Драма
Александр Чехов. - Тайны живописи.
Скачать Александр Чехов. - Тайны живописи.
1.
Люди идут. Их много, они разные, мужчины и женщины, дети и старики,
кто-то идет молча, в одиночку, кто-то -- в компании, разговаривая, кто-то
смеется, кто-то улыбается, кто-то идет, опустив голову, кто-то -- расправив
плечи. Размашисто, размеренно, семеня, шаркая, торопясь или поминутно
останавливаясь, глядя вперед, друг на друга, по сторонам или под ноги, они
идут в разных направлениях, просто гуляя или может быть по делам, хотя какие
дела могут быть майским вечером в пятницу, да еще в такую погоду? Они идут,
многоголосо стуча каблуками по асфальту, шелестя несвоевременными, но не
снятыми по привычке плащами и куртками, вдыхая успевший уже пропылиться и
пропахнуть летом городской воздух, наполненный долгожданным, наконец
наступившим теплом, идут, встречаясь взглядами друг с другом, сталкиваясь на
мгновение и расходясь навсегда, их много, они разные, они идут нескончаемым
потоком по главной пешеходной улице, по Большой Покровке, от площади
Горького к Кремлю, к площади Минина, к памятнику Чкалову или наоборот, от
помпезного здания Драматического театра к стеклянному фасаду магазина
Народных Промыслов, у которого продавцы хохломы, солнцезащитных очков и
мягких игрушек деловито сворачивают свои палатки, и еще дальше -- к ломбарду
на перекрестке с Малой Покровкой, темно-серому мрачному Дому Связи, к
ресторану Макдональдс, переделанному не так давно из книжной лавки, к
цветочным клумбам и скверу...
Официантка в синей униформе с надписью "Rothmans" на кепи, быстрым
привычным движением убирает со столика грязные стаканы. Ей -- лет двадцать,
может быть двадцать два, вряд ли больше. Скучающее, уставшее, засыпающее
лицо, кажущееся немного искусственным из-за большого слоя косметики.
Кукольное лицо, кукольные светлые волосы, только глаза, пусть и
потускневшие, выдают его живость. Правильный овал, чуть вздернутый нос,
припухлые губы, стройная фигура. Кафе не занято и наполовину, три порядком
выпивших человека за столиком у бара, двое чуть дальше, тихо беседуют, потом
еще один, с перстнем на безымянном пальце, в синей джинсовой куртке, не
спеша потягивает дешевое пиво, размышляя, видимо, о чем-то своем, и еще
двое, мужчина и женщина, за столиком у чугунной ограды, оба -- лет тридцати,
одеты не броско и не дорого, но со вкусом. За оградой, на улице, группа из
трех музыкантов-духовиков закончила полонез Огинского и начала какой-то
малознакомый медленный фокстрот.
-- Ну как?
-- Тебе нужна моя оценка?
-- Хотелось бы услышать.
-- По-моему неплохо.
-- По-моему замечательно. Это лучшее, что у нас когда-либо получалось.
-- Ну не знаю, впрочем...
-- Не говори ничего! -- мужчина поворачивается к женщине и прерывает ее
немного картинным жестом, -- Давай просто посидим. Послушаем музыку. Кларнет
сегодня в ударе, ты не находишь?
-- Пожалуй. Просто все на своих местах.
Он чуть заметно кивает. Продолжать незачем.
В музыкантах чувствуется опыт, нет, это не дешевые лабухи из подземных
переходов и прокуренных кабаков, это профессионалы, возможно, студенты
консерватории, которым не хватает стипендии, хотя нет, как раз кларнет уже,
кажется, вышел из этого возраста. С излишней, быть может, витиеватостью
насыщает он нехитрую тему изысканными форшлагами, словно кружева плетет,
мягкие, легкие, воздушные, подстать своему инструменту.
-- Прекрасный вечер, -- тихо произносит женщина. В тонких пальцах
высокий стакан блестит загадочностью, -- Все удалось.
-- Просто все на своих местах. Музыка подобрана удачно.
-- Удачно к чему? К обстановке? К настроению?
-- К финалу. Финал звучит, да?
-- Звучит. Хотя... Можно было подобрать что-то пооригинальнее. Не такое
кричащее.
-- Отчего кричащее? -- искренне удивляется мужчина, -- Негромкая живая
музыка. Открытое кафе. Звуки шагов за оградой. Разговор. Крупным планом,
глаза в глаза. Все выдержано, ничего лишнего.
-- Возможно. Просто это уже было. Где-то.
-- Все, что мы делаем, уже когда-то было. Все искусство построено на
штампах. Нужно лишь расположить их в правильной последовательности. Как
ноты.
-- Сразу -- и в философию! Погоди уж. Ладно, а если без нот?
-- Без нот... Хаос. Или просто тишина.
-- Я люблю тишину. О-кей, пусть будет тишина. Или хаос.
Он улыбается.
-- Пусть! Мы начнем что-нибудь новое. Что-нибудь о любви. О жизни и
смерти. О страстях человеческих.
-- Мрачно!
-- Жизненно! Мне кажется, самое время.
-- Когда?
-- Прямо сейчас. Отличный день для начала.
-- Почему бы нет? В мае -- самое время.
-- Пожалуй. Ведь май -- это...
-- Май -- это...
-- Весна.
-- Лето.
-- Наполовину весна, наполовину лето. Мы начнем в мае и закончим
осенью. Минорной осенью. Где-нибудь в конце сентября. Когда начинают лить
дожди. Холодные дожди. Бесконечные, нудные, осенние.
-- Полгода.
-- Чуть меньше. Но этого все равно достаточно. Можно прожить целую
жизнь.
-- Пожалуй. Родиться и умереть.
-- Нет. Умереть и родиться!
Маленький уличный оркестр заканчивает играть. Без аплодисментов, после
короткой паузы, он начинает снова, другой мотив. В раскрытом футляре --
несколько смятых бумажек.
Солнце село, и недавно вымытые к Пасхе стекла окон и покатые жестяные
крыши старого Нижнего перестали блестеть. Кое-где уже зажегся свет. Людей на
улице становится меньше, небо постепенно сереет, затем окрашивается
фиолетовыми оттенками.
