Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. - Пир горой

   Слухи о сибирском золоте ходили уже давно среди уральских раскольников,
особенно среди тех из них,  которые вели крупные торговые дела с  киргизской
степью. Егор Иваныч вырос в подручных у крупных торговцев салом, Ивачевых, и
не один год провел в степи.  Там, на степных стойбищах, в киргизских аулах и
кибитках, он слышал десятки рассказов о сибирском золоте, скрытом в глубинах
непроходимой тайги,  как  заветный клад.  Эти рассказы переходили из  рода в
род,  и никому еще до сих пор не удалось добраться до сокровища, несмотря на
очень  смелые попытки,  как,  например,  история знаменитых братьев Поповых,
положивших на это дело миллионы.  Егор Иваныч успел состариться, а сокровище
оставалось нетронутым.  И вот теперь,  когда его голова уже покрылась первым
снегом,  оно само пришло к нему,  это сокровище. Во всей истории было что-то
сказочное:   и  Спиридон,  и  старец  Мисаил,  и  слухи,  которые  опередили
Спиридона.  Сам Спиридон не внушал Егору Иванычу доверия:  мало ли по Сибири
таких бродяг шатается! Просто купил у бухарцев золота и подманивает.
   - Ну, вот что, мил друг, утро вечера мудренее! - строго проговорил Егор
Иваныч,  поднимаясь с  места.  -  Сегодня ты ступай в  Увек,  там заночуешь.
Третья изба с краю... Скажи, что Егор Иваныч прислал. Да смотри: ешь пирог с
грибами, а язык держи за зубами.
   Мужик посмотрел на  Егора Иваныча исподлобья,  как  настоящий травленый
волк, а потом свернул свою тряпочку с золотом и ответил:
   - Што же  тут держать-то:  я  никого не неволю.  Дело полюбовное,  Егор
Иваныч.
   Егор Иваныч покраснел, не сдержался и только сухо ответил:
   - Што же, другим понесешь золото?
   - А хошь бы и так... Ведь ты меня не купил. Говорю любовное дело. Брюхо
за хлебом не ходит...
   - Как ты сказал, мил человек?
   - А  так и  сказал...  Сначала коня запрягают,  а потом в сани садятся.
Я-то вот тыщи с три верстов отмерил до тебя, а ты меня пирожком накормил...
   У  Егора  Иваныча глаза  потемнели от  бешенства,  -  очень уж  дерзкий
мужичонка, - но он переломил себя и только заметил:
   - Зубы-то, мил человек, побереги. Пригодятся...
   - У волка в зубе - Егорий дал! - смело ответил странник.
   Когда он вышел, Егор Иваныч громко ударил по столу кулаком.
   - Нет,  как он разговаривает-то,  челдон?!  - кричал старик, давая волю
накопившемуся негодованию. - Слышал, Яков Трофимыч?
   - Как не слышать,  -  равнодушно подтвердил слепой.  -  Значит,  вполне
надеется оправдать себя,  ежели такие слова выражает.  И то сказать, што ему
кланяться нам со своим золотом?..
   - Да ведь это еще в трубе углем написано, его-то золото!.. Надо его еще
найти, а он вперед на дыбы поднимается... Одним словом, варнак...
   - Не велик, видно, зверь, да лапист. А Мисаил-то што пишет?
   - Да  вот послушай,  Яков Трофимыч...  Очень уж уверился старичок вот в
этом самом Спиридоне. Как бы ошибки не вышло.
   Егор Иваныч опять оседлал свой нос очками,  развернул грамотку и только
приготовился читать,  как в  горницу вошли Агния Ефимовна и Аннушка.  Старик
нахмурился и проговорил, обращаясь к дочери:
   - Анна,  ты иди-ко к себе в келью.  Не бабьего это ума дело, штобы наши
разговоры слушать...
   Послушница простилась и  вышла,  а  Агния Ефимовна,  как  ни  в  чем не
бывало, подсела к мужу, положила к нему руку на плечо и вызывающе посмотрела
на  сердитого гостя  своими большими карими глазами.  Егор  Иваныч вскочил и
грузно заходил по комнате.
   - Ну, што же Мисаил-то? - спросил слепой.
   - Ах, отстань!.. Терпеть ненавижу, когда, напримерно, всякая баба будет
нос совать не в свое дело. Всяк сверчок знай свой шесток...
   - Куда же мне идти от слепого мужа?  -  спрашивала Агния Ефимовна самым
простым тоном. - Он как малый ребенок без меня...
   - Не тронь ее,  Егор Иваныч,  -  вступился за жену слепой. - Она у меня
разумница...  Не  бойся,  не  разболтает чего не следует.  Ты,  Агнюшка,  не
бойся...
   - И то не боюсь,  Яков Трофимыч. Не какая-нибудь, а мужняя жена. Некуда
мне уходить-то...
