Драма
Александр Хургин. - Лишняя десятка
Скачать Александр Хургин. - Лишняя десятка
БАТАЛЬНАЯ ПАСТОРАЛЬ
Танаев с женой лежали в своем уютном двуспальном окопчике на
плащ-палатке, выкрашенной в нежный защитный цвет хаки, и под монотонное
бормотание телевизора составляли любовный акт. То есть они любили друг друга
- типа того, как Ромео и Джульетта Шекспира. Рядом с ними крепко и
безмятежно спали дети от их гражданского брака, а где-то невдалеке, в районе
высоты 121 "Безымянная", мирно строчил пулемет. По звуку судя - пулемет
врага, или, как говорят тактики и стратеги, супостата. Строчил весело, и
противно. И еще - надоедливо.
- Взял бы ты его, что ли, гранатой, - говорила в перерывах между
любовью жена Танаева и мать его детей Маша. - Мужик ты в конце концов или не
мужик?
А Танаев ей отвечал:
- Я - мужик. Но не сегодня, так завтра танки могут пойти, а я гранату
на тарахтелку срасходую. А плюс к тому детей наших малолетних будить
неохота. Ты ж сама гранату мою у их в головах приспособила в качестве
подушки.
И они опять начинали любить друг друга до гроба под музыку телевизора и
вражеского пулемета. Или, вернее, они не начинали, а продолжали в том же
духе. И говорили, когда продолжать кончали:
- Эх, хорошо жить! - так говорила Маша.
- Хорошо, - говорил Танаев. - Только беспокоит меня, - говорил, - что с
воздуха я неприкрытый все время постоянно. В смысле, со спины. Если это, на
бреющем, припустим, зайти, то цель очень даже просто поразить возможно. Хоть
она и движущаяся в достаточной степени, а - белая. Что сильно ее демаскирует
в глазах предполагаемого противника на общем фоне окружающего чернозема.
- На черноземе пшеница обильно родит, - говорила на это Маша.
- Пшеница - обильно, - соглашался с женой Машей Танаев. - Но и рожь
тоже - обильно.
И они снова друг дружку любили, как никто другой. А в телевизоре шло
"Время". А пулемет перешибал звук диктора и не позволял им прослушать
прогноз на завтрашний день. А в природе всякое может произойти или
случиться. Вплоть до снега с дождем и града с куриное яйцо, невзирая на
неурочное время года и место действия. И какая может быть большая любовь под
градом? Одно неудобство - крыши-то над окопом устав строевой службы не
предусматривает. И Маша, жена Танаева, почувствовала и ощутила реальную
угрозу для своей вечной любви. И сказала Танаеву твердо, что, так как любовь
их находится в опасности, надо ему на правах главы семьи - ячейки общества
чего-то срочно делать и принимать меры. Не ради нее, конечно, а ради детей и
внуков.
- Ты, - сказала, - если нас не жалеешь, так хоть Родину нашу
многострадальную пожалей. Или она зазря тебе гранату доверила и вручила?
И сердце Танаева вздрогнуло и не выдержало, когда про Родину заговорила
Маша, верная его жена и подруга.
И встал он тогда с нее в полный рост, и привел в боевой порядок форму
одежды, и достал из-под детских головок последнюю свою гранату, и кинул ее с
размаху в направлении звука пулемета, который настырно продолжал доноситься
со стороны высоты 121 "Безымянная", и замолчал пулемет, захлебнулся.
И настала везде тишина. Правда, дети Танаева нарушали ее громким
бессмысленным плачем, потому что они проснулись и испугались, когда папа
Танаев гранату из-под них доставал. Но и они постепенно затихли, а телевизор
вышел из строя от страшного взрыва гранаты, кинутой Танаевым без какого-либо
промаха и поразившей цель прямым попаданием в нее. И ночь, наступившая
вскорости после попадания, прошла в тиши и спокойствии и в страстной любви
Танаева к жене своей Марье Сергевне.
А наутро, как только все население окопов бодро проснулось отдохнувшее
от ночного сна, пришел к ним в гости по ходу сообщения гвардии старшина
Колыванов - сосед Танаева справа. Пришел, закурил грустно "козью ножку" и
сказал сквозь махорочный дым из ноздрей:
- Вот же, - сказал, - гадство.
А Танаев зевнул по-утреннему просторно и радостно, обнял жену свою Машу
за левое ее плечо и спрашивает:
- Где ж гадство, когда красотища кругом нас и восход солнца?
А Колыванов говорит:
- А гадство находится в закрепленном за мной секторе обстрела. Там, -
говорит, - на высоте 121 "Безымянная" пара аистов, понимаешь ты, проживала.
Гнездилась она там, значит, ну, а какая-то падла ржавая - гранатой их.
Обоих. А у них любовная пора была как раз в самом соку и в разгаре. Клювами
выстукивали до того в гроба мать красиво - ну что твой тебе пулемет. И танцы
свои танцевали, аистовые. Тоже красиво.
Сказал это гвардии старшина Колыванов, вылез из танаевского окопа и
пошел себе по полю брани. И голову даже не пригнул. А оно. поле это,
простреливалось огневыми средствами супостата как поперек, так и вдоль.
И засвистели пули, и загрохотали разрывы. Но шел гвардии старшина
Колыванов по полю, и ничего его не брало. А Танаев с любимой своей женой
Машей и малые их детки смотрели на него из-за бруствера и чувствовали себя в
безопасности.
