Драма
Лидия Корнеевна Чуковская - Софья Петровна
Скачать Лидия Корнеевна Чуковская - Софья Петровна
ПОВЕСТЬ
1
После смерти мужа Софья Петровна поступила на курсы машинописи. Надо
было непременно приобрести профессию: ведь Коля еще не скоро начнет
зарабатывать. Окончив школу, он должен во что бы то ни стало держать в
институт. Федор Иванович не допустил бы, чтобы сын остался без высшего
образования... Машинка давалась Софье Петровне легко; к тому же она была
гораздо грамотнее, чем эти современные барышни. Получив высшую квалификацию,
она быстро нашла себе службу в одном из крупных ленинградских издательств.
Служебная жизнь всецело захватила Софью Петровну. Через месяц она уже и
понять не могла, как это она раньше жила без службы? Правда, по утрам
неприятно было вставать в холоде, при электрическом свете, зябко было
ожидать трамвая в толпе невыспавшихся, мрачных людей; правда, от стука
машинок к концу служебного дня у нее начинала болеть голова - но зато как
увлекательно, как интересно оказалось служить! Девочкой она очень любила
ходить в гимназию и плакала, когда ее из-за насморка оставляли дома, а
теперь она полюбила ходить на службу. Заметив ее аккуратность, ее быстро
назначили старшей машинисткой - как бы заведующей машинописным бюро.
Распределять работу, подсчитывать страницы и строчки, скалывать листы - все
это нравилось Софье Петровне гораздо больше, чем самой писать на машинке. На
стук в деревянное окошечко она отворяла его и с достоинством, немногословно
принимала бумаги. По большей части это были счета, планы, отчеты,
официальные письма и приказы, но иногда рукопись какого-нибудь современного
писателя. "Будет готово через 25 минут,- говорила Софья Петровна, взглянув
на большие часы.- Ровно. Нет, ровно через 25, не раньше",- и захлопывала
окошечко, не пускаясь в разговоры. Подумав, она давала бумагу той
машинистке, которую считала наиболее подходящей для данной работы,- если
бумагу приносила секретарша директора, то самой быстрой, самой грамотной и
аккуратной.
В молодости, скучая, бывало, в те дни, когда Федор Иванович надолго
уходил с визитами, она мечтала о собственной швейной мастерской. В большой,
светлой комнате сидят миловидные девушки, наклонясь над ниспадающими волнами
шелка, а она показывает им фасоны и во время примерки занимает светской
беседой элегантных дам. Машинописное бюро было, пожалуй, еще лучше: как-то
значительнее. Софье Петровне зачастую теперь доводилось первой, еще в
рукописи, прочесть какое-нибудь новое произведение советской литературы -
повесть или роман,- и хотя советские романы и повести казались ей скучными,
потому что в них много говорилось о боях, о тракторах, о заводских цехах и
очень мало о любви,- она все-таки бывала польщена. Она стала завивать свои
рано поседевшие волосы и во время мытья добавляла в воду немного синьки,
чтобы они не желтели. В черном простом халатике - но зато в воротничке из
старых настоищих кружев - с остро очиненным карандашом в верхнем кармане,
она чувствовала себя деловитой, солидной и в то же время изящной. Машинистки
побаивались ее и за глаза называли классной дамой. Но слушались. И она
хотела быть строгой, но справедливой. Она приветливо беседовала в перерыве с
теми из них, которые писали старательно и грамотно,- беседовала о трудностях
директорского почерка и о том, что красить губы вовсе не всем идет,- а с
теми, кто писал "репитиция" и "коликтив", держала себя надменно. Одна из
барышень, Эрна Семеновна, сильно действовала Софье Петровне на нервы: ошибка
чуть ли не в каждом слове, нахально курит и болтает во время работы. Эрна
Семеновна смутно напоминала Софье Петровне одну наглую горничную, служившую
у них когда-то в старое время. Горничную звали Фани, она грубила Софье
Петровне и флиртовала с Федором Ивановичем... И за что только такую держат?
Больше всех машинисток в бюро нравилась Софье Петровне Наташа Фроленко,
скромная,некрасивая девушка с зеленовато-серым лицом. Она всегда писала без
единой ошибки, поля и красные строки получались у нее удивительно элегантно.
Глядя на ее работу, казалось, будто и на бумаге написана она какой-то
особенной, и машинка, наверное, лучше, чем другие машинки. Но в
действительности и бумага и машинка были у Наташи самые обыкновенные, а весь
секрет, подумать только, заключался в одной аккуратности.
Машинописное бюро было отделено от всего учреждения деревянной
форточкой, покрытой коричневым лаком. Дверь была постоянно заперта на ключ,
и разговоры велись через форточку. В первое время Софья Петровна никого в
издательстве не знала, кроме своих машинисток да еще курьерши, разносившей
бумаги. Но постепенно перезнакомилась со всеми. Миновали какие-нибудь две
недели, и в коридоре к ней уже подходил поболтать солидный, лысый, но
моложавый бухгалтер: оказывается, он узнал Софью Петровну - когда-то, лет
двадцать тому назад, Федор Иванович очень успешно лечил его. Бухгалтер
увлекался лодочным спортом и западноевропейскими танцами - и Софье Петровне
было приятно, что он и ей посоветовал записаться в их танцевальный кружок. С
ней начала здороваться пожилая и вежливая секретарша директора, ей кланялся
и заведующий отделом кадров, а также один известный писатель, красивый,
седой, в бобровой шапке и с монограммой на портфеле, всегда приезжавший в
издательство в собственной машине. Писатель даже спросил у нее однажды, как
ей понравилась последняя глава его романа. "Мы, литераторы, давно заметили,
что машинистки - самые справедливые судьи. Право,- сказал он, показывая в
улыбке ровные вставные зубы,- они судят непосредственно, они не одержимы
предвзятыми идеями, как товарищи критики или редакторы". Познакомилась Софья
Петровна и с парторгом Тимофеевым, хромым, небритым человеком. Он был хмур,
говорил, глядя в пол, и Софья Петровна слегка побаивалась его. Изредка он
подзывал к деревянному окошечку Эрну Семеновну - с ним приходил завхоз,
Софья Петровна отпирала дверь, и завхоз перетаскивал машинку Эрны Семеновны
из машинописного бюро в спецчасть. Эрна Семеновна следовала за своей
машинкой с победоносным видом: как объяснили Софье Петровне, она была
"засекречена", и парторг вызывал ее в спецчасть переписывать секретные
партийные бумаги.
Скоро Софья Петровна знала уже всех в издательстве - и по фамилиям, и
по должностям, и в лицо: счетоводов, редакторов, техредов, курьерш. В конце
первого месяца своей службы она впервые увидела директора. В директорском
кабинете был пушистый ковер, вокруг стола - глубокие мягкие кресла, а на
столе - целых три телефона. Директор оказался молодым человеком лет тридцати
пяти, не более, хорошего роста, хорошо выбритым, в хорошем сером костюме, с
тремя значками на груди и с вечным пером в руке. Он беседовал с Софьей
Петровной какие-нибудь две минуты, но за эти две минуты трижды звонил
телефон, и он говорил в один, сняв трубку с другого. Директор сам пододвинул
ей кресло и вежливо спросил, не будет ли она так добра остаться сегодня
вечером для сверхурочной работы? Она должна пригласить машинистку по своему
выбору и продиктовать ей доклад. "Я слышал, вы прекрасно разбираете мой
варварский почерк",- сказал он ей и улыбнулся. Софья Петровна вышла из
кабинета гордая его властью, польщенная его доверием. Воспитанный молодой
человек. Про него рассказывают, будто он рабочий, выдвиженец,- и
действительно, руки у него, кажется, грубые,- но в остальном...
Первое общее собрание служащих издательства, на котором довелось
присутствовать Софье Петровне, показалось ей скучным. Директор произнес
коротенькую речь о приходе к власти фашистов, о поджоге рейхстага в Германии
и уехал на своем "форде". После него выступил парторг, товарищ Тимофеев.
Говорить он не умел. Между двумя фразами он замолкал так прочно, что,
казалось, никогда не заговорит опять. "Мы должны кон-стан-тировать..." -
скучно говорил он и умолкал. "Наш производственный портфель..."
Потом выступила председательница месткома, полная дама с камеей на
груди. Потирая и поламывая свои длинные пальцы, она произнесла, что ввиду
всего происшедшего в первую очередь необходимо уплотнить рабочий день и
объявить беспощадную войну опозданиям. Напоследок истерическим голосом она
сделала краткое сообщение о Тельмане и предложила всем служащим записаться в
МОПР. Софья Петровна плохо понимала, о чем речь, ей было скучно и хотелось
уйти, но она боялась, что это не полагается, и строго взглянула на одну
машинистку, пробиравшуюся к дверям.
Однако скоро и собрания перестали быть скучными для Софьи Петровны. На
одном из них директор, докладывая о выполнении плана, говорил, что высокие
производственные показатели, которых надо добиваться, зависят от
сознательной трудовой дисциплины каждого из членов коллектива - не только от
сознательности редакторов и авторов, но и уборщицы, и курьерши, и каждой
машинистки. "Впрочем,- сказал он,- надо признать, что машинописное бюро под
руководством товарища Липатовой работает уже и в настоящий момент с
исключительной четкостью".
Софья Петровна покраснела и долго не решалась поднять глаз. Когда она
решилась, наконец, посмотреть кругом, все люди показались ей удивительно
добрыми, красивыми, и с неожиданным интересом она прослушала цифры.
