Драма
Юрий Нагибин Сирень
Скачать Юрий Нагибин Сирень
Странное то было лето, все в нем перепуталось. В исходе мая листва
берез оставалась по-весеннему слабой и нежной, изжелта-зеленой, как цыплячий
пух. Черемуха расцвела лишь в первых числах июня, а сирень еще позже. Такое
не помнили ивановские старожилы. Впрочем, они и вообще ничего толком не
помнили: когда ландышам цвесть, а когда ночным фиалкам, когда пушиться
одуванчикам и когда проклюнется первый гриб. Но может быть, странное лето
внесло сумятицу в их старые головы, отбив память об известном порядке?
Сильные грозовые ливни, неположенные в начале июня - им время в
августе, когда убраны хлеба и поля бронзовеют щетиной стерни, - усугубили
сумятицу в мироздании. И сирень зацвела вся разом, в одну ночь вскипела и во
дворе, и в аллеях, и в парке. А ведь положено так: сперва запенивается
белая, голубая и розовая отечественная сирень, ее рослые кусты теснятся меж
отдельным флигелем и конюшнями, образуют опушку Старого парка, через
пять-шесть дней залиловеет низенькая персидская сирень с приторно-душистыми
свешивающимися соцветиями, образующая живую изгородь меж двором и фруктовым
садом; а через неделю забросит в окна господского дома отягощенные кистями
ветви венгерская сирень с самыми красивыми блекло-фиолетовыми цветами. А тут
сирени распустились разом, после сильной ночной грозы, переполошившей
обитателей усадьбы прямыми, отвесными, опасными молниями. И даже куст
никогда не цветшей махровой сирени возле павильона зажег маленький багряный
факел одной-единственной кисти.
И когда Верочка Скалон выбежала утром в сад, обманув бдительный надзор
гувернантки Миссочки, она ахнула и прижала руки к корсажу, пораженная дивным
великолепием сиреневого буйства.
В доме жили по часам, порядок был строгий. Вставали в восемь - все,
кроме Александра Ильича Зилоти и непонятно, чем была вызвана такая поблажка.
И сами хозяева Сатины, и гостящие у них родственники, и наезжавшие соседи
беспрекословно подчинялись неизменному уставу. Пусть Зилоти замечательный
пианист, профессор консерватории - Сатины не церемонились и с более
именитыми гостями, - дарованная ему привилегия оставалась загадкой для
Верочки, любящей в свои пятнадцать лет доискиваться до первопричины явлений.
Но сегодня она решила, что эта вольность призвана служить маленьким
вознаграждением Александру Ильичу за муки тюремного режима, навязанного ему
любовью и ревностью жены Веры Павловны, урожденной Третьяковой. Вера
Павловна ревновала своего двадцатисемилетнего мужа, не по годам
обремененного большой семьей, заботами и славой, ревновала тяжелой
купеческой ревностью, слепой, неодолимой, смехотворной и вовсе неуместной в
дочери одухотворенного Павла Михайловича Третьякова, знаменитого собирателя
русской живописи. Она ревновала мужа к "трем сестрам" Скалон и даже к
тринадцатилетней Наташе Сатиной, не говоря уже о Миссочке, о красивой
горничной Марине, волоокой песельнице, и ко всем крестьянским девушкам,
приносившим в усадьбу дикорастущую землянику, сливки и сметану. И это мешало
Верочке определить, в кого же на самом деле влюблен Александр Ильич. А
разобраться в путаном клубке влюбленностей было для нее еще важнее, нежели в
сумбуре взбунтовавшейся природы.
Выходить из дома раньше положенного времени считалось столь же
крамольным, как и залеживаться в постели. Это было даже опаснее, потому что,
залежавшись, можно сослаться на нездоровье, а тут чем оправдаешься? Верочка
не случайно вспомнила о Зилоти.
Когда она сбежала с крыльца отдельного флигеля, где жила с матерью,
сестрами и Миссочкой, ей почудилось в окне второго этажа "господского" дома
бледное лицо Веры Павловны. Она ночевала в детской - нездоровилось
годовалому Ванечке, и чуткий слух ревнивицы уловил во сне тончайший скрип
далекой двери. Хорошо, если Александр Ильич спокойно нежится в своей
постели, а что, если ему тоже вздумалось прогуляться? Какие подозрения
вспыхнут в необузданном воображении Веры Павловны и чем все это обернется?
Она едва не вернулась домой, но пьянящий дух сирени был так влекущ и сладок,
что Верочка решила: будь что будет, не даст она испортить себе радость! И
она кинулась в сирень, как в реку, мгновенно вымокнув с головы до пят, --
тяжелые кисти и листья были пропитаны минувшим ливнем.