Научно-фантастическая литература
Кир БУЛЫЧЕВ - Журавль в руках
Скачать Кир БУЛЫЧЕВ - Журавль в руках
Базар в городе был маленький: три ряда крытых деревянных прилавков и
неширокий двор на котором жевали овес запряженные лошади. С телег
торговали картошкой и капустой.
Будто принимая парад, я прошел мимо крынок с молоком банок со сметаной
кувшинов, полных коричневого тягучего меда, мимо подносов с
крыжовником, мисок с черникой и красной смородиной, кучек грибов и
горок зелени. Товары были освещены солнцем, сами хозяева скрывались в
тени, надо было подойти поближе, чтобы их разглядеть.
Увидев ту женщину, я удивился насколько она не принадлежит к этому
устоявшемуся обычному уютному миру.
И как бывает со мной, я сразу придумал ей дом, жизнь, окружающих людей.
Я решил, что она приехала из затерянного в лесу раскольничьего скита,
где ее отец мрачный, неумный, но цепкий старик главенствует над
несколькими старушками. Там живет ее мать, растолстевшая, ленивая, с
отекшими ногами. И она, никогда не ходившая в школу, не знавшая
сверстниц, и теперь за постом и молитвами, к двадцати пяти годам
переставшая в них нуждаться.
В отличие от прочих торговок женщина никого не окликала, не предлагала
своего товаpa - крупных яиц в корзине и ранних помидоров, сложенных у
весов аккуратной пирамидкой, словно ядра у пушки.
Она была в застиранном голубом ситцевом платье, тонкие загоревшие руки
были обнажены. Она смотрела над головами прохожих, словно глубоко
задумалась. Цвета волос и глаз я не разглядел, потому что женщина низко
подвязала белый платок, и он козырьком выдавался надо лбом. Если
кто-нибудь подходил к ней, она, отвечая улыбалась. Улыбка была
несмелой, но доверчивой.
Женщина почувствовала мои взгляд и обернулась. Так быстро, готовая
бежать, оборачивается лань.
Я отвел глаза.
Нет, она никогда не была в раскольничьем скиту. И не потому, что в этих
местах леса небольшие, они перемежались полями и лугами вдоль
обмелевших речек и неглубоких озер, все искони было обжито, скитов не
знали отродясь. Просто у нее на шее на тонкой цепочке висел
отшлифованный кусочек янтаря, а не крестик.
Она живет в далекой деревне, и ее муж, коренастый, крепкий и беспутный,
велел про дать накопившиеся за неделю яйца и поспевшие помидоры. Потом
он пропьет привезенные деньги и мучимый похмельным раскаянием, купит на
остатки платочек маленькой дочери.
Мне хотелось услышать ее голос. Я не мог уйти, не услышав его. Я
подошел и, стараясь не смотреть ей в глаза, попросил продать десяток
яиц. Тетя Алена ничего мне не говорила о яйцах - она велела купить
молодой картошки к обеду. И зеленого лука.
Я смотрел на тонкие руки с длинными сухими пальцами. На безымянном
пальце было тонкое золотое колечко - я прав, она замужем.
- Сколько я вам должен? - спросил я заглянув в лицо (глаза у нее
оказались светлые - кажется, серые).
- Рубль - сказала женщина, сворачивая из газеты кулек и осторожно
укладывая туда яйца. Я взял пакет. Яйца были крупные, длинные, а
скорлупа - чуть розоватой.
- Издалека привезли? - спросил я.
- Издалека.
Она не глядела на меня.
- Спасибо - сказал я - Вы завтра здесь будете?
- Не знаю.
Голос был низким, глухим, даже хрипловатым, и она произносила слова
тщательно и раздельно, словно русский язык был ей неродным.
Когда я вернулся домой, тетя Алена удивилась моей неловкой лжи о том,
что молодой картошки на рынке не было, взяла кулек с яйцами отнесла его
на кухню и оттуда крикнула:
- Чего ты купил Коля? Яйца-то не куриные.
- А какие? - спросил я.
- Утиные, наверно. Почем платил?
- Рубль.
Я прошел на кухню. Тетя Алена выложила яйца на тарелку, и они в самом
деле показались мне совсем непохожими на куриные. Я сказал:
- Самые обыкновенные яйца тетя. Куриные.
Тетя Алена чистила морковку. Она развела руками - в одной зажата
морковка в другой нож. Вся ее поза говорила "Если тебе угодно "
Тетя Алена - единственный оставшийся у меня родственник. Пятый год
подряд я обещал приехать к ней, все обманывал и вдруг приехал Причиной
тому не столько ненужная московская ссора, крушение моих планов, а
вспыхнувший страх перед временем, могущим отнять у меня тетю Алену,
которая пишет обстоятельные письма со старомодными рассуждениями и
укорами погоде, присылает поздравления к праздникам и дню рождения и
ежегодные банки с вареньем и ничем не выказывает обид на мои пустые
обещания.
