Драма
Тонино Гуэрра - Дождь над всемирным потопом
Скачать Тонино Гуэрра - Дождь над всемирным потопом
ФЕВРАЛЬ
Цвет бальных платьев
В часовне Кастельдельчи было особое овальное оконце. В девять часов
утра через него входил солнечный луч и освещал надгробную плиту крестоносца,
возвратившегося из Иерусалима и принесшего в Италию первые розы. Плита
пропала. Оконце замуровали, чтобы укрепить наружную стену. Кровля
обрушилась, и на ее обломках выросли дикие кусты, закрывшие небо. Старик из
Сенателло тем не менее называет это место "Часовней роз", хотя здесь ни разу
не росла ни одна роза.
Вчера был радостный день-- снегопад развесил свое рукоделие на ветках
около дома, кто мог заподозрить в эту минуту, что жизнь праздника столь
коротка?
Суббота 10 -- Во второй половине дня площадь Пеннабилли освещена живым
рубиновым светом. Джиджи Маттей показал мне старый ботанический атлас. К
обложке подклеены две страницы из дневника местного священника, которому и
принадлежал прежде сей обстоятельный том. Беглые строчки -- в основном о
погоде. Выпал снег. День солнечный. Под датой "Июль 29-го дня 1849 года"
записано: Из Баньо ди Романья пришла в Пеннабилли тысяча австрийцев. Они
направлялись в Сан-Марино. Там скрывался бежавший из Рима Гарибальди.
Сегодня в горах тоже бело. На Альпе делла Луна снежные пятна. Ее вершина
похожа на громадного дремлющего леопарда. С нашей стороны солнце --
настоящая весна. Вместе с Джанни побывали на поляне у Мадоннуччи. Возле
зарослей кровянки тайком накопали луковиц жонкиля. Бутоны вот-вот
распустятся. Прикопали луковицы вдоль дорожки от калитки к крыльцу. Вечером
Джанни принес пару плоских картофелин. Завернул в серебряную фольгу и зарыл
в раскаленной золе. Деликатес был вскоре готов. Преломили клубни. Подули на
обжигающую мякоть. Опять за окном повалил снег. Пора спать. В спальне меня
ждал Тео. Пес погиб два года назад -- из-за отравленной котлетки. Тео
растянулся возле меня на кровати и лизнул в руку. Где был ты все это время?
Где ты был? Не дождавшись ответа, я заснул. Вижу степь. Звенящая жара.
Покосившиеся оградки забытых могил. Киргизия -- край, где в кожаных бурдюках
держат кумыс. По вкусу напоминает нашу еще не созревшую горгонцолу.
Четверг 15 -- Два дня в Лозанне. Чтение лекций. Остальное время в
гостинице. Наблюдаю за постояльцами. Расплывшиеся черты под элегантными
шляпами. Неуверенная походка обожателей коровьего масла и сливок. Облизывают
дряблые губы. При этом -- неотступная мысль о внезапной смерти. Правда,
привычка нежить кости в пуховых перинах -- сильней. На закате озеро
вздувается и сливается с небом. Вдалеке игрушечные вагоны с прозрачными
крышами. Плавно скользят по горной круче. Вершины нахлобучили снежную шапку.
Украсили себя ожерельем из деревянных шале. Запах сыра и плесени. Еще выше
-- горный приют великого Бальтюса. В окнах -- лица японских гейш. Караул
замковых башенок в восточном стиле.
Суббота 24 -- Побывали в гостях у человека, почитаемого мной одним из
самых великих художников мира. Он живет на окраине Москвы в районе
новостроек, где все так широко и просторно. За исключением квартир. С трудом
преодолев сугробы и гололед, наконец оказались у его двери. Мне показалось,
что Михаил Матвеевич Шварцман еще больше поседел, его борода совсем
побелела. Глаза полузакрыты -- ему почти неинтересно все окружающее, он
сосредоточен лишь на своих мыслях. В одной из двух комнат его квартиры, в
той, где обедают и угощают чаем, свалены в кучу, но в определенном порядке,
его работы. Милейшая жена -- Ира. Показывает одно за другим полотна. Затем
складывает их вдоль стены, разделяющей комнату и коридор. В коридоре рядом с
картинами горы тапочек. Это для гостей, оставляющих в прихожей грязные от
налипшего снега сапоги. И вот какая мысль возникла у меня при виде его
полотен: Михаил Матвеевич Шварцман замыслил построить Собор. Грандиозное
сооружение в разобранном виде умещается в московской комнатушке. Время от
времени, когда к нему попадают счастливцы, которым он решил показать
результаты своего труда, Собор растет на глазах -- деталь за деталью. Он
напоминает готический храм. В нем, правда, отсутствует вязь уступов,
удерживающих на лету каменные кружева. У Шварцмана ввысь вздымаются
механические структуры, образуя некое одухотворенное индустриальное
сооружение. В его недрах трепещут отблески фресок и великой живописи прошлых
эпох. Любуясь великим старцем, я вдруг понял-- по мере возведения Собора
автор все более превращается в его узника. И правда -- когда Лора спросила
художника, погрузившегося на мгновение в свои мысли: Михаил Матвеевич, где
вы только что были? -- он откликнулся по-детски наивно: Похоже -- был у
себя.
По вечерам порой необходимоприкоснуться к камням. Теперь они часть
стены крестьянского хлева -- прежде на них держался фасад церкви.
