Сказки
Эна Трамп - Беспризорница Юна и морские рыбы
Скачать Эна Трамп - Беспризорница Юна и морские рыбы
Книга 1. НАЧАЛО
Часть 1. ВСТУПЛЕНИЕ
1. ЧЕРНАЯ КОШКА, БЕГУЩАЯ ПО ДОРОГЕ.
В некотором царстве, в некотором государстве был один город. Город как
город, не самый большой, но и не самый маленький, не старый, но и не только
что построенный - с асфальтовыми дорогами и фонарями, с машинами и
двенадцатиэтажными домами, с полицейскими и школами. Все школы были похожи
друг на друга, поэтому совершенно неважно, в какой из них училась
беспризорница Юна.
Беспризорнице Юне лет было тринадцать или четырнадцать, и она была самая
настоящая беспризорница. Это вовсе не означает, что у нее не было мамы и папы,
вовсе нет: у нее была мама, и это была самая настоящая мама, которая умела
вкусно готовить и ругала Юну за двойки и плохое поведение, да и папа у нее
тоже где-то был. Несмотря на это, Юна была самой настоящей беспризорницей, так
говорили все учителя, и директриса, и полицейские, которым Юна нет-нет, да и
попадалась, и даже некоторые одноклассники: "Форменная беспризорница!"
Думаешь, Юна обижалась на это или как-нибудь страдала - нет, нисколечки! Если
кто и страдал, так это ее мама, которая, конечно, хотела, чтобы у нее была
нормальная дочка, а не какая-то там беспризорница, ну, а саму Юну такое
положение дел вполне устраивало, и она даже гордилась этим своим вторым
именем. Да, но пора уже рассказать про Юну еще что-нибудь, кроме того, что она
беспризорница. У Юны были хитрые зеленые глаза и большие уши, любимое ее слово
было "зыканско!", она умела пронзительно свистеть в два пальца (как ни
странно, этому ее научила ее мама - на свою голову), а также лазить по
деревьям и драться. Она была похожа на мальчишку, да она и считала себя
мальчишкой, и стриглась всегда коротко, а если кто-нибудь напоминал ей, что
она же все-таки девочка, очень обижалась и лезла сразу драться. Все мальчишки
из ее класса боялись Юну и уважали ее; Юна же относилась к ним свысока,
полагая, что она главнее; так оно и было, потому что все безобразия в классе и
школе начинались с нее; с девчонками же беспризорница Юна вообще никогда не
имела дел, считая их плаксами, ябедами и дурами.
Любимое время года у беспризорницы Юны было, конечно же, лето, во-первых,
потому, что летом нет этой дурацкой школы, во-вторых, вообще зыканско: можно
влезть на парапет речки с гранитными берегами и на виду у прохожих плюхнуться
в воду прямо в одежде, а когда соберется толпа, и все будут шуметь и звать
полицию и скорую помощь, тихонько вынырнуть под мостом, незаметно выбраться на
берег и уйти, насвистывая; можно еще пойти на базар, где торгуют фруктами и
напробоваться всякого до того, что язык заболит; а можно, например, не пойти
ночевать домой, а, покружив по городу, найти старый полуразрушенный дом с
забитыми окнами - мечта всех беспризорниц! - и обследовать его сверху донизу,
пугая кошек и крыс, а потом улечься спать на каком-нибудь позабытом матрасе -
лето же, тепло! Жаль только, что в этом городе осталось мало старых
полуразрушенных домов, а, наверно, должны быть такие города, которые целиком
состоят из этих домов - вот туда бы как-нибудь! И вот бы еще... вот бы еще за
летом шло лето, а за летом - опять лето!.. Вот бы!
И, однако, за летом шла осень, как ей и полагается, сначала золотая, потом
золота становилось все меньше, а дождей все больше, а школа каждое утро ждала
на своем месте, как злая собака, от которой никому нет прохода. Но
беспризорница Юна прекрасно знала, что проход есть, и частенько проходила
мимо, посмеиваясь и показывая язык, - эта злая собака сидела на своей цепи и
никак не могла ее достать, ха. Зато потом, вечером, приходилось честно
таращить глаза, доказывая маме, что вовсе нет, вовсе я сегодня и не уходила с
уроков (и держать на всякий случай фигу в кармане), и в конце концов,
обидевшись на такое недоверие, запереться в своей комнате и сидеть там, и
извести многие коробки спичек, учась зажигать их об стену, и все время
поглядывать в окно, на голые ветки, качаемые ветром, а дальше - черная дорога,
застывшая в фонарях.
Чирк, чирк! Одна из трех спичек зажигалась обязательно, и, подержав ее за
головку, пока она не догорит до самого конца и не погаснет, Юна бросала ее и
засовывала палец в рот, и грызла ноготь, и смотрела в окно. Перед домом Юны
стоял еще один дом, и из-за этого дома выходила дорога - черная дорога, и свет
фонарей, отражающийся в асфальте, подрагивал под дождем. Беспризорница Юна
вставала на стол и высовывала голову в форточку, под дождь. Выбежав из-за
дома, дорога сворачивала легко, плавно и круто, и сияли над ней фонари, как
елочная гирлянда... БАМС!
Это глаза беспризорницы Юны врезались в дальний дом, за который уносилась
дорога, за который так же легко она сворачивала, а что там, что там? Дорога
исчезала за дальним домом так же легко, как и появлялась из-за ближнего,
оставив с носом беспризорницу Юну.
Да ну тебя, фыркала Юна, осторожно высовывая голову из окна и оказываясь
опять дома, где за дверью ее комнаты ходила и ворчала мама, а на столе лежал
коробок спичек, наполовину спаленных.
