Драма
Эфраим Севелла. - Мама
Скачать Эфраим Севелла. - Мама
"Странная затея, - сказал мой друг, который считает себя большим
знатоком в делах литературных. - Книга о маменькином сынке... Кого такая
книга заинтересует? Детей? Сомневаюсь... Дети предпочитают героев...
Храбрых... Отчаянных... Смекалистых... Хитрых... Изворотливых... Жестоких.
Но тихоня? Слишком приличный и добрый?.. Мальчик, который мухи не обидит?
Кому он нужен?
Ну, а уж любовь этого мальчика к своей матери... выглядит совсем
старомодной и нелепой в наши дни. Вы меня простите, но это нетипично. Любят
красивых женщин... ну, любят еще своих детей... ну, порой даже любят свою
Родину... И такое случается в наш век. Но о матери кто вспоминает? Вырастает
птенец, улетает из гнезда и еще хорошо, если раз в год письмо напишет
матери.
Нет, нет, история о горячей и беззаветной любви сына к своей матери,
поверьте мне, не будет пользоваться спросом. Это, к моему сожалению, так же
верно, как и то, что завтра будет дождь."
Мой приятель глянул в окно и добавил: "Я чувствую перемену погоды
лучше, чем барометр. Вот увидите."
Назавтра было ясное солнечное утро.
И я с легким сердцем засел за книгу о маменькином сынке, о его любви к
своей матери.
***
Я начну рассказ не с утра, а с вечера. Когда солнце, устав любоваться
нашим городом, скатывается за тихую речку Вилшо и там, за кудрявыми зелеными
холмами, укладывается на ночь. А город, уютно залегший среди мягких холмов,
прощается с солнышком, переливчато играя его лучами на золотых куполах
церквей.
Я не знаю города в мире, где было бы столько церквей, как в Вильно.
Может быть, только в Риме. Но Рим есть Рим. Там живет сам папа римский.
А Вильно что? Я полагаю, не каждый, кто возьмет' в руки мою книжку,
прежде знал, что вообще есть на земле такой город.
Есть такой город. И если вам не посчастливилось там побывать, то вы
очень много потеряли. Потому что этот город уникальный. Удивительной красоты
и еще более удивительной судьбы.
И такой древний, и так хорошо каким-то чудом уцелевший, что ходишь по
каменным плитам его тротуаров, как по залам музея, и на каждом повороте
узенькой улочки обмираешь перед открывшимся взору волшебным видом.
В кино, чтоб показать такие улочки и дворики, строят дорогостоящие
декорации. А в Вильно вы разгуливаете по ним совершенно беззаботно, и лишь
ваш современный костюм кажется вам не совсем уместным среди окружающей
древности.
Всего в ширину раскинутых рук, улочки с подслеповатыми домишками с
железными резными флюгерами под красной черепицей крыш. Стены у домишек
толстые, как у старинных крепостей, и окошечки глубокие, как бойницы. Потому
и устояли они не один век, и булыжник их неровных мостовых помнит цокот
копыт прикрытых латами коней, на которых восседали с мечами и копьями рыцари
из войск литовских князей и польских королей.
А выйдешь на простор Кафедральной площади, и перед тобой - древние
Афины. Парфенон. Белокаменная копия с него. Величественный Кафедральный
собор с фигурами апостолов в нишах между колонн.
Квадратные серые плиты площади чисты, без пылинки, и это не тщеславная
выдумка виленских фантазеров, что моют их регулярно горячей водой с мылом.
Над площадью, высоко на зеленом холме, красные руины крепостной башни.
И башня, и холм носят имя Геди-мина. Имя литовского князя, основателя
города.
Дальше за этим холмом - другой, тоже весь в зелени, из которой в небо
устремились три огромных каменных креста. В память об обращении в
христианство язычников, населявших долину Вилии у подножия этих холмов.
А какие дворцы всех стилей и эпох глядят из парков и садов! С каменными
львами, стерегущими входы. С могучими атлантами, плечами подпирающими
балконы. Имена владельцев этих дворцов - живая история польского
королевства. Сапеги, Чарторыйские, Тышкевичи, Радзивиллы.
