ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

  Следы  были совсем свежие. Ахабьев присел на корточки, отложил палку
в  сторону  и  обвел  кончиками  пальцев  глубокие  отпечатки  в сырой после
ночного  дождя  земле. Каждый след имел около десяти сантиметров в диаметре,
а расстояние между ними превышало метр.
 Сомнений не оставалось. Здесь прошел Зверь.
  Ахабьев  выпрямился  и подышал на озябшие ладони. Потом сунул руки в
карманы штормовки и поднял голову к небу.
   Холодное   осеннее  небо  со  свинцовым  равнодушием  нависало  над
высокими  верхушками  корабельных  сосен.  В лесу стояла прозрачная, хрупкая
тишина,  чуть  подернутая  тающим  утренним туманом. Ахабьев прикрыл глаза и
подумал - уже скоро. Очень скоро. На этой неделе.
  Он  опустил  голову  и  снова  взглянул  на следы. Уверенные, наглые
отпечатки  лап  Зверя. Зверь не петлял и не пытался запутать охотника. Зверь
бросал вызов.
  Что  ж, тем лучше, решил Ахабьев. Тем проще и мне, и ему. Тем скорее
все  кончится...  Он  почувствовал спокойную уверенность в своих силах. Я не
могу  проиграть,  сказал он себе. Я просто не имею права на поражение - ведь
другого шанса может и не быть.
  Но  теперь пора возвращаться. Уже рассвело. Зверя надо искать ночью,
не  сейчас.  Да  и  не  готов  я  пока к встрече. Ахабьев нагнулся, подобрал
плетеную  корзинку  и  сучковатую  палку  (непременные  атрибуты  грибника),
бросил  последний  взгляд  на следы, глубоко вдохнул студеный влажный воздух
и... замер, боясь пошевелиться.
  Где-то  далеко-далеко,  на  самом  пределе  слышимости  сухо треснул
выстрел. А вслед за ним раздалось жалобное поскуливание.
 Сердце оборвалось в груди.
  -  Нет,  -  прошептал он помертвевшими губами. - Нет. Этого не может
быть.
 Снова треск, и поскуливание оборвалось.
  Ахабьева  прошиб  пот.  Скулы  свело  судорогой.  От  обиды  к горлу
подкатил тугой ком. На виске запульсировала жилка...
  Возьми  себя  в  руки, приказал он. Соберись. Убей в себе эмоции. Ты
еще  ничего  не  знаешь.  Ты  можешь  только  догадываться.  И уже начинаешь
паниковать.
 Ты же охотник, черт тебя подери!
  Эта  мысль  успокоила.  Он  резко  выдохнул  и  заставил себя думать
спокойно.  Стреляли  в  Сосновке  -  больше  негде;  это  раз.  Стреляли  из
пистолета,  это ясно по отрывистому и короткому звуку - это два. Стреляли не
в человека, люди не скулят...
 А в кого?
 Это не мог быть Зверь. Просто не мог. Уже ведь утро, так?
  Ехидный  голосок  в  глубине сознания посоветовал Ахабьеву не стоять
истуканом  на  одном  месте,  а сходить и разузнать все самому. В кого могут
стрелять  из  пистолета в полвосьмого утра в дачном поселке Сосновка? Давай,
охотник, шевели ногами. Тебя ноги кормят...
  Но  всю  дорогу  назад,  пока Ахабьев тщетно пытался не срываться на
бег, в голове его раненой птицей яростно билась пугающе привычная мысль.
  Убитый,  кем  бы  он ни был - не Зверь. Зверя не могли застрелить из
пистолета. Это было бы неправильно. Никто не мог убить Зверя. Никто.
 Кроме меня.

x x x

 "Почему я?
  Каждый  из  нас  задавал  себе этот вопрос. Мой отец, дед, прадед...
Все  мы  хоть  раз  в  жизни  терзались  неразрешимой загадкой. Проклятие ли
тяготеет  над  родом  Ахабьевых  или  же  судьба  наша  -  есть  дар  Божий?
Избранники ли мы Господни или жертвы неумолимой Судьбы?
 И главное - почему мы?
  Но  сколько  бы  раз не звучал этот вопрос в наших израненных душах,
от  предназначения не бежал никто. Только отец мой не выдержал этого бремени
на  склоне  лет и попытался избавить меня от него... Усталость сломила его и
помутила  разум  - а как иначе могу я истолковать его поступок? Ведь он знал
ответ!
  Как  знали  его деды и прадеды наши... Знаю ответ и я. И ты, Володя,
тоже когда-нибудь поймешь.
 Ведь если не мы - то кто?"

                                   Из дневников Аркадия Матвеевича Ахабьева,
                           унтер-егермейстера Его Императорского Величества.