|
|
 |
Юмор Леонид Филатов. - Сукины дети
Скачать Леонид Филатов. - Сукины дети
...Довольно для ученика,
чтобы он был,
как учитель его,
и для слуги, чтобы он был,
как господин его.
Если хозяина дома
назвали веельзевулом,
не тем ли более домашних его?
От Матфея, 10, 25
Сначала -- полная чернота, голландская сажа, тьма египетская, ни одной
светящейся точки. Но это чернота живая, гулкая, объемная, насыщенная
чьим-то тяжелым дыханием, сопением, стуками. Совсем близко возникают
задавленные до хриплого шепота мужские голоса.
-- Я тебе повторяю: ничего не было, идиот! Хочешь перекрещусь? Я
человек верующий -- ты знаешь...
-- Не крестись -- я видел мизансцену. Я обещал, в следующий раз я тебя
убью. Так что молись, говно!
-- Левушка, ну вспомни о чувстве юмора. Через пять минут ты будешь
хохотать над тем, что сейчас говоришь!
-- Я возможно. А ты уже нет. Потом я раскаюсь. Наверное, когда тебя
будут хоронить, я даже буду плакать.
-- Ну что ж мне теперь делать, совсем с ней не общаться?.. Мы же
все-таки коллеги!.. И цивилизованные люди...
-- В цивилизованных странах за это убивают. Я придерживаюсь правил.
Если я тебя не убью, я не смогу жить.
-- Хорошо, ударь меня по морде. Если тебе будет легче, ударь меня по
морде. Только не сломай нос...
-- Бить я тебя, сволочь, не буду. Это малоэффективно. Я сделаю, как
обещал. Я отрублю тебе голову!..
Глухой удар, долгий надсадный крик, и черноту прорезает яркая полоска
света: видимо, кто-то, перепуганный, там, в глубине этой плотной черноты,
опасливо прикрыл дверь. И этот далекий луч, как магниевая вспышка,
высвечивает близкое, в полэкрана, лицо. Лицо вампира. Меловая маска с
красными губами. На щеке алеет карминное сердечко. Подведенные фиолетовые
глаза расширены от ужаса. Словно упырь, застигнутый рассветом, обладатель
мелового лица кидается в спасительную черноту...
Но вот уже взбудораженная темень перестает быть теменью -- то тут, то
там хлопают двери, света становится больше, отдельные возгласы перерастают
в гомон.
По освещенному коридору, мимо распахнутых гримуборных несется белая
маска с красным ртом и надломленными бровями. За маской хрипло дыша,
неотступно следует толстый человек в странной белой хламиде. Лицо толстяка
в крупных каплях пота, мятежные кудри пляшут вокруг лысины, как язычки
пламени на ветру. В вознесенной руке, неотвратимый, как судьба,
поблескивает топор.
...С грохотом захлопывается за белой маской дверь гримуборной и
захлопывается как нельзя более вовремя, ибо уже в следующую секунду в нее
с визгом врубается топор...
-- Все равно я убью тебя, мерзавец!.. Я тебя приговорил!.. Это только
отсрочка, ты понял?.. Я отрублю тебе голову и пошлю твоей семье!..
Толстый Левушка, как рыбина в сетях, бьется в руках перепуганных
коллег.
-- Отрубишь и пошлешь, -- соглашается рассудительный Андрей Иванович
Нанайцев, заслуженный артист Российской Федерации. -- Но эффекта, к
сожалению, не увидишь. Потому что будешь заготавливать древесину в Коми
АССР.
-- Прости меня, Лев, но ты все-таки очень не Пушкин, -- огорченно
сетует Элла Эрнестовна, супруга Андрея Ивановича, также заслуженная
артистка, но другой республики. -- Топор -- это непарламентарно. В таких
случаях вызывают на дуэль.
-- В таких случаях вызывают на партком, -- парирует Федяева. -- Такого
циничного адюльтера у нас еще не было. К тому же Гордынский очень скверный
актер. Убивать -- это, конечно, слишком, но выгнать его необходимо...
...В дверь гримуборной Гордынского скребутся две молоденькие актрисы
Аллочка и Ниночка. Их симпатии однозначно на стороне жертвы.
-- Игорь, открой, это Алла и Нина!.. Игорь, не бойся, его держат!..
Игорь, почему ты молчишь?.. Игорь, мы сейчас вызовем "скорую помощь"!..
Дверь, со всаженным в нее топором, нервно распахивается, впускает
Аллочку и Ниночку и тут же захлопывается вновь.
-- Я Левушку понимаю, -- раздумчиво говорит Тюрин, -- мужчина должен
как-то реагировать... В конце концов, пока Гордынский в театре, мы не
можем быть спокойны за своих жен!..
-- За свою ты можешь быть спокоен, -- огрызается жена Тюрина, вздорная
особа с невнятным лицом. -- У тебя жена не блядь! Все прут на Гордынского,
а про нее ни слова!..
Дверь гримуборной Гордынского снова распахивается, на пороге появляются
Аллочка и Ниночка.
-- Срочно врача! -- глаза у Аллочки круглые и блестящие, подбородок
нервически подергивается, но в голосе сдержанность и значительность. Таким
голосом создают панику, желая ее погасить. -- Игорь истекает кровью!..
Кажется, он задел ему сонную артерию!..
-- Какую артерию, что она плетет?.. -- неуверенно лепечет толстый
Левушка. Он с ужасом начинает чувствовать, как легкий морозец бежит по его
лысине, покрывая мгновенным инеем еще недавно влажный венчик кудрей. -- Не
знаю я никакой артерии!.. Да я к нему пальцем не прикоснулся!..
