Игорь Гергенредер. - Грозная птица галка

     Зверянский  со  своим  постояльцем  вернулся  домой.  Доктор  узнал  от
домашних о новых злодеяниях Пудовочкина: об убийстве на рыночной
     площади десятерых подростков. Застрелены их родные, посмевшие требовать
разъяснений, куда и зачем уводят ребят.
     Доктор бегом поднялся в комнату постояльца.
     - Валерий Геннадьевич, дорогой... за эти часы бесед мы как будто пришли
к взаимопониманию, у нас одинаковые взгляды на некоторые святые вещи... Вы,
     скажу  вам прямо, мне симпатичны!  Я умоляю  вас: немедленно употребите
ваше влияние, приложите ваши недюжинные силы и остановите кровавую оргию!
     Костарев прохаживался по комнате, с интересом поглядывал на Зверянского
сквозь пенсне. Тот протягивал к нему крупные жилистые руки.
     - Поеду-ка я к моему Пудовочкину, - помолчав, сказал Костарев.
     - Поезжайте, дружочек, скорее! Сделайте святое дело!

     Доктор не лег спать, ждал возвращения постояльца. Тот приехал далеко за
полночь. Тотчас Зверянский поспешил к нему, комнату озарила свеча.
     -  Валерий  Геннадьевич,  умоляю,  не  терзайте!  Варфоломеевская  ночь
остановлена?
     Человек с бородкой утвердительно кивнул:
     - Можете не волноваться, - прилег  на канапэ. - Ну, и полюбовался же я,
Александр Романович,  на  это  творение природы!  Угодил  к  ужину.  Товарищ
Пудовочкин  прибрал  сковороду  отбивных, столько  же  жареной  рыбы,  горку
пирожков с  ливером,  обильно сдабривал  все  это  настойками  и  винами  из
погребов  сахарозаводчика.  Напоследок  съел  дюжину пирожных,  фунт конфет,
выпил графин сладкой наливки.
     - Чудесно, - вырвалось у Зверянского, - что вы сумели воздействовать на
это прожорливое кровожадное чудище!
     -  Вот  вы как  о нем! А  он  меня,  между  прочим, о вас расспрашивал.
Уважает врачей! Любит, чтобы его осматривали.
     - Да я ему стрихнину дам!
     - Ф-фу, что я  слышу и  от  кого? - нервное  породистое лицо  Костарева
исказила гримаса. - Вы же - отъявленный добряк, и вдруг эдакие  заявления. А
товарищ между  тем прислал вам подарок. - Он встал, достал из кармана пальто
бутылку:  -  Ром, настоянный на  рябине.  Большая  редкость  нынче! И это не
все... - вышел на лестницу, кликнул ординарца.
     Через несколько минут на столе появились жареные  цыплята, белый калач,
изюм, шоколад.
     -  От  него -  ни в коем  случае! -  замахал руками Зверянский.  - И вы
забыли, что сейчас же пост!
     -  О, как  вы умиляете, доктор! Ваша душа заматерела в добродетели.  Из
таких  прелестно-бесхитростных   рыцарей  получаются   отменные  портильщики
великих дел.  Вас просто необходимо расстрелять! Если я не сделаю этого,  вы
можете  погубить  исключительную возможность сыграть  против Хода Истории. С
меня надо будет тогда содрать кожу с живого, вытягивать из меня жилы...
     "Я  усугубил  его болезненное  состояние, -  подумал,  злясь  на  себя,
доктор.  - До чего же  он  мучается!  А  ведь  он только что постарался  для
людей". Зверянский попросил прощения.
     - Я вас не обижу, Валерий Геннадьевич, предложив чаю?
     Позвал горничную. Приземистая большерукая Анфиса лет под тридцать
     внесла самовар, мрачно взглянула  на постояльца, вышла, быстро и сильно
ступая. Доктор наполнил чашки чаем. Костарев молча налил рюмку рома,выпил.
     - Не могу смотреть, как вы убиваете себя.
     - Перестаньте раздражать! - желчно, грубо оборвал Костарев. - Что такое
-
     ваша заботливость обо мне? Чушь!  Ее никак  не  должно быть. Если  б вы
вправду могли сочувствовать мне, то заботились бы о том, ради чего я в любой
момент  готов отдать и свою, и  миллионы чужих  жизней. Ничего дороже  этого
явления нет и не может быть, ибо это явление есть Россия!