Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. - Пир горой

   Целый год об Егоре Иваныче не было ни слуху ни духу, - точно все в воду
канули.  Раз только была засылка к  матери Анфусе от честного старца Мисаила
через прохожего странного человека,  пробиравшегося по раскольничьим делам в
мать-Расею.
   - Наказал больно тебе  кланяться,  мать Анфуса,  -  повторял странник в
десятый раз.
   - Ну, еще-то што?..
   - А еще наказывал, штобы вы не беспокоились и што все идет правильно.
   - Да ты говори толком:  где Егор-то Иваныч?  Он у  нас ни в  живых ни в
мертвых...
   - Вся партия в  тайгу ушла еще с зимы;  ну,  а летом оттуда ходу нет ни
конному,  ни  пешему.  Не  близкое место:  сотен на  шесть верст от ближнего
жилья.  Тунгусишки сказывали,  што  быдто  видели партию и  соследили ее  по
зарубкам в лесу...
   Так  и  было  неизвестно ничего,  пока на  Увек в  скит не  приехал сам
Лаврентий Тарасыч Мелкозеров.  Гордый был человек и редко посещал обитель, а
тут приехал и прямо к игуменье.
   - Каково, честная мать, поживаешь?..
   - Живем, Лаврентий Тарасыч, пока бог грехам терпит...
   Стара была мать Анфуса,  а  все-таки догадалась,  что  неспроста наехал
толстосум.  Поговорит-поговорит и замолчит,  точно ждет чего. Так и не могли
разговориться по-настоящему. Уходя, Мелкозеров спохватился:
   - Мать честная, у тебя живет Яков-то Трофимыч?
   - Ох, у меня, милостивец...
   - Давно я  собираюсь его  проведать,  да  все  некогда...  А  прежде-то
дружками были. Ну, как он у тебя?
   - Да  все так же...  Ты  бы зашел к  нему,  Лаврентий Тарасыч.  Убогого
человека навестить подобает...
   - Некогда мне, честная мать. Дела у меня: помереть некогда. Вот до тебя
еле удосужился...
   - А ты послушай старуху, не погордись, сходи...
   Мелкозеров поломался для прилику, а потом согласился.
   - Уж только для тебя, честная мать, а то и дыхануть некогда.
   Хитер  был  Лаврентий Тарасыч,  а  перехитрить честную мать  не  сумел.
Поняла она, зачем он приехал: дошли какие-нибудь слухи из тайги, - не иначе.
То-то  Яков  Трофимыч вдруг понадобился.  Провожать старика игуменья послала
Аннушку и шепнула, чтобы та осталась на всякий случай у Агнии и послушала, о
чем будут толковать старики.
   Со  слепцом Мелкозеров повел  ту  же  политику и  долго ходил кругом да
около, а уж потом проговорил:
   - Плакали твои-то денежки, Яков Трофимыч...
   - Какие денежки?
   - А которые отправил в тайгу закапывать. Егор-то Иваныч на старости лет
немного из  ума  выступил,  а  Капитошка и  всегда прямым дураком был...  Не
положил,  видно, не ищи. Жаль мне тебя, ну и завернул... Дело-то твое такое,
што обошли они тебя кругом.
   - Ты это откуда вызнал-то про тайгу?
   - А  верный человек навернулся и все порассказал,  как и што.  И деньги
закопали и сами не знают,  как живыми выворотиться. Такое дело выходит, Яков
Трофимыч, и весьма я пожалел твою слепоту. Тридцать тысяч выдал им?
   - Ох,  тридцать,  родимый мой!.. Ох, зарезали, Лаврентий Тарасыч!.. Что
же я-то теперь буду делать? Головушку с плеч сняли...
   - Попытался на легкое богатство, вот и казнись. Жалеючи говорю...
   - Да ведь я-то не дал бы, кабы не жена. Она меня обошла...
   - А  не живи вперед бабьим умом!..  Меня бы спросил...  Уж так мне тебя
жаль, Яков Трофимыч, потому, где тебе, слепому, взять такие деньги...
   Дальше  старики  заговорили  шепотом.  Агния  слышала  первую  половину
разговора и стрелой понеслась к матери Анфусе. Сама она не посмела вмешаться
в  дело:  не  маленький был человек Лаврентий Тарасыч,  и  перечить ему было
страшно, да и характером крут.
   - Ох,  матушка,  што-то не ладно они разговаривают,  - жаловалась Агния
игуменье.  -  Кругом  пальца обернет Лаврентий-то  Тарасыч моего  слепыша...
Неспроста приехал. Пошла бы ты к ним, помешала...
   - И  то  пойду,  Агнюшка.  Я  уже  сама догадалась,  что неспроста дела
приехал Лаврентий-то Тарасыч и мелким бесом передо мной рассыпался...
   Пока честная мать одевалась да собиралась,  Мелкозерова и след простыл.
Когда мать Анфуса прошла в густомесовский флигелек, Яков Трофимыч сидел и на
ощупь  считал какие-то  деньги.  Заслышав шаги,  он  спрятал целую  пачку за
спину.
   - Денег бог послал? - спросила мать Анфуса.
   - Доброго человека послал бог,  а  не деньги.  Обманули вы меня все:  и
твой старец Мисаил,  и  Егор Иваныч,  и  милая женушка.  Вот  один Лаврентий
Тарасыч пожалел...  Говорит:  давай грех  пополам.  Вот  он  какой...  Я-то,
говорит, наживу, потому зрячий, а тебе где взять, слепому.
   - За што же он тебе столько денег дал?
