Научно-фантастическая литература
Юрий Герасименко. - Мартовский ветер
Скачать Юрий Герасименко. - Мартовский ветер
6. ДВЕ ПОЛОВИНКИ ЯБЛОКА
Домой Маринка добралась как раз тогда, когда старенькие стенные часы
пробили ровно двенадцать. Паренек лежал лицом к стене и на приветствие
вовсе не ответил.
- Михайло... Ну, чего ты?..
- Больше с тобой не разговариваю.
Вот как! Сбросила кожух, присела на край лежанки:
- Ну я ж... Я ж только до тетки Ганны. Надо же тебя чем-то подкормить.
Вон, целую баночку смальца принесла. Ну, прости, я больше никогда не
буду...
- Можешь сама подкармливаться.
- Ну, хватит, хватит. Поворачивайся, вставай. Сказала ж - больше не
буду...
Михайло натянул на голову одеяло:
- Отстань. - А немного погодя добавил спокойно, презрительно: -
Пустомеля. Ни одному твоему слову не верю.
- Ну и не верь. - Маринка встала. - Подумаешь! Для него ж старалась,
ходила, а он еще и выговаривает!
Михайло молчал.
Притащила хворосту, растопила печь. И, уже наливая в миски горячий
ароматный кулеш, обратилась подчеркнуто независимо:
- Вставай. Гонор гонором, а есть нужно.
Похлебали молча.
Вымыла посуду, поставила на печку - пусть сохнет. Налила кипятку в
тазик:
- Снимай рубашку.
- Спасибо, не нужно. Рубаха у меня чистая.
- Снимай, снимай!
Михайло что-то пробурчал недовольно, однако стянул нижнюю рубаху:
- Куда ее?
- Давай сюда. О, скоро уже как у того неряхи - читал сказку? -
прислонишь к стенке, будет стоять как лубяная. Что? И самому смешно?
Но Михайло смеяться не собирался, отвернулся снова к стене. То ли спит,
то ли притворяется.
Выстирала. Посмотрела в окно: за хатой - от яблони к сараю -
алюминиевый провод натянут. Повесить бы там рубашку, чтобы морозом и
ветром пахла... Нельзя. Андрон сразу заметит. Развесила над плитой.
Оделась, вышла во двор.
А зима уже и не настоящая вовсе. Снег липкий, сейчас бы в снежки...
Метелица улеглась. Над мелочно-белыми сугробами в сером небе тонко-топко
чернеют влажные вишневые веточки. Весною пахнет...
Маринка приникла распаленной щекой к мокрому стволу, задумалась... Вот
и прогневала своего ненаглядного. И все равно она счастлива... Как бы он
ни сердился, а она может, имеет право, если захочет, увидеть его, услышать
голос. Может помогать ему, а если, не дай бог, что случится, может, имеет
право своей жизнью спасти его... И даже - чего не бывает - даже может
понравиться ему когда-нибудь...
"Понравиться? - подумала и усмехнулась: - Чудачка..."
Михайло - он вон какой: смелый, умный, хороший. Красивый - глаз не
отвести! А она трусиха и недотепа. Да и внешне как вон то огородное пугало
- худющая, хромая...
Понравиться... Достала из кармана осколок зеркальца, держа его в
вытянутой руке, внимательно осмотрела себя. Коса... Всего-то и добра!
Только и славы, что толстая и длинная. Волосы черные, брови чернющие, щеки
румяные...
Как знать... А может, не так уж и плоха она?..
Спрятала зеркальце, понурившись, поплелась в хату.
Михайло читал. Читал ли действительно или только делал вид?
Прибрала в комнате, подмела, выгребла из печки, и смеркаться начало.
Проверила засов, взялась за коптилку и опять не стерпела:
- Ну что ж? Так и будем молчать?
Михайло ничего не ответил, отложил книжку, лежал и смотрел в потолок,
будто читал на нем что-то важное и необычайно интересное.
И Маринке стало грустно, совсем тоскливо. Ей вдруг показалось, что
никто к ней и не приходил, не стучал ночью, - как была она одинокой, так и
осталась одна-одинешенька, как вот этот трепещущий огонек каганца в черной
беспредельности ночи...
С этой мыслью и начала стелить постель. Каганец решила пока не гасить -
все равно не заснет. Какой там сон!
Отодвинула занавеску - черным-черно, ни огонька, ни лучика. Вот так же
и на сердце у Маринки. Легла, и вдруг мысль, ни с того ни с сего: "А
может, и прав Андрон? Как ни живи, как ни старайся - придет смерть и все
исчезнет: и ты сам, и память о тебе". Подумала, и мороз по коже от этой
мысли: нет, тут что-то не так... Не может, никак не может все это, что я
думаю, желаю, к чему стремлюсь, не может вот так вот просто оборваться,
исчезнуть бесследно. Все это есть же, существует. Не иллюзия же это, все
существует действительно! Так куда оно может деться после смерти?
А может, есть все-таки какой-то иной свет, где все это - мысли,
желания, все мое - будет существовать вечно? Может, и вправду все мертвые
- мертвые только для нас, живых, и, вероятно, когда-нибудь потом они и для
живых воскреснут?
Нет... В это она тоже никогда не поверит. Не будет никакого
воскресения. Мертвые не проснутся, Надийка не встанет, никогда не придет
папка. Никогда-никогда...
Да что это она все о смерти да о смерти?.. Даже тошно от этих мыслей.
Встала, достала из кошелки яблоко, разрезала на две равные половинки.
- На, - тронула Михаила: за плечо. Паренек повернул голову:
- Что такое?
- Да вот, говорят, у древних греков, у богов их, было яблоко раздора. А
у меня вот, значит, яблоко примирения...
Михайло внимательно, как-то особенно внимательно - необычно - посмотрел
на Маринку.
- Ну, мир? - спросила умоляюще, держа перед ним половинку.
- Мир, говоришь... - и вновь взглянул на Маринку странными, словно
затуманенными глазами. - Ох ты и хитрая у меня... Ох и хитрая...
Сумела-таки подъехать!
Замолчал. Медленно и вроде несмело взял.
- Ты у меня... - улыбнулся задумчиво - нет, не Марине, своему чему-то,
глубоко затаенному. И совсем уже без улыбки, даже грустно закончил: - Ты у
меня... хорошая...
Маринка даже дыхание затаила. Опустила глаза, положила на стол свою,
так и не тронутую половинку.
"Ты у меня..." А почему это он так сказал? Что он хотел этим сказать?
"Ты у меня..."
Ой, как хорошо! Как здорово! Никогда еще не было так хорошо! "У
меня..." У него..."
И, уже не сознавая, что говорит, что делает, замирая, запинаясь,
прошептала:
- Милый!.. Люблю тебя!..