Когда я приехал, тетя Алена не сразу поверила своему счастью. Я знаю,
что она иногда поднималась ночами и подходила ко мне, чтобы убедиться,
что я здесь Детей у нее не было, мужа убили на фронте, и меня она
любила более, чем я того заслуживал.
Не успел я прожить неделю в тихом городке на краю полей и лесов, как, в
который раз убедившись, что отдыхать не умею, начал тосковать по
неустроенной привычной жизни, по корешкам Вольфсона и Трепетова на
верхней полке и своей заочной, уже ненужной с ними полемике. И ссора,
толкнувшая меня примчаться сюда, начала приобретать свои
действительные, скромные масштабы. Ну, не поеду я в Хорог, ну, уйду из
института. И что изменится? Будет другая, почти такая же лаборатория и
очень похожие разговоры и конфликты. А уехать так вот, сразу, когда
тетя Алена заранее грустила о том, как скоротечны оставшиеся мне здесь
две недели, было жестоко.
- Ты, наверно, куриных яиц и не видел, - сказала тетя Алена - И чем
только вас в Москве кормят?
- Лучший способ разрешить наш спор, - ответил я, перейдя из кухни в
комнату и раскрывая старый номер "Иностранной литературы", - разбить
два яйца и поджарить. Перед ужином я напомнил тете о своей просьбе.
- Может, до продовольственного добегу? - сказала тетя - Простых куплю.
- Нет уж. Рискнем.
Поставив передо мной яичницу, тетя Алена налила себе заварки из
чайника, извлеченного из-под весьма подержанной, но все еще гордой
ватной барыни, долила кипятком из самовара и отколола щипчиками
аккуратный кубик сахара Она делала вид, что мои эксперименты с яичницей
ее не интересуют, плеснула чаю на блюдце, но в этот момент я занес
вилку над тарелкой, и она не выдержала:
- Я на твоем месте, - сказала она, - ограничилась бы чаем. Желтки были
крупными, выпуклыми, словно половинки спелых яблок. Я подумал, что
интересно бы подсчитать СЭП желтков.
- Посолить не забудь, - сказала тетя, полагая, что мною овладела
нерешительность. В ее голосе звучала ирония. Она поправила очки,
которые всегда съезжали на сухонький, острый нос - Не робей.
На вкус яичница была почти как настоящая, хотя, конечно, не приходилось
сомневаться в том, что прекрасная незнакомка продала мне вместо куриных
какие-то иные, неизвестные в наших краях яйца, и я доставил
удовольствие тете Алене, спросив:
- А какие яйца у тетеревов?
- Почему только тетерева? Есть еще вальдшнепы, глухари и даже журавли и
орлы. Все птицы несут яйца - Тетя Алена много лет учила в школе, и ее
назидательная ирония была профессиональной.
- Правильно, - не сдался я - Страусы, соловьи и даже утконосы. Но
главное в яйцах - их питательность. И вкус. А яичница отменная.
Когда стемнело, я вдруг поднялся и отправился гулять. В городском парке
отыскал скамейку неподалеку от танцевальной веранды. Я курил и был
снисходителен к мальчишкам и девчонкам, плясавшим под плохой, но
старательный оркестр, и даже поспорил с сердитым стариком, обличавшим
моды и прически ребят с таким энтузиазмом, что я представил, как он
приходит сюда каждый вечер, влекомый неправильностью того, что здесь
происходит, и почти детским негативизмом. Призывая старика к
терпимости, я неожиданно испугался, что стал куда ближе к нему, чем к
ребятам, и защищаю даже не их, а самого себя, каким был лет двадцать
назад. А ребята, стоявшие неподалеку, слышали наш спор, но говорили о
своем и тоже были снисходительны к нам. Что из того, что я могу
представить себе, как накопилось электричество в невидной за желтыми
фонарями туче и блеснуло зарницей над театрально подсвеченными
деревьями, и вижу энергию, которая заставляет присевшую на скамейку
капельку росы подняться шариком, потому что выучил ненужный этим
ребятам пустяк: энергия поверхностного натяжения воды - все та же
неотвязчивая СЭП - при двадцати градусах равна 72,5 эрга на квадратный
сантиметр. Вот так-то. И ребята в лучшем положении, чем брюзгливый
старик, - кто-то из них еще узнает эту и другие цифры. И полюбит их. И
поднимется в небо в погоне за сизыми журавлями туч. А старик уже ничего
не полюбит.
- Всех остричь, - настаивал старик - У них там вши заведутся. Точно говорю.
Валя Дмитриев погиб этой весной, измеряя СЭП в грозовой туче. У него
тоже были длинные волосы, до плеч, и как раз в то утро зам по кадрам
устроил ему беседу о внешнем виде молодого ученого.
Я ушел.