-- Ты прикоснулся топором! -- Федяева на глазах проникается
состраданием к Гордынскому. -- Не надейся, что мы это замнем!.. Я лично
тебя посажу, мерзавец! Алла, Нина, звоните в "скорую"!..
Толпа актеров отшатывается от Левушки -- таково уж свойство любой толпы
-- мгновенно и чистосердечно менять пристрастия! -- и устремляется в
гримуборную к Гордынскому. Игорь лежит на диване, вытянувшись, как
покойник. Трагические глаза его темны, как две чернильницы, меловое лицо
залито кровью.
Толпа расступается, и в конце живого коридора мы видим потного,
взъерошенного, раздавленного всем происшедшим бедного Левушку. Под
шпицрутенами взглядов он подходит к дивану и внезапно бухается перед
Игорем на колени.
-- Прости меня, Игорь, -- глотая слезы, сипло говорит Левушка и смотрит
на Игоря страдающими глазами. -- Я скотина, я подлец... Я никогда не
думал, что способен поднять руку на человека...
-- Бог простит, Левушка, -- печально и растроганно отвечает Игорь, и по
лицу его тоже катятся слезы. -- Я на тебя не в обиде... Просто морду
жалко, через неделю съемки...
-- Съемки? -- ахает Левушка. -- У тебя съемки? А я тебя искалечил... Я
хочу умереть... Пусть меня расстреляют... У нас еще есть расстрел?..
-- Не мучай себя, Левушка, -- Игоря душат слезы, но он заставляет себя
говорить. -- Каждый может ошибиться... Черт, какая слабость... Видимо, от
потери крови...
Игорь вяло кивает головой куда-то в сторону, но все безошибочно
поворачиваются к умывальной раковине: внутренняя поверхность ее красна от
крови... И тут с Левушкой происходит какая-то внутренняя метаморфоза, он
весь поджимается, как перед прыжком, обводит присутствующих лихорадочно
горящими глазами, встает с колен... и кидается к гримерному столику. С
грохотом летят на пол ящики, коробки с гримом, дезодоранты... Наконец,
счастливый и усталый, как Данко, которому хоть и с трудом, но удалось
разломить свою грудную клетку, Левушка поднимает высоко над головой
флакончик с алой жидкостью...
-- К-р-ровь? -- яростно кричит Левушка. -- Вот она, твоя кровь,
ублюдок! И цена ей один рубль двадцать копеек!.. И производится она на
химкомбинате имени Клары Цеткин!.. А теперь я тебе покажу, какой бывает
настоящая кровь!
Гордынский кидается к двери, кто-то виснет у него на руках -- толпа не
терпит очевидного неблагородства.
Левушка, держа над головой флакон, пытается пробиться к Гордынскому,
ему мешают -- ив толпе находятся милосердные души... Странно размалеванные
лица... Эксцентрические одежды... Неадекватные реакции...
Нелюди. Привидения. Артисты.
Вступительные титры фильма:
СУКИНЫ ДЕТИ
Коробки с гримом. Карандаши и кисточки. Батареи лосьонов и
дезодорантов. Бижутерия. Широко распахнутый глаз. Касание кисточки -- и
глаз становится темнее, таинственнее, глубже... В женской гримуборной
расположились четверо актрис. Это уже известные нам Аллочка и Ниночка;
затем громогласная Сима Корзухина, неиспорченное дитя природы, неутомимый
солдат справедливости, уроженка южной провинции, умудрившаяся сохранить
родной говор даже в условиях столичной сцены; и, наконец, Елена
Константиновна Гвоздилова, театральная прима, любимица критики,
европейская штучка, ухоженная и уравновешенная, с хорошо отработанным
выражением утомленной иронии в глазах.
-- Это потому, что она доступная, -- Алла продолжает обсуждение
недавних событий. -- Мужики это очень ценят. Ты можешь быть какая угодно
страшная, но если ты подвижна на секс...
-- Алл, не завидуй! -- Нина старательно выводит на выбеленной щеке
черную розочку. -- Танька красивая. От нее еще в институте все дохли...
-- И-их, дурынды! -- не выдерживает Сима. -- Зла на вас не хватает!..
Мы же революционный театр, на нас билетов не достать, а у вас все
разговоры на уровне гениталий!..
-- При чем тут гениталии? -- вяло обижается Аллочка. -- Тут человека
чуть не убили!.. Вы же не видели, а говорите...
-- Ужас, ужас! -- без всякого ужаса подтвердила Ниночка. -- Когда Лев
Александрович выскочил с топором, я прямо чуть не описалась!
-- Вот они, борцы за идею! -- стонет Сима, схватившись за голову. --
Шеф кровью харкал, чтобы создать театр, а они превратили его в бордель!
-- Будем объективны, Симочка, -- не поворачивая головы, ровным голосом
произносит Елена Константиновна. -- Рыба, как известно, гниет с головы.
Нельзя руководить театром, находясь полгода в Англии...
-- Ах, вот ты как заговорила! -- у Симы в глазах запрыгали зеленые
сатанинские огоньки. -- Хозяин за дверь -- лакеи гуляют?.. Или тебя в
другой театр поманили, независимая ты наша?..
-- Сима, если вам не трудно, давайте останемся на "вы", -- также
бесстрастно произносит Елена Константиновна. -- Никуда меня не поманили.
Просто я не люблю патриотического кликушества.
-- Видали, девки? -- Симе нужна аудитория, и она незамедлительно берет
в союзницы Аллочку и Ниночку. -- Корабль еще не тонет, а крысы уже бегут с
корабля!..
|
 |
|
|
|