Драма
Александр Хургин. - Лишняя десятка
Скачать Александр Хургин. - Лишняя десятка
ОСТРЫЙ ЖИВОТ
Саня попал в больницу. Случайно попал. Мужик он здоровый. Насморк
только иногда бывает, а больше - ничего. А тут в больницу попал. Первый раз
за тридцать лет. Его прямо с работы увезли. Он в стальцехе работает. На
формовке. И все в норме было, а в буфет сходил, взял триста колбасы, сметаны
стакан с коржиком, молока выпил пакет - и скрутило его. Наверно, колбаса
несвежая была. Или сметана. Буфетчица перепугалась насмерть, "скорую"
вызвала. Ну и отвезли его. Как был - в робе, - так в машину и запихнули.
Сказали - "острый живот".
А в больнице фамилию и все такое прочее выяснили, раздели и мыть стали.
Насильно. Он ни согнуться, ни разогнуться не может - боль адская, - а они
внимания не обращают. Моют, как покойника. Помыли, спецовку какую-то
больничную выдали, Саня хотел трусы натянуть, но не успел. Вырубился. Потом
чувствует, воды хочется, осмотрелся - кругом ночь и никого нету. И башка
квадратная. Попробовал встать - черта с два. До утра промаялся - пока ему
кто-то губы лимонной коркой не намазал.
В общем так - сделали Сане операцию. У него язва была прободная.
Сказали, еще б час- и песец котенку. Но Саня - ничего, через три дня уже в
общей палате был. Большая палата. Восемнадцать человек лежит. И что особенно
- все с язвой. Один только студент с поджелудочной - он на свадьбе гулял у
друга, ну и не выдержала поджелудочная. А остальные - с язвой. Кстати,
боксер лежал, полутяж Юра Лыков. И откуда она, эта язва, берется? Саня же
вот тоже никогда на живот не жаловался. И пожалуйста - теперь, значит,
больной. Врач сказал, что с формовки уходить надо. Нельзя, сказал, в ночь
работать и физически - нельзя. Саня говорит:
- Там видно будет, что нельзя, что можно, вы, - говорит, - пока лечите
меня, а то из меня гной все время вытекает.
- А это так и должно, - рач говорит, - не беспокойтесь. Саня сильно и
не беспокоился, но очень ему здесь, в больнице, не нравилось. Во-первых, в
палате восемнадцать мужиков, у всех желудки негодные. Попробуй, полежи там.
А второе, кормили паршиво. Гадостью какой-то кормили, говорили - диета
такая. Если б Ирка не носила из дому - засох бы от их диеты на корню. Ребята
шутили: "Лечиться даром - даром лечиться", - все им смешно. Оно, когда
восемнадцать мужиков валяются без дела, - им от скуки все смешно. Вон Саню
второй раз резали - от гноя чистили - еле вычухался, хуже, чем после
операции было, а они смеются:
- Подумаешь тоже, гной. У одного мужика, - говорят, - хирург нож в
брюхе зашил. Кинулся следующего резать - нет ножа. Искал, искал - нету. А
нож-то казенный был, денег стоил.
Так днями и лежат - ржут, кто может. А кто не может - те просто лежат.
Стонут. А вечером на второй этаж ходят. Там телевизор есть. Не цветной,
конечно, и звук не работает. А показывать - показывает. Изображение четкое.
Если футбол или хоккей - можно смотреть, кино, конечно, не понятно без
звука, а футбол - можно. А когда футбола нет, они после ужина лежа в "козла"
стучат, правда, без замаха, а то врач дежурный сразу гандель поднимет - что
тут, видите ли, больница у них, а не Монте-Карло какое-нибудь. Вроде бы они
сами не знают, что тут у них.
Еще Ирка газеты приносила - под настроение можно читать. Оставлять
только в палате нельзя. Саня раз оставил, пошел Ирке банки пустые вынести, а
пришел - меньше четвертушки на тумбочке лежит. Уже, значит, попользовались.
Другой же бумаги нет.
Саня недели две после операции еще как-то держался, терпел такую жизнь,
а потом все ему опротивело - вонь эта, процедуры, анализы. Лежал, как
колода, в потолок пялился. Вчера, правда, повеселились слегка. Когда
иностранец в больницу приперся. Видно, по обмену опытом. Высоченный дядька,
тощий. Из-под халата штаны видны вареные, а руки белые-белые. Ходил по
больнице часа два - морщился. А за ним наших врачей - целое стадо. Впереди,
значит, иностранец, рядом с ним - начальник какой-то из Москвы - тот, что
иностранца этого привез, - а они всей оравой сзади. Начальник иностранцу
улыбается сквозь очки ласково, на больных, что в коридор вылезли,
показывает. И через каждое слово все - фо пуэ, фо бэгэ. фо пуэ, фо бэгэ.
Больные поглядели на это.
- Тьфу, - говорят. И разошлись. На койки легли в палате, лежат.
- А интересно бы знать,. что очкастый ему долбил? - кто-то из угла
спрашивает. - Что по-ихнему, интересно, означает, это фо пуэ, фо бэгэ?'
Лежат мужики. Никто не знает. А студент койкой скрипит. Поскрипел он,
поскрипел койкой этой своей и говорит:
- Травил он ему. Что эта больница для тех, кто работать не хочет и
взносы в профсоюз не платит. Для бедных то есть больница и для нищих.
Поэтому, значит, такой бардак.
Ну, тут все с коек начали вставать. Те, что совсем лежачие,-и то
встали.
- Мы, - говорят, - в профсоюз не платим? Да мы ж всю жизнь... Мы по
четыреста в месяц...
И пошли разбираться. В коридор вывалили опять, а делегация в это самое
время уходить собирается. Вот мужики иностранца оттерли, а наших в угол
загнали. Стоят, смотрят на них и молчат. А Юра Лыков - полутяж который -
взял главврача за душу и говорит:
- Выписывай нас всех, тварь, из своей богадельни, или мы тебе ноги из
жопы вырвем, а спички вставим.
У главврача губы посинели. "Я ж, ничего, - говорит, - что ж это, -
говорит, - такое творится в присутствии представителя Минздрава СССР?"
А мужики стоят толпой - и ни с места.
- Выписывай, - говорят - кому сказано! В знак протеста! Главврач видит,
деваться некуда, но уже успокоился.
- Ладно, - говорит, - завтра же всех выпишу. И нарушение режима отмечу,
чтоб по больничному вам не заплатили.
Хотели ребята надавать ему и вообще - всем, а потом раздумали.
- Ну их, - сказали, - на фиг. Пускай живут.