Что ж, разве не знала она, куда эта дорога ведет? Знала, и ходила... днем:
мимо школы (не той, в которой училась Юна, но точно такой же), а дальше -
прачечная, а еще дальше - новый район с большими домами, там дорога входила в
широкий проспект, по которому ездили троллейбусы, - ну не дура ли ты,
беспризорница Юна? Так думала Юна, глядя на редкую машину, которая проезжала
по дороге и исчезала за углом дальнего дома, а в час над дорогой вдруг гасли
все фонари - спокойной ночи!
Нет.
Было около двенадцати ночи, или, как говорят в телефоне, "двадцать три
часа сорок девять минут", и было тихо, потому что мама уже улеглась спать.
Беспризорница Юна сидела на столе, рассматривала свои обгрызенные ногти и
тихонько напевала песенку, которую она придумала прошлой весной.
Это была такая песенка:
Собак выпускают в дверь.
Собак выпускают в дверь.
Собак выпускают, собак выпускают,
Собак выпускают в дверь.
А птиц выпускают в окно,
А птиц выпускают в окно,
А птиц, а птиц, а птиц, а птиц,
А птиц выпускают в окно!..
Спев песенку, беспризорница Юна немного помолчала, и потом сказала:
- Нет.
Хорошо разговаривать самому с собой - всегда понятно, что имел в виду. Нет
ни собак, ни птиц, некого выпускать, да и до весны еще столько, что можно
состариться, - вот о чем думала беспризорница Юна, вот что она сказала сама
себе, произнеся всего одно слово. Но не только это. Да, не только это сказала
себе Юна, а что же еще?
Она соскочила со стола.
В прихожей было слышно, как храпит мама - она уже точно спала. Юна открыла
шкаф, и шкаф скрипнул. Юна замерла, но потом решительно вытащила из-под груды
обуви свои старые и любимые кеды, и стала поспешно одевать их, - мама могла
проснуться, открыть дверь в коридор и спросить Юну: "Ты куда?" Что могла бы
ответить ей Юна, если она боялась ответить на этот вопрос даже самой себе?
Только - "Никуда", и снять кеды, и войти в свою комнату, и лечь спать.
Дверь все-таки щелкнула, и Юна, как ошпаренная, сбежала по лестнице и,
оказавшись на улице, еще немного пробежала, но никто и не думал за ней
гнаться, никого не было вокруг, все уже легли спать, и только она одна. Темно
и тихо было на улице, дождя не было, но асфальт был мокрым, и воздух, который
Юна, остановившись, глубоко вдохнула несколько раз, пахнул дождем. Юна
постояла с минуту, всматриваясь и вслушиваясь, и потом пошла: легко и
бесшумно, собранно и напряженно, руки согнуты в локтях, кеды неслышно
прикасаются к асфальту. Что-то дрожало у нее внутри, как будто струна, или,
может, парус. Она обогнула дом и остановилась. Дорога лежала прямо перед ней.
Эта дорога, с этими фонарями - так близко.
Вдруг послышались голоса. В ту же секунду Юна оказалась в кустах. Она
следила сквозь ветки. Какие-то запоздалые дяденьки шли к себе домой, громко
разговаривая. Она не заметили Юну, а Юна следила за ними, пока они не зашли за
дома. Вот и все, теперь было можно, но Юна медлила. Та беспризорница Юна,
которую знали все, в том числе и она, никогда бы не стала так поступать -
прятаться по кустам от каких-то там дяденек.
- Зыканско, - пробормотала Юна удивленно. - Кажется, я уже не я. Но тогда
меня не должно быть - а я - вот. А тогда - кто я?
Но никто ей не ответил - никого же не было вокруг, и Юна бесшумно
выбралась из кустов и подошла прямо к дороге, поминутно оглядываясь.
Остановившись перед ней, Юна задрала голову и посмотрела на фонари вверху,
затем посмотрела на асфальт и решительно шагнула, и, не задумываясь больше и
не останавливаясь, пошла вперед, нет, не пошла, а побежала, и опять нет! Это
был не шаг и не бег - а как же тогда?..
А вот так!!! Дорога мчалась под ноги, фонари мелькали над головой, ветер
дул в лицо, - было так легко и свободно, как будто дорога летела сама, а она
была вовсе не при чем, как будто раз плюнуть было - побежать по этой дороге,
почему только она не сделала этого раньше? Отпустить свои ноги, четыре мягкие
лапы, отпустить их мелькать по послушному асфальту, хвост по ветру, и теперь
понятно, кто ты такая: ты кошка! Черная кошка, бегущая по дороге, - не
вздумайте перейти ей путь! И нет никакой прачечной, никакого проспекта с
троллейбусами, а разве она не знала этого всегда? - только дорога, только
фонари и только вперед, - это ли не счастье?..
И вот она бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, и мимолетом
отметила, что фонарей уже нет, но разве дело в фонарях, дорога ведь
продолжается; и она бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала,
бежала, бежала, бежала, бежала, но вот кончился асфальт, и это было очень
странно, как будто волна набежала на берег, да так и осталась лежать, но
все-таки дорога продолжалась, дорога была теперь песчаной, и она бежала,
бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, бежала, -
А впереди вставал черный-черный лес. И дорога, превратившаяся в узенькую
тропинку, ныряла прямо в него.
- Тормози, - скомандовала Юна своим ногам, глядя вперед, на неуклонно
приближающуюся стену леса. Но не так-то просто тормозить, если так долго, не
знаю сколько, бежала и бежала, вперед и вперед.
- Стой! - крикнула она себе уже испуганно. - Это же совсем не та доро...
В следующую секунду лес поглотил ее.
