Драма
Тонино Гуэрра - Дождь над всемирным потопом
Скачать Тонино Гуэрра - Дождь над всемирным потопом
СЕНТЯБРЬ
Мелодия дождя
Понедельник 2 -- С нашей горы хорошо видны изумительные закаты. Лора,
как всегда, боится пропустить это зрелище. Ужасно торопит меня. Откровенно
говоря, совсем не хочется выходить из дома. Романтический энтузиазм
действует мне на нервы, и я всегда нахожу какую-нибудь отговорку. В Дубултах
на Балтийском море я был более отзывчив на ее призывы. После ужина мы
постоянно занимали одну из бессчетных скамеек, расставленных на гребнях дюн.
Впрочем, цари тоже приезжали сюда из Петербурга -- любоваться буйством
немеркнущих до полуночи красок. Сколько лет мы не любовались закатом?
Четверг 5 -- С утра похолодало. В кабинет набилось невообразимое число
мух и шершней. Жужжат и бьются об стекло. Пришлось раскрыть окна. Улетать не
пожелали. Закрыл окна -- бьются в отчаянии об стекло. Падают на пол без
чувств. Есть жертвы. В конце концов жужжание прекратилось. В кабинете
воцарилась жуткая тишина. Не слишком ли дорогая цена за спокойствие? Выхожу
в сад.
Четверо братьев отца и девяностолетняя сестра его Назарена жили в
Америке. Иногда посылали открытки. Так мореплаватель бросает бутылку в море.
Я разыскал письмо Назарены к брату, моему отцу: Эдуард, мы в конце пути.
Пора подводить итоги. В Бразилии вспоминаю, как ездили мы продавать рыбу в
Веруккьо, по пятницам в 1913 году. Помнишь, река смыла мост прямо у нас на
глазах? Мы сидели в двуколке, не проронив ни слова. Дома оказалось -- рыба
протухла. Я не в силах отделаться от этого липкого запаха. Он неистребим до
сих пор. Это запах всей нашей жизни.
Суббота 7 -- Из Пеннабилли на горный выпас ведет щебенчатая дорога.
Вынужденная остановка в пути -- шоссе перепахано плугом. Перевернутые пласты
обнажили древнеримский багряный кирпич и осколки черепицы. Поднял с земли
черный наконечник стрелы. Спрятал в карман. Время от времени вынимаю и кручу
его в руках. Любопытно, была ли удачной охота?
Воскресенье 8 -- Во всякое время года бывают дни, когда хочется
убежать. От тяжести утраты или приступа тоски. Иногда охота досадить
кому-нибудь, хотя бы самому себе. В такие минуты мысленно запираюсь на ключ
в безвестной квартире на окраине Москвы. Там, где менее всего хотелось бы
жить. Микрорайон состоит из совершенно одинаковых домов. Назван по имени
бывшей деревни -- Косино. Молодые парни на лыжах выводят на прогулку собак.
Магазины совсем пусты. Полки наполнены мертвенно-бледным фосфоресцирующим
светом. Квартира, где я нахожусь на правах добровольного изгнанника, состоит
из комнаты и ванной. Здесь обитала старая поэтесса из Тбилиси. Великодушная
и нежно любящая женщина, обладавшая даром изящества и легкой грусти. На ней
постоянно черное платье с огромным кружевным воротником. Стены в комнате
увешаны потемневшими зеркалами с серебристыми пятнами. На кухне кушетка.
Зеркала в комнате должны были увеличить ее объем. Создать лабиринты и
иллюзию глубины. Теперь эта комната -- мое убежище. Здесь я скрываюсь от
подкатившего к горлу комка. Главное -- не смотреть на себя в зеркало.
Тартальона-заика -- звали девушку в сабо на босую ногу. Тонкая блузка
облегала крепкие, точно камешки, груди. Заикание было столь сильным, что так
и подмывало -- подсказать нужное слово. В ответ Тартальона прыскала смехом,
как от щекотки, будто слово лежало за пазухой, и мы вместе доставали его.