А какие жалкие хибарки в кварталах бедняков! Какие запахи! Какая вонь!
Но и лохмотья Вильно тоже живописные и яркие, как и все в этом неповторимом
городе.
Но не в дворцах и хибарках прелесть этого города. Его украшение -
церкви. Хоровод многоцветных колоколен над красной черепицей крыш, над
дымоходами с кружевными железными флюгерами под перезвон колоколов больших и
малых.
Костел Святых Петра и Павла, костел Святой Терезы, костел Святого
Рафаила, костел Святого Казимира, Святого Иоанна, Святого Михаила.
Город, где поселились все Святые!
Костелы и монастыри кармелиток, францисканцев, доминиканцев,
августинцев.
Неповторимая красота виленских храмов приводила в восторженный трепет
гордых чужеземцев, и французский император Наполеон Бонапарт, увидев
каменное кружево костела Святой Анны, вымолвил, когда к нему вернулся дар
речи, слова, которые не забыли в Вильно до сих пор:
- Я бы это чудо унес на ладони в Париж.
Если верить ученым, Вильно основали литовцы и город долго был их
столицей. Потом там обосновались поляки, потеснив литовцев. Потом туда
докатились татар-
ские орды. Потом город заняли русские, побив и тех, и других, и
третьих. Потом город снова стал польским. Потом его взяли немцы и уступили
русским. А те его вернули Литве, но при этом захватили Литву и вместе с ней
Вильно. Потом...
В городе вы можете встретить кого угодно. Потомков всех завоевателей.
Но больше всего испокон веку было в городе евреев. Которые никогда этот
город не завоевывали, не предавали его огню и мечу. А приходили к его стенам
с котомками за плечами, изгнанные с насиженных мест, и смиренно просили у
горожан приюта и крова. Селились в худших местах, там, где христианин бы
жить не согласился. Возводили жилища, своими искусными руками портных и
сапожников обували и одевали горожан, плодились и преумножались. И среди
костелов и церквей, стараясь никого не потеснить, робко поднимались стены
иудейских храмов-синагог с шестиконечной звездой Давида над входом.
И еврейская речь, идиш - сладкий язык мамы, ма-менлошн - разливался из
края в край по всему городу. И язык этот - литвак, самый сочный и напевный
из всех диалектов еврейской речи, стал языком ученых и писателей, богословов
и раввинов, портных и цирюльников. А сам Вильно в еврейском народе прозвали
Иерусалимом Европы. Потому что отсюда на все страны, где жили евреи, исходил
свет мудрости древнейшего народа, его горький юмор, со слезою смешанный, и
древние песни, пережившие века и погромы и поныне согревающие сердца людей.
Еврейские песни пели на улицах.
Стоило на Погулянке появиться уличным певцам и затянуть под стон
скрипки старую как мир песню "Ди идише маме" ("Еврейская мама"), и кто б ни
проходил мимо: набожный еврей ли в черном кафтане с пейсами, или поляк -
дровосек из ближней деревни, забредший в город с пилой и топором на плече,
или литовец - разносчик зелени, или даже участковый полицейский, - каждый
замедлит шаг, иногда и остановится, и уж непременно бросит в смятую шляпу на
тротуаре один грош, а то и два.
Потому что у каждого человека есть или была мама. И песня о маме тронет
и смягчит любое сердце.
Стоят певцы парой. Старик в мятой одежде, прижав деку скрипки
подбородком и плавно водя смычком вверх и вниз. Глаза его закрыты. Не от
слепоты, упаси Боже! От блаженства. Сам музыкант наслаждается дивной
мелодией и смежил веки, чтоб ничто не мешало погрузиться в ее сладкие звуки.
А поет женщина. Возможно, жена скрипача. Тоже небогато одетая. Но аккуратно
и чисто. Ведь от богатства на улицу петь не пойдешь.
Поют уличные певцы о еврейской маме печальную песню и сладкую до слез,
как память об ушедшем детстве, о теплых и нежных маминых руках, о ее
всепрощающей улыбке. И у слушателей навертываются слезы на глаза, а лица
размягчаются, добреют.