   - А   пожалел...   Ему  плевать  пятнадцать-то  тысяч.   На,   говорит,
поправляйся,  а буде что будет,  -  барыши пополам.  Какие там барыши, когда
цельный год ни слуху ни духу...
   - Надул он тебя,  Лаврентий-то Тарасыч! - вступилась Агния. - Станет он
тебе даром деньги давать...
   - Молчать!  -  закричал Яков Трофимыч.  - Не твоего бабьего ума дело...
Все вы меня обманываете...
   - Да  ты  никак рехнулся!  -  обиделась мать Анфуса.  -  Какие слова-то
говоришь?
   - А  вот такие...  Будет вам меня за нос водить.  Это все милая женушка
устроила для милого дружка Капитона Титыча.  Ему на голодные-то зубы как раз
мои деньги пригодились.  Лаврентий-то Тарасыч прямо говорит: "За Капитошкино
озорство тебе плачу, потому, как ни на есть, а племянником меня бог наказал.
С Егором Иванычем сам считайся, а за Капитошку я все помирю".
   - Обошел  он  тебя  кругом,  и  разговаривать я  с  тобой  не  хочу,  -
окончательно рассердилась мать Анфуса и ушла, хлопнув дверью.
   - Не поглянулось...  а?  Ха-ха...  -  смеялся слепец, вытаскивая деньги
из-за спины. - Сладок вам Капитошка пришелся... А с тобой, змея, у меня свой
разговор будет. Подойди-ка сюды, жар-птица...
   - Не подойду!  Лучше в  озеро брошусь...  А ты дурак!..  Я тебя и знать
больше не хочу...
   - Молчать! - заревел слепой, трясясь от бешенства. - Убить тебя мало...
На мои деньги хотели разлакомиться,  да не выгорело...  А  Егор-то Иваныч на
старости лет каким себя дураком оказал?.. И его вы обошли.
   Целый день во флигельке стоял содом,  а потом Агния вырвалась и убежала
к  матери Анфусе,  но ее туда не пустили:  там сидели Рябинины и  Огибенины,
приехавшие тоже проведать Густомесова.  Они столкнулись случайно и  смотрели
друг на друга волками, так что насмешили мать Анфусу...
   - Экая жалость на вас сегодня напала...  -  говорила Анфуса.  -  Ума не
приложу.  Даве утром пригонял Лаврентий Тарасыч и  наперед вас пожалел Якова
Трофимыча.  Опоздали вы,  видно,  маленько...  Да и  меня напрасно морочите.
Говорите уж прямо, с чем приехали...
   Долго   отнекивались  сосногорские  толстосумы,   а   потом  повинились
начистоту,  чтобы вывести Лаврентия Тарасыча на свежую воду. Да, Егор Иваныч
нашел в тайге несметное золото и скоро будет сюда,  как только реки встанут.
Сказывают, что такого богатства еще и не видано и не слыхано.
   Весть  о   найденном  богатстве  разнеслась  перекатной  волной,   и  в
Сосногорске только и  говорили,  что о таежном золоте.  По-прежнему не верил
этим  слухам  один  Яков  Трофимыч и  каждый день  пересчитывал полученные с
Мелкозерова деньги, ругая жену на чем свет стоит.
   Егор Иваныч приехал только под рождество,  вместе с  Капитоном Титычем.
Он  приехал прямо на  Увек под  вечер,  когда в  обитель посторонних уже  не
пускали. Вышла сама мать Анфуса, чтобы впустить желанных гостей, и не узнала
их: загорели, заветрели, похудели.
   - Зайдите ко мне опнуться малым делом, - пригласила их мать Анфуса.
   Степенный был человек Егор Иваныч и не сразу распоясался,  да и рад был
видеть дочь. Даже прослезился старик, обнимая свою ненаглядную Аннушку.
   - Ну,  устроил я тебе хорошее приданое, доченька, - шепнул он. - Не для
себя старался и всяческую муку принимал...  За ваши скитские молитвы господь
счастки послал.
   Мать Анфуса выставила закуску для дорогих гостей и  даже сама налила им
по рюмке своедельной настойки от сорока недугов.
   - Не томите, отцы, говорите... - молвила она.
   Капитон Титыч молчал,  изредка взглядывая на  Аннушку,  а  Егор  Иваныч
разгладил свою бородку и приговаривал:
   - Перво-наперво скажу я тебе, мать честная, что привез я из тайги своей
любезной дочери подарочек... Не век ей в девках вековать. Люб тебе, Аннушка,
Капитон Титыч?  Ну,  да это не твоего ума дело...  Девушкам и не след знать,
какого жениха отец выберет.  А  второе дело,  честная мать Анфуса,  за  твои
молитвы сиротские напали мы  под самый Успеньев день на богатимое золото,  о
каком  еще  и  не  слыхивали...  Потом все  расскажу,  а  сейчас пойду Якова
Трофимыча обрадую.
   Появление Егора  Иваныча  с  известием об  открытом богатстве было  для
Якова Трофимыча ударом грома.  Он  даже весь затрясся и  едва мог рассказать
про то, как его пожалел Лаврентий Тарасыч.
   - А ты ему верни деньги - и вся недолга, - советовал Егор Иваныч.
   - Не  могу,  родной:  клятву он  с  меня  взял.  Ведь  без  бумаги дело
делалось, а на слово...
   Впрочем,  слепец скоро утешился, когда узнал о женихе Аннушки. Он сразу
повеселел и, потирая руки, говорил:
   - Вот,  Агнюшка,  радость-то  тебе великая...  Ведь ты  души не чаешь в
Аннушке...