Среда 11 -- Ближе к вечеру ветер неожиданно прекратился. Миндальные
деревья перестали качаться. В ветвях поселился закат. Пошел на площадь
слушать фонтан. Он шумит на фоне красно-кораллового собора. Натолкнулся на
немца-архитектора. Роланд Гюнтер, часто бывает в Ангьяри. Неплохо было бы
устроить летучий университет. Изучать места, связанные с поэтическим
творчеством. У меня есть еще одна идея -- соорудить фонтан из водосточных
труб в заброшенном доме с рухнувшей крышей. Готово и название -- Обитель
воды.
Четверг 12 -- Идет дождь. Едем в Кортону. На протяжении всего пути до
Виамаджо видим, как охотники спускают собак в лес. При том, что вся изгородь
вдоль шоссе обвешана призывами местной власти -- Охота запрещена. Охотники
настаивают на своем. "А где еще нам натаскивать собак? Собаки под контролем,
мы следим за ними в бинокль". На обнесенной сеткой опушке увидел
рассвирепевшего кабана. Мчится в сторону свежевспаханного поля. Миновав бор,
шоссе поворачивает на Сан-Сеполькро. Сосны стряхивают на дорогу сухие иголки
и последние капли дождя. В облаках образовались первые прогалины. За Ангьяри
зелень табачных плантаций. Поодаль черные от солнца головы подсолнуха. Уныло
свисают они с высохших стеблей. Кукуруза еще не достигла спелости. Ее
початки гордо поглядывают по сторонам. Кортона встречает нас этрусскими
крепостными стенами и миниатюрными площадями в окружении древних палаццо.
Дворянские гербы на раскаленных от зноя стенах тают, как мороженное. Здесь
зона светоносного излучения. Так бывает только во сне. На обратном пути
остановка в Сан-Сеполькро. Засвидетельствовали свое уважение Воскресению
Пьеро делла Франческа. Пейзаж напоминает окрестности Монтефельтро. Пытаемся
отыскать вершину, вдохновившую великого художника. Вот она! -- крикнули мы в
один голос, радостно указывая на Монтеботолино.
Последний привет уходящего лета. С горных круч опускается полог тумана.
Пришлось надеть ельветовую куртку.
Суббота 14 -- У меня медленный взгляд, как у вола, тянущего плуг. Сяду,
встану, хожу взад-вперед. В Пеннабилли пусто -- ни души. Просматриваю
газету. Гляжу на стены окружающих площадь домов. Городишко теперь сломанный
музыкальный инструмент. Дачники забились в свои городские норы.
Воскресенье 15 -- К семи вечера стало прохладно. Вернулся за фуфайкой.
Долго разговаривал с адвокатом Берти из Сан-Марино. Адвокат бывает у
какого-то странного человека, предрекающего опасности будущего. Гадает на
оливковом масле. Всего несколько капель в кувшин с холодной водой. Вода
начинает кипеть. Говорит, что на адвоката ополчился злой дух.
Четверг 19 -- Тосковать можно и по нищете, вспоминая трудные, но
веселые времена. Тогда все мы жили в ладах с самими собой. И сегодня люблю
слушать, как трещит до красна раскаленная жаровня. В детстве таскал из нее
обжигающие огнем каштаны. Люблю оставаться наедине с самим собой на горном
пастбище в заброшенной кошаре. Я не искатель кладов. Для меня важен влажный
запах земли, на которой отпечатался след куриной лапки. Приятно услышать
скрип ржавого крана. Все мы живем детством. Тогда мы были бессмертны.
Суббота 21 -- Иногда я жду того, чему нет названия. Возникает чувство
неопределенности, атмосфера предчувствия. Самоуверенность улетучивается.
Ждешь озарений. Начинаешь верить в приметы. На днях меня поразило одно
явление. На вершину холма ведет извилистый и ухабистый путь. В конце пути мы
увидели одноэтажный домик -- два на три метра. Обитавшая здесь прежде
старуха питалась дарами горного леса и лечилась растущими у порога травами.
