Женский роман
Виктория ТОКАРЕВА - Я ЕСТЬ. ТЫ ЕСТЬ. ОН ЕСТЬ
Скачать Виктория ТОКАРЕВА - Я ЕСТЬ. ТЫ ЕСТЬ. ОН ЕСТЬ
Анна ждала домой взрослого сына.
Шел уже третий час ночи. Анна перебирала в голове все возможные
варианты. Первое: сын в общежитии с искусственной блондинкой,
носительницей СПИДа Вирус уже ввинчивается в капилляр. Еще секунда - и
СПИД в кровеносной системе. Плывет себе, отдыхает. Теперь ее сын умрет
от иммунодефицита. Сначала похудеет, станет прозрачным и растает как
свеча. И она будет его хоронить и скрывать причину смерти. О Господи!
Лучше бы он тогда женился. Зачем, зачем отговорила его два года назад?
Но как не отговорить, девица из Мариуполя, на шесть лет старше. И это
еще не все. Имеет ребенка, но она его не имеет. Сдала государству до
трех лет. Сдала на чужие руки - а сама на поиски мужа в Москву. А этот
дурак разбежался, запутался в собственном благородстве, как в соплях.
Собрался в загс. Анна спрятала паспорт.
Чего только не выслушала. Чего сама не наговорила. В церковь ходила.
Богу молилась на коленях. Но отбила.
Победа. Теперь вот сиди и жди.
Нервы расходились. Надо взять себя в руки. Надо поговорить с собой.
"Перестань, - сказала себе Анна. - Что за фантазии? Почему в
общежитии? Почему СПИД? Может, он не у женщины, а с друзьями. Пьют у
кого-нибудь на кухне. Потом разойдутся".
А вдруг пьяная драка? Он ударит, его ударят, и он валяется, истекает
кровью. А может, его выбросили в окно и он лежит с отсутствующим лицом и
отбитыми внутренностями. Господи... Если бы он был жив, позвонил бы.
Он всегда звонит. Значит - не жив. Не жив - это мертв.
Анна подошла к телефону, набрала 09. Спросила бюро несчастных
случаев. Ей продиктовали.
- Але... - отозвался сонный голос в бюро.
- Простите, к вам не поступал молодой мужчина? - спросила Анна.
- Сколько лет?
- Двадцать семь, - Во что одет?
Анна стала вспоминать.
- Валь, - сказал недовольный голос в трубке, - ну что ты заварила? Я,
по-твоему, это пойло пить должна?
"У людей несчастье, а они про чай", - подумала Анна.
И в этот момент раздался звонок в дверь.
Анна бросила трубку. Метнулась к двери. Открыла.
Сбылось и первое, и второе. И женщина, и пьяный.
Правда, живой. Улыбается. Рядом - блондинка. Красивая. Анне было не
до нее, глянула краем глаза, но даже краем заметила - красавица. Можно
запускать да конкурс красоты.
- Мамочка, знакомься, это Ирочка. - Олег еле собирал для слов пьяные
губы.
- Очень приятно, - сказала Анна.
При Ирочке неудобно было дать сыну затрещину, но очень хотелось.
Прямо рука чесалась.
- А можно Ирочка у нас переночует? А то ей в общежитие не попасть. У
них двери запирают.
"Так. Общежитие, - отметила Анна. - Еще одна лимитчица".
- А из какого вы города? - спросила Анна.
- Из Ставрополя, - ответил за нее Олег.
Та из Мариуполя, эта из Ставрополя. Греческие поселения.
Анна посторонилась, пропуская молодую пару. От обоих пахло спиртным.
Они просочились в комнату Олега. Оттуда раздался выстрел. Это рухнул
диванный матрас, Анна знала этот звук. Потом раздался хохот, как в
русалочьем пруду. Шабаш какой-то.
Тяжело иметь взрослого сына. Маленький - боялась, что выпадет из
окна, поменялась на первый этаж. Теперь в случае чего - не разменять. В
армию пошел - боялась, что дедовщина покалечит. Теперь вырос - и все
равно.
Анна не могла заснуть. Вертелась. Зачем-то считала количество букв в
городах: Мариуполь - девять букв, Ставрополь - десять. Ну и что? Было бы
двое детей - не так бы сходила с ума. Но второго ребенка не хотела: с
мужем жили ровно, все завидовали: "Какая семья". И только он... И только
она знала, как все это хрупко. Анна хотела новой любви. Не искала, но
ждала. Второй ребенок лишал бы маневренности.
Анна ходила и смотрела куда-то вдаль, поверх головы своего мужа, как
будто высматривала настоящее счастье.
Все кончилось в одночасье. Муж умер в проходной своего
научно-исследовательского института. Ушел на работу, а через час
позвонили. Нету человека.
Анна сопровождала его в морг. Ехали на "скорой".
Муж лежал, будто спал. Наверное, он не заметил, что умер.
Анна не отрываясь вглядывалась в лицо, пытаясь прочитать его
последние ощущения. Смотрела на живот, на то место, которое всегда было
таким живым. И если там умерло, значит, его действительно нет.
Однажды приснился сон: муж сидит перед ней, улыбается.
- Ты же умер, - удивилась Анна.
- Я влюбился, в этом дело, - объяснил муж. - Встретил женщину. Не мог
оторваться. Но мне было жаль тебя.
Я притворился, что умер. А вообще я живой.
Анна проснулась тогда и плакала. Она, конечно, знала, что мужа нет.
Но сон показался правдой. Муж, наверное, кого-то любил, но не посмел
переступить через семью.
Рвался и умер. Лучше бы ушел.
После смерти мужа Анна осталась одна. Сорок два года. Выглядела на
тридцать пять. Многие претенденты распускали слюни, как вожжи. Однако
семьи не получалось. У каждого дома была своя семья. Норовили записаться
в сынки, чтобы их накормили, напоили, спать уложили и за них бы все и
проделали.
Была, конечно, и любовь, что там говорить... Чудной был человек,
похожий на чеховского Вершинина: чистый, несчастный и жена сумасшедшая.
И нищий, конечно. Это до перестройки. А в последнее время вступил в
кооператив, стал зарабатывать две тысячи в месяц. Нули замаячили. Не
человек - гончая собака. И уже ни томления, ни страдания - завален
делами выше головы. Некогда?
Сиди работай. Устал? Иди домой. Он обижался, как будто ему говорили
что-то обидное. Он хотел еще и любви в придачу к нулям.
В один прекрасный день Анна поняла: у нее все было.
В прошедшем времени. Плюсквамперфект. И то, что казалось временным, и
было настоящим: муж, дом, общий ребенок. Семья. Но мужа нет. И дальше -
тишина. Самый честный союз - это союз с одиночеством.
Женщина не может без душевного пристанища. Пристанище - сын. Умница.
Красавец. Перетекла в сына.
А сын за стеной перетекает в Ирочку. Из Ставрополя. Десять букв.
Мариуполь - девять. А что еще остается? Только буквы считать.
***
Ирочка проснулась в час дня.
За это время Олег встал, сделал завтрак, позавтракал, ушел на работу
и сделал плановую операцию.
Анна за это время сходила в магазин, приготовила обед - курицу с
овощами - и села за работу.
В учебной программе шли большие перемены. Историю СССР практически
переписывали заново. Дети не сдавали экзамен.
У Анны - французский язык. В этом отсеке все как было: je suis, tu
est, il est. Я есть. Ты есть. Он есть.
Возникали учителя-новаторы: ускоренный метод, изучение во сне. Анна
относилась к этому скептически, как к диете. Быстро худеешь, быстро
набираешь. Ускоренно обретенные знания так же скоро улетучиваются. Лучше
всего по старинке: обрел знание - закрепил. Еще обрел - еще закрепил.
Анна сидела за столом. Работа шла плохо, потому что в доме находился
посторонний человек.
Наконец задвигалось, зашлепало босыми ногами, зажурчало душем.
"Надо накормить, - подумала Анна. - Молодые, они прожорливые". Вышла
на кухню, поставила кофе.
Из ванной явилась Ирочка в пижаме Олега. Утром она была такая же
красивая, как вечером. Даже красивее.
Безмятежный чистый лоб, прямые волосы Офелии, промытые молодостью
синие глаза. Интересно, если бы Офелия переночевала у Гамлета и утром
явилась его мамаше, королеве...
Анна не помнила точно, почему Офелия утопилась.
Эта не утопится. Всех вокруг перетопит, а сама сядет пить кофе с
сигаретой.
- Доброе утро, - поздоровалась Ирочка.
- Добрый день, - уточнила Анна.
Ирочка села к столу и стала есть молча, не глядя на Анну. Как в купе
поезда.
- А вы учитесь или работаете? - осторожно спросила Анна.
- Я учусь в университете, на биофаке.
"
"Значит, общежитие университетское", - поняла Анна.
- На каком курсе?
- На первом.
"Значит, лет восемнадцать-девятнадцать", - посчитала Анна. Олегу
двадцать семь.
- А родители у вас есть?
- В принципе есть.
- В принципе - это как? - не поняла Анна.
- Люди ведь не размножаются отводками и черенками. Значит, у каждого
человека есть два родителя.
- Они в разводе? - догадалась Анна.
Ирочка не ответила. Закурила, стряхивая пепел в блюдце.
"Курит, - подумала Анна. - А может, и пьет".
- А вы не опоздаете в университет? - деликатно спросила Анна.
- У нас каникулы.
Анна вспомнила, что студенческие каникулы в конце января - начале
февраля. Да, действительно каникулы.
Не собирается ли Ирочка провести у них две недели?