   Агния Ефимовна была еще молода,  всего по тридцатому году,  и сохраняла
еще  свою женскую красоту.  Лицо у  нее  было тонкое,  белое,  нос с  легкой
горбинкой, брови черные, губы алые; сидение в скитском затворе около слепого
мужа  придавало этому  лицу  особенную женскую  прелесть.  Вывез  жену  Яков
Трофимыч откуда-то с Волги, когда зрячим ездил по своим делам в Нижний. Егор
Иваныч как-то  инстинктивно не  любил  вот  эту  Агнию Ефимовну,  правильнее
сказать,  не  верил  ни  ее  ласковому бабьему голосу,  ни  этому смиренному
взгляду,  ни  ее  любви к  мужу.  Сейчас в  особенности старик ненавидел эту
женскую прелесть, мешавшую делать большое мужское дело.
   - Ну што же ты,  Егор Иваныч?  - спрашивал слепой. - Што тебе Мисаил-то
пишет?
   - Не мне,  а матери Анфусе,  -  поправил его Егор Иваныч.  -  Дело не в
письме,  Яков Трофимыч...  Нет,  не могу я  с  тобой по-сурьезному разговоры
разговаривать!..
   Слепой тихо засмеялся,  откинув назад голову. Агния Ефимовна поднялась,
выпрямилась и заговорила твердым голосом:
   - Ты не можешь, Егор Иваныч, так я тебе скажу...
   - Ну,  ну,  скажи!  -  подзадоривал старик, усаживаясь к столу. - В чем
дело, Агния Ефимовна? Поучите нас, дураков...
   - Приходится,  видно, поучать... Зачем Спиридона отвел сейчас? Характер
свой захотел потешить?  Только одно забыл,  што этот Спиридон из  тайги сюда
три месяца шел, што ежели бы его поймали на дороге с золотом, так ни дна бы,
ни покрышки он не взвидел,  што... Одним словом, нужный человек, а ты ему ни
два ни полтора.
   - Верно,  Агнюшка,  -  поддакивал слепой.  -  И я то же говорил... Егор
Иваныч,  ты не серчай,  а у нас все заодно:  у одного на уме, а у другого на
языке.
   - Так,  так... Правильно! - иронически согласился Егор Иваныч. - Еще не
скажешь ли  чего,  матушка Агния Ефимовна?  Откедова ты  это все вызнала-то,
скажи-ко попервее всего?
   - А сорока на хвосте принесла...
   - А  не  сказала  тебе  сорока,   чего  будет  стоить  эта  игрушка  со
Спиридоном?
   - Тысяч на тридцать можно обернуться...
   - А где их взять?
   - Яков Трофимыч даст...  Дело верное,  ежели старец Мисаил одобряет. Не
таковский человек, штобы зря говорить.
   Егор Иваныч поднялся,  прошелся по комнате, остановился около слепого и
проговорил сдавленным голосом:
   - Дашь,  што ли,  Яков Трофимыч,  ежели дело на  то  пойдет?  Мисаил-то
пишет, действительно, того...
   - Дать, Агнюшка? - спрашивал слепой.
   - Ежели старец Мисаил благословляет,  так,  известно,  дать,  -  решила
Агния Ефимовна. - Ему-то ближе нашего знать...
   Егор  Иваныч  стоял  и  молча  смотрел  на  мудреную бабу.  Ох,  велика
человеческая слабость,  особливо,  когда бес прикачнется вот на такой лад, с
бабьими лестными словами!.. И сам он то же думал, только не хотел показывать
виду, а баба все и вывела на свежую воду, как пить дала...
   - А ты бы,  Агния Ефимовна,  все-таки вышла бы лучше в свою горенку,  -
проговорил Егор Иваныч,  выдерживая характер. - Бабье-то "так" пером по воде
плавает...
   - Не тронь ты ее!..  -  взмолился слепой.  -  Она у  меня вместо глаза.
Поговорим ладом... Што она, што я - разговор один.
   - А ежели не привык я с бабьем разговаривать?  Ну, да дело твое. Немощь
тебя обуяла, Яков Трофимыч. Оно и взыскивать не с кого... Я это так, к слову
пришлось.
   Беседа задлилась во  флигельке за  полночь.  Говорил один  Егор Иваныч,
обсуждая новое дело со всех сторон. Агния Ефимовна все время не проронила ни
одного  слова,   точно  воды  в  рот  набрала.  В  конце  концов  состоялось
соглашение, и старики ударили по рукам.
   - По первопутку поеду в тайгу со Спиридоном сам, - говорил Егор Иваныч.
- А там, што бог даст...
   Агния  Ефимовна вышла  провожать старика в  сени  и,  стоя  на  пороге,
проговорила:
   - Моя любая половина, Егор Иваныч.
   - Из чего это половина-то?
   - А из чистых барышей...
   Старик только тряхнул головой: черт, а не баба.