Она глядела на мир сквозь древние щели в стене. Зарабатывала на жизнь,
отмывая грязные бутылки шершавым лопухом, который в этих краях так и
называется -- стеклянная трава. У нас в горах немало таких развалин, где
старики доживают последние дни в полном забвении. Единственные близкие --
небо над головой и земля, на которой они появились на свет. Часами смотрят
они на мир из крохотных окон. От головной боли лечатся запахом листьев
вербены. Отчего щемит сердце при виде этого убогого жилища? В памяти ожили
родники жизни, прожитой другими людьми. Как будто я уже был когда-то в этой
хижине и тоже взирал на окружающий мир сквозь щели древней бойницы.
Даже когда за окном плотная пелена дождя, все равно над вершинами ярко
светит луна.
Пятница 27 -- Временами усаживаюсь в плетеное кресло стоящее на
террасе. Передо мной горный кряж с зеленым куполом дубовой рощи. Внизу Месса
-- горный ручей, свежевспаханные поля. Кое-где одинокие дубы. На расстоянии
вытянутой руки -- кованная решетка. Она соединяет два столба террасы.
Похищенная в Мареккье речная галька лежит на поручне парапета. Тут же -- до
блеска отполированные рекой обломки средневекового кирпича. Итак, одна
вселенная в двух шагах. Другая, в нескольких километрах -- в долине. Между
ними, у основания террасы -- широколистная смоковница. Она еще не пришла в
себя от летнего зноя. Все чаще задаю себе вопрос -- прибыл ли я уже на
конечную станцию? Суждено ли мне полюбить русскую деревню с деревянными
избами в сибирской тайге, или водные зеркала древних китайских рисовых
чеков? "Не рассчитывай на далекие путешествия. Лучше окинь взором пройденный
путь" -- твердит внутренний голос: "Отдохни". Выходит, пора возвращаться
домой и вглядываться в горизонты былого? Увы, душевный мир -- это дерево,
которое растет только на обочине жизни. Сама жизнь наполнена волнениям и
страхами. Редко кому удается обрести спокойствие, отсиживаясь за безопасными
крепостными стенами замка, где давно уже царствует равнодушие.
Воскресенье 29 -- Утром изучал трещины на дороге. Меня утомила широта
ландшафтов и открытых пространств за бруствером моей террасы. Пожалуй, уже
пора надевать теплые вельветовые брюки.
У нас было крепкое рукопожатие и данное слово было крепче камня. Теперь
все утратило смысл. Заключить сегодня кого-то в объятия -- все равно, что
обхватить кучу тряпья.
Понедельник 30 -- В Римини кинофестиваль. Встретили племянника
Параджанова. Гарик привез документальную зарисовку -- дом Параджанова после
кончины мастера. Гарик рассказал о похоронах дяди. В начале июля 1990 года в
Ереване стояла жара. Градусов 50! Вода едва сочилась в фонтанах. Параджанова
вынесли из музея его же имени. Потными руками толпа пыталась прикоснуться к
открытому гробу. Доски стали влажными от пота сердобольных рук. Лицо
Параджанова обложили кубиками льда. Оно порозовело и выглядело, как живое.
Лед начал таять. Над гробом чуть видно дымился пар. Грузовик, в кузове
которого везли Параджанова, остановился из-за поломки мотора. Молодежь
тотчас взялась толкать грузовик руками. Город почернел от горя. По улицам
Еревана медленно шествовала траурная процессия. Жажда дала знать о себе.
Дети требовали воды. Сначала шепотом. Потом криком. Вода в городских
фонтанах пересохла. Люди лизали влажный мрамор. Толпа испытала такую жажду,
что многие не выдерживали и стучались в дома -- просили пить. Женщины и
старики, из-за жары оставшиеся дома, растворили двери и окна настежь и
подавали прохожим воду в стаканах. И так на протяжении всего пути до самого
кладбища. За ночь мужчины выкопали могилу руками. Это дань уважения великому
человеку. Когда гроб опускали в могилу, толпа опустилась на колени. Каждый
кинул в могилу свою горсть земли. К вечеру над могилой вырос огромный
курган.
Ветер приносит давно забытый запах. Следом вбегает в мой дом девочка с
ведром родниковой воды.