- А почему вы не поехали в Ставрополь? - осторожно поинтересовалась
Анна. - Разве вы не соскучились по дому?
- Олег не может. У него работа.
- А у вас с Олегом что? - Анна замерла с ложкой.
- У нас с Олегом все.
Зазвонил телефон. Аппарат стоял на столе. Анна хотела привычным
движением снять трубку, но Ирочка оказалась проворнее. Ее тонкая рука
змеиным броском метнулась в воздухе. И с добычей-трубкой обратно к уху.
- Да... - проговорила Ирочка низко и длинно.
В этом "да" были все впечатления прошедшей ночи и предвкушения
будущей.
После "да" было "я" - такое же длинное, как выдох.
Это звонил Олег. Ирочка произносила только два слова - "да" и "я". Но
это были такие "да" и "я", что Анне стыдно было при этом присутствовать.
Наконец Ирочка замолчала и посмотрела на Анну умоляюще-выталкивающим
взглядом.
Анна вышла из кухни. Подумала при этом: "Интересно, кто у кого в
гостях..."
Каждая семья имеет свои традиции, ибо человек без традиций голый.
Равно как и общество. Общество, порвавшее с традициями, обрубает якорную
цепь, и его корабль болтается по воле волн или еще по чьей-то воле.
В традиции Олега и Анны входило звонить друг другу на работу,
отмечаться во времени и пространстве: "Ты есть, я есть. И ничего не
страшно: ни социальные катаклизмы, ни личные враги. Ты есть, я есть. Мы
есть".
В традиции входило открывать друг другу дверь, встречать у порога,
как преданная собака. Выражать радость, махать хвостом. Потом вести на
кухню и ставить под нос миску с божественными запахами.
И сегодня Олег позвонил в обычное время. Анна заторопилась, но на
пути возникла Ирочка.
- Он попросил, чтобы я открыла.
Анна растерялась, сделала шаг назад. Привилегии отбираются, как во
время перестройки. В семье шла перестройка.
Ирочка тем временем распахнула дверь и повисла на Олеге в прямом
смысле слова Уцепилась руками за шею и подогнула ноги. Обычно Олег
целовал мать в щеку, но сегодня между ними висело пятьдесят килограмм
Ирочки.
Олега, похоже, не огорчало препятствие. Он обхватил Ирочку за спину,
чтобы удобнее виселось, они загородили всю прихожую и из прихожей
вывалились в комнату Олега и пропали.
Курица стыла. Устои дома рушились. Еще час такой жизни - и упадет
потолок, подставив всем ветрам жилище.
Вечером Анна подстерегла момент и тихо спросила:
- А Ирочка, что, не собирается в общежитие?
- Видишь ли... - Олег замялся. Потом вскинул голову, как партизан
перед расстрелом. - Мы поженились, мама.
- В каком смысле? - не поверила Анна.
- Ну в каком смысле женятся?
- И расписались?
- Естественно.
- И свадьба была?
- Была.
- В общежитии?
- Нет. В ресторане.
- На какие деньги?
Анна задавала побочные, несущественные вопросы.
Ей было страшно добраться до существенного.
- На мои. Откуда у нее деньги? Она сирота.
- У нее есть родители.
- Это не считается.
- А где ты взял деньги?
- Одолжил. У Вальки Щетинина.
Валька - друг детства, юности и молодости. Вместе учились. Вместе
работают.
- А почему ты не взял у меня? - спросила Анна.
- Ты бы все узнала.
- А я не должна знать? - Это был главный, генеральный вопрос. -
Почему ты мне не сказал?
- Ты бы все испортила.
Наступила пауза.
- Ты бы не пустила, - добавил Олег. - Я этого боялся.
Анна молчала. Было больно. Как дверью по лицу.
- Прости, - попросил Олег.
- Не могу, - ответила Анна. - И еще знаешь что?
- Что?
- Ты мерзавец.
- Я так не считаю.
- А как ты считаешь?
- Я боролся за свою любовь.
Олег счел разговор оконченным. Бывают моменты в жизни мужчины, когда
он должен бороться за свою любовь. Это его правда. Но есть правда Анны:
вырастила сына, пустила в жизнь, и теперь ее можно задвинуть под диван,
как пыльный тапок.
Да. Стареть надо на Востоке. Там уважают старость.
Там такого не бывает.
Дима... Вот когда нужен близкий человек. Когда тебя предают в твоем
же собственном доме.
Анна снова не спала ночь. Мучил вопрос "ЗА ЧТО?".
Может быть, за то, что их поколение - шестидесятники - проморгало
хрущевскую перестройку и двадцать лет просидело по уши в дерьме. А может
быть, все началось раньше и сейчас завершилось. Выросли внуки Павлика
Морозова. Их научили отрекаться от родителей, затаптывать корни,
нарушать заповедь: "Почитай отца и мать своих".
Ночь сгустила все зло в плотный мрак и накрыла с головой.
