Михаил Булгаков. - Дьяволиада

   В сумерки товарищ Коротков, сидя на байковой кровати, выпил три бутылки
вина, чтобы все забыть и успокоиться. Голова теперь  у  него  болела  вся:
правый и левый висок, затылок и даже веки. Легкая муть поднималась со  дна
желудка, ходила внутри волнами, и два раза тов. Короткова рвало в таз.
   - Я вот так сделаю, - слабо шептал  Коротков,  свесив  вниз  голову,  -
завтра я постараюсь не встречаться с ним. Но так как он вертится всюду, то
я пережду. Пережду: в переулочке или в тупичке. Он себе мимо и пройдет.  А
если он погонится за мной, я убегу. Он и отстанет. Иди  себе,  мол,  своей
дорогой. И я уж больше не хочу  в  Спимат.  Бог  с  тобой.  Служи  себе  и
заведующим и делопроизводителем, и трамвайных денег я не хочу. Обойдусь  и
без них. Только ты уж меня, пожалуйста, оставь в покое. Кот ты или не кот,
с бородой или без бороды, - ты сам по себе, я сам по себе. Я  себе  другое
местечко найду и буду служить тихо и мирно. Ни я никого не трогаю, ни меня
никто. И претензий  на  тебя  никаких  подавать  не  буду.  Завтра  только
выправлю себе документы - и шабаш...
   В отдалении глухо начали бить часы. Бам... бам... "Это у  Пеструхиных",
- подумал Коротков и стал считать. Десять... одиннадцать...  полночь.  13,
14, 15... 40...
   - Сорок раз пробили часики, - горько усмехнулся Короткое, а потом опять
заплакал. Потом его опять судорожно и тяжко стошнило церковным вином.
   - Крепкое, ох крепкое вино, - выговорил Коротков и со стоном  откинулся
на подушку. Прошло часа два, и непотушенная лампа освещала бледное лицо на
подушке и растрепанные волосы.