока две мэрии не договорятся, где ставить таможню, нас не
пустят ни туда, ни обратно. Вполне похоже на правду - особенно если
вспомнить, что Березино находится в Тунгусии, а Бирюково в Корякии. (Так
решил Сима, но, по-моему, напутал: Корякия где-то не здесь...)
в) Военные проводили некие жутко секретные испытания. У них взорвалось
не там, где надо, а нам не повезло: попали под воздействие. Теперь нас
объявили подопытным материалом и будут изучать последствия.
г) Изучать нас действительно будут, но никакие не военные, а гончепсяне
- гуманоиды из созвездия Гончих Псов. Светящийся дискоид со щупальцами,
который ночью видели две женщины и один мальчик из девятого вагона, был на
самом деле побочным эффектом пространственной свертки - так что теперь мы
от всего отделены. Солдаты никакие не солдаты, и "шилки" никакие не
"шилки". То и другое - муляжи, наскоро сооруженные гончепсянами для
правдоподобия. Заметили, что скоро полдень, а солнца не видно? То-то! (Эту
версию Сима никак не прокомментировал. Выслушал молча, приоткрыв от
внимания рот, и даже не чесался.)
д) Все это выдумки - а на самом деле китайцы тридцать лет готовились и
вот наконец напали. Ничего не слышно, потому что фронт пока еще далеко, но
вся прифронтовая стокилометровой ширины полоса взята в режим.
е) Это все жиды! ("И кацапы с чурками".)
ж) Не жиды, а жидов, потому что давно пора. Россия для русских!..
з) И это еще далеко не все, потому что версия о гончепсянах имеет
бессчетное множество вариаций, более или менее трансцендентных: все
различные сдвиги во времени, параллельные пространства, раскрепощение
сатанинских или божественных сил и даже - неуклюжесть одряхлевшего
тибетского далай-ламы, задевшего локтем тот самый заварочный чайник
(сработанный из сардониксовой скорлупы яйца Дунги-Гонгма), в котором
содержится наша Вселенная...
- Про гончих псов ты клево загнул, - заявил Сима. - А только вертухаи -
настоящие, гадом буду. Глянь, как стоят!
Мы глянули. Картина за окном вагона была все та же, только цепочка
солдат вроде бы стала погуще. И беззвучная суета возле "града" (если это
был "град") прекратилась - теперь его стволы смотрели не прямо на нас, а в
сторону, туда, где была голова состава.
- Надо как-то добраться до проводников, - сказал я.
- Что ж, попытайтесь, - согласился Олег. - Мы пытались.
- Они в каком сидят? - спросил Сима.
- В пятом, - ответил Олег. - Через один после ресторана. Но тамбур
закрыт. Еще хорошо, что ресторан с нашей стороны.
- Точно, - сказал Сима. - Жрать захотят - откроют. Идешь, Петрович? Я
пошел!
Я наконец нашарил свои туфли (они оказались под Симиным рюкзаком) и
молча стал обуваться. Этого типа, видимо, придется терпеть. И, может быть,
долго.
- Танюха, мы твою сумку возьмем, - сообщил Сима. - Ты застегнись, не
смущай Петровича.
Ну, хам и хам!
Уже выпустив меня из купе и выходя сам, Серафим Святый вдруг сделал
широкий жест.
- Там, - сказал он, полуобернувшись в дверях и тыча рукой на свой
рюкзак под столиком, - шмат сала, яблоки, печенье и два пузыря сухача из
падалок. Это мое, дозволяю присовокупить. И еще мак в торбочке, три кило,
но это родичам передали... Пошли, Петрович!
"Все равно хам..." - подумал я не очень уверенно. И, как бы специально
для того, чтобы не оставить у меня ни малейших сомнений в его нутряной
сути, Сима, еще не до конца задвинув дверь, сунулся губами к щели и
проговорил:
- Танюха! Молодого к телу не подпускай! Обижусь.
- В следующий раз дам по морде, - спокойно сказал Олег, и Сима,
гоготнув, захлопнул дверь.
