Драма
СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - ОДНОФАМИЛЬЦЫ
Скачать СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН - ОДНОФАМИЛЬЦЫ
Еще представлялось в детстве Бахметьеву, будто "ь" дружит со стран-
ными близнецами, с буквами "и" и "й", и вот втроем они забираются в
избушку на курьих ножках и там смеются, а "ъ" к ним стучится: "Пустите
меня к себе!" - "Иди, иди отсюда, - отвечают ему из той избушки, - те-
бя почти везде отменили, а там, где ты остался, ты соседние буквы пор-
тишь!" - "Вас-то я, честное слово, не испорчу!" - плачется "ъ". "Все
равно уходи, нам без тебя веселее!" Доведись нынче Бахметьеву К. Н.,
взрослому, на закате дней - он, пожалуй, впустил бы "ъ" в избушку на
курьих ножках, это было ему приятно сознавать - пустил бы! Зачем зря
кого-то обижать? Хотя бы и "ъ"?
Бахметьев К. Н. еще полежал, еще что-то о чем-то подумал - о про-
шедшей жизни, о предстоящей смерти, и к нему пришел-таки вопрос: что
же это значило, когда в квартиру явился старшина милиции, взял перед
Костенькой под козырек: "По вашему приказанию явился!"? Это при том,
что Костенька признался: он находится под следствием? "Вот наградил
Бог племянничком!"
Затем Бахметьев К. Н. встал, какое-то время, не очень краткое, по-
держался за спинку кровати, потом зашаркал на кухню... На кухонном
столе не было ничего, ни крошки - старшина милиции все подмел, но в
холодильнике было: сыр импортный, два вида, колбасы, импортные же,
трех сортов, кусочек рыбы семги граммов, наверное, на двести, а также
и творожок, бутылка пива, маленькая бутылочка коньяка пять звездочек
(армянский) и, наконец, совсем уж маленький шкалик водки. Булки, хлеб,
чай, сахар - это как бы уже и не в счет, а само собой.
Взглянув на содержание холодильника, Бахметьев К. Н. громко захлоп-
нул дверцу. "Вот это - жизнь! - испугался он. - Не жизнь, а что-то не-
возможное. И даже - невероятное!" Еще посидел около, погладил прохлад-
ную поверхность ладонью, подумал: "А впрочем, когда это жизнь у меня
была возможной? И - вероятной? Никогда не была!" И он снова распахнул
холодильник. Шкалик с водкой его особенно растрогал: давно уже лике-
ро-водочная промышленность подобного разлива не производит, народ пе-
решагнул через этакие емкости, но вот нате вам - шкалик в натуре! До
чего трогательная посудинка! Ну прямо-таки детсадовский разлив! Слезу
вышибает!
Что же со всем с этим делать-то? Неужели все съесть? Все выпить?
Что о Костеньке думать? Неужели - ничего? Бахметьев К. Н. именно так и
решил в этот момент: ни-че-го! Вернулся, посидел на кровати, посидев,
лег и уснул. Бахметьев К. Н. спал теперь без разбора, ночь ли, день ли
- ему все равно. Время идет к своему концу, и ладно. Стосерийный фильм
и тот кончается, а Бахметьев К. Н. чувствовал: он со своей жизнью в
десять серий уложится запросто.
Память не хранила все то, что было с ним когда-то, но сознание - не
так, оно прорабатывало разные продолжения бывшего, продолжения, кото-
рые, слава Богу, так и не состоялись.
Когда бы они состоялись в действительности, это было бы хуже всего
плохого, с ним когда-то случившегося.
Так вот, нынче видел он сон: развалины без конца, без края - город
разрушен огромный, при такой огромности бывшего города обязательно
должна быть какая-нибудь река, и ее берега должны быть гранитными, ка-
кое-нибудь озеро или море должны быть? Но ничего, никакой воды здесь
почему-то не было. Кирпич, бетон, песок, железо, неопределенный строй-
материал, а в недрах развалин, в каждой груде, - камеры и даже бараки.
В бараках заключенные, само собою, голодные, но послушные необыкновен-
но, - входит начальник, а они уже стоят в шеренгу и по ранжиру: с пра-
вого фланга метра по три росту, с левого - вовсе лилипутики. Стоят не-
подвижно, и никто не чешется. Будто вшей на них ни одной. Начальник
волосатый, зубы наружу, на кого пальцем укажет - тот в тот же миг из
строя исчезает. Так же мгновенно, как умеет это Костенька. Но все это
не самое удивительное, но вот при начальнике писарь, карандаш на вере-
вочке через шею, он что-то быстро-быстро записывает не на бумагу, а на
ржавую железку, и кажется Бахметьеву К. Н. - знакомая ему фигура. Кто
такой? Не может быть, но все равно так и есть: писарь этот он - Бах-
метьев К. Н.
Еще не проснувшись, Бахметьев К. Н. плюется: тьфу! - а проснувшись,
не понимает: что за сон? откуда и как явился? Он лежит неподвижно, ше-
велением легко спугнуть догадку, и вот в чем, оказывается, дело: дело
в том, что и в немецких лагерях, и в подземной Воркуте появлялась бы у
него возможность прилепиться к начальству, чуть-чуть, а понравиться
ему. Он крепкий был парень, выносливый, быстрый, толковый, хоть плен-
ный, хоть заключенный, а все равно начальники его примечали, бросали
на него свой взгляд. Однако он встречал этот взгляд без дружелюбия и
готовности. После даже и ругал себя последними словами - надо было ка-
кую-никакую, а сделать улыбку, а тогда вблизи начальства какая-никакая
корочка обязательно перепала бы.
А еще было так: в лагерь военнопленных приезжает кухня с похлебкой
и с кашей - дают желающим, но сперва запишись в армию генерала Власо-
ва, чтобы воевать с Советами.
Кто записывался, тех уводили из лагерей прямиком к Власову.
Новоявленные вояки того и ждали: в первом же бою перебежать к сво-
им. А что было в действительности? Перебежчиков свои тут же расстрели-
вали, до одного.
А Бахметьев? Вес 29,5 килограмма - но он на похлебку не покусился,
на перебежку к своим не понадеялся. Своих-то он знал, он сам был свой.
Бахметьев К. Н. просыпался, делал освободительный вдох-выдох на ма-
нер физкультурного вдоха-выдоха и снова засыпал, уже в успокоенном от-
ношении к самому себе. Ко всей окружающей действительности прошлой и
настоящей он в своем сне тоже относился благосклоннее.
