Классическая литература
А.П.Чехов. - Скучная история
Скачать А.П.Чехов. - Скучная история
Сантиментальную и доверчивую толпу можно убедить в том, что театр в
настоящем его виде есть школа. Но кто знаком со школой в истинном ее смысле,
того на эту удочку не поймаешь. Не знаю, что будет через 50-100 лет, но при
настоящих условиях театр может служить только развлечением. Но развлечение
это слишком дорого для того, чтобы продолжать пользоваться им. Оно отнимает
у государства тысячи молодых, здоровых и талантливых мужчин и женщин,
которые, если бы не посвящали себя театру, могли бы быть хорошими врачами,
хлебопашцами, учительницами, офицерами; оно отнимает у публики вечерние часы
-- лучшее время для умственного труда и товарищеских бесед. Не говорю уж о
денежных затратах и о тех нравственных потерях, какие несет зритель, когда
видит на сцене неправильно трактуемые убийство, прелюбодеяние или клевету.
Катя же была совсем другого мнения. Она уверяла меня, что театр, даже в
настоящем его виде, выше аудиторий, выше книг, выше всего на свете. Театр --
это сила, соединяющая в себе одной все искусства, а актеры -- миссионеры.
Никакое искусство и никакая наука в отдельности не в состоянии действовать
так сильно и так верно на человеческую душу, как сцена, н недаром поэтому
актер средней величины пользуется и государстве гораздо большею
популярностью, чем самый лучший ученый или художник. И никакая публичная
деятельность не может доставить такого наслаждения и удовлетворения, как
сценическая.
И в один прекрасный день Катя поступила в труппу и уехала, кажется, в
Уфу, увезя с собою много денег, тьму радужных надежд и аристократические
взгляды на дело.
Первые письма ее с дороги были удивительны. Я читал их и просто
изумлялся, как это небольшие листки бумаги могут содержать в себе столько
молодости, душевной чистоты, святой наивности и вместе с тем тонких, дельных
суждений, которые могли бы сделать честь хорошему мужскому уму. Волгу,
природу, города, которые она посещала, товарищей, свои успехи и неудачи она
не описывала, а воспевала; каждая строчка дышала доверчивостью, какую я
привык видеть на ее лице,-- и при всем том масса грамматических ошибок, а
знаков препинания почти совсем не было.
Не прошло и полгода, как я получил в высшей степени поэтическое и
восторженное письмо, начинавшееся словами: "Я полюбила". К этому письму была
приложена фотография, изображавшая молодого мужчину с бритым лицом, в
широкополой шляпе и с пледом, перекинутым через плечо. Следующие затем
письма были по-прежнему великолепны, но уж показались в них знаки
препинания, исчезли грамматические ошибки и сильно запахло от них мужчиною.
Катя стала писать мне о том, что хорошо бы где-нибудь на Волге построить
большой театр не иначе, как на паях, и привлечь к этому предприятию богатое
купечество и пароходовладельцев; денег было бы много, сборы громадные,
актеры играли бы на условиях товарищества... Может быть, все это и в самом
деле хорошо, но мне кажется, что подобные измышления могут исходить только
из мужской головы.
Как бы то ни было, полтора-два года, по-видимому, псе обстояло
благополучно: Катя любила, верила в свое дело и была счастлива; но потом в
письмах я стал замечать явные признаки упадка. Началось с того, что Катя
пожаловалась мне на своих товарищей -- это первый и самый зловещий симптом;
если молодой ученый или литератор начинает свою деятельность с того, что
горько жалуется на ученых или литераторов, то это значит, что он уже
утомился и не годен для дела. Катя писала мне, что ее товарищи не посещают
репетиций и никогда не знают ролей; в постановке нелепых пьес и в манере
держать себя на сцене видно у каждого из них полное неуважение к публике; в
интересах сбора, о котором только и говорят, драматические актрисы унижаются
до пения шансонеток, а трагики поют куплеты, в которых смеются над рогатыми
мужьями и над беременностью неверных жен и т. д. В общем надо изумляться,
как это до сих пор не погибло еще провинциальное дело и как оно может
держаться на такой тонкой и гнилой жилочке.
В ответ я послал Кате длинное и, признаться, очень скучное письмо.
Между прочим я писал ей: "Мне нередко приходилось беседовать со стариками
актерами, благороднейшими людьми, дарившими меня своим расположением; из
разговоров с ними я мог понять, что их деятельностью руководят не столько их
собственный разум и свобода, сколько мода и настроение общества; лучшим из
них приходилось на своем веку играть и в трагедии, и в оперетке, и в
парижских фарсах, и в феериях, и всегда одинаково им казалось, что они шли
по прямому пути и приносили пользу. Значит, как видишь, причину зла нужно
искать не в актерах, а глубже, в самом искусстве и в отношениях к нему всего
общества". Это мое письмо только раздражило Катю. Она мне ответила: "Мы с
вами поем из разных опер. Я вам писала не о благороднейших людях, которые
дарили вас своим расположением, а о шайке пройдох, не имеющих ничего общего
с благородством. Это табун диких людей, которые попали на сцену только
потому, что их не приняли бы нигде в другом месте, и которые называют себя
артистами только потому, что наглы. Ни одного таланта, но много
бездарностей, пьяниц, интриганов, сплетников. Не могу вам высказать, как
горько мне, что искусство, которое я так люблю, попало в руки ненавистных
мне людей; горько, что лучшие люди видят зло только издали, не хотят подойти
поближе и вместо того, чтоб вступиться, пишут тяжеловесным слогом