Фэнтези
Игорь Гергенредер. - Парадокс Зенона
Скачать Игорь Гергенредер. - Парадокс Зенона
14
У Иосифа сотрясение мозга. Ночью его вывезли из города на перегруженной
ранеными двуколке. Белые уходили не в ту стоорну, откуда появились накануне.
Теперь им не попадалось ни одного деревца. Невысоко над землей
фосфоресцировал мутный лунный круг, и безотрадно серой гляделась равнина под
нестаявшим загрязненным снегом.
Жгучая скорбь въелась в каждую жилку Иосифа. Дядя убит в рукопашном бою
в Форштадте. Никого близкого нет рядом.
Смерть по-прежнему вездесуща и молодо-ненасытна, тут и там трупы,
трупы. Белые партизаны не признали проигрыша, и Лукин кочевал по станицам в
неукротимом рвении поднять казачью массу. В Неженской его захватил
карательный отряд. Кнутами посеченная вмызг спина войскового старшины
скипелась кровью. Перебив ему предплечья, каратели бросили его на навоз и
застрелили.
Но маленькая дружина белых проскакивала от хутора к хутору, продолжая
кусаться. Иосиф, как только отпустили тошнота, головокружение, встал в
строй.
Когда восстали чехословаки и сопротивление комиссарам, наконец-то,
полыхнуло яро и широко, дружина влилась в часть, что схватилась с так
называемой Уральской армией Блюхера. А Иосиф представлял себя на другом
боевом участке - среди тех, кто должен взять Оренбург.
...Прилетела весть: Оренбург занят без боя. Зато армия Блюхера, на
время очутившаяся в отрыве от сил Совдепии, пугливости не выказала. Кольца
окружения нет, и Блюхер знает: дутовцев маловато, чтобы помешать его
переходу на Средний Урал.
Война в подернутой сизоватым дымком степи. Травы обильно и высоко
разрослись и начали густо темнеть от корня. По всему обширному уходящему на
отлогость полю яростно рдели пламенно-розовые гвоздики, неотразимо-свежо
сияли желтые купавы. Где-то за холмистой далью еле слышно порокатывал
добродушный гром, а вблизи раздольно и перекидисто грохали выстрелы
винтовок. Иосифа, лежавшего в цепи, тяжело ранило в грудь.
Его лечили в госпитале в Троицке, и смерть прилипчиво и долго терлась
около. Пролетные ливни шумно сыпались на богатые хлеба и на теряющие зерно,
скорбные выхолощенные, а то и вовсе вытоптанные, пожженные нивы. Дробь
крупных сверкающих брызг пестрила дымящийся прах военных дорог. Листья
тополей состарились и зарябили на ветру седовато-стальной изнанкой. Бледно
зажелтело мелкокустье, и по низким, топким местам стали пунцово посвечивать
заросли краснотала.
Иосиф начинал подниматься; стал ходить. Для полного выздоровления
комиссия списала его в полугодовой отпуск. Из Томска от отца пришли деньги.
Надо ехать домой. В Томске - белая власть, дорога свободна.
Но удалиться от Оренбурга невозможно...
Поселился в гостинице и стал ходить на пустырь, где по влажно-хрупкой,
скованной морозцем траве маршировали учебные команды: гимназисты и реалисты,
пьяные от военных грез.
Снежная искрящаяся накипь росла и росла на безмятежно зеленеющих
хвойных лапах, сваленные во дворах обрубы лесин по ночам трескуче
раскалывались от мороза. Смуглые январские облака затянули небо, метель
щедро крыла пухлыми хлопьями застарело-сухой, окаменевший снег. Однажды,
когда в запушенные изморозью окна гостиницы точился чуть розоватый
сумеречный свет, стало известно: Оренбург снова захвачен красными.
Белые готовили весеннее наступление. Иосифа забраковали: не мог
осилить, с полной боевой выкладкой, и короткого перехода - задыхался,
отставал; не отвязывалось кровохаркание. Тогда он пристроился в госпитале
санитаром. Выстраданное тронуло его глаза умудренностью, в них проглядывала
какая-то особая душевная глубина.
Весну, лето он вымаливал у неба весть о взятии Оренбурга... Нет! Белые
разбиты.
В то пасмурное душное утро августа, идя в госпиталь на службу, он все
еще надеялся... А перед полуднем в Троицк вступили красные.
Мало кто помнил, что санитар Двойрин - из дутовских добровольцев. Те,
кто помнил, не успели донести: он ушел из города. В Оренбург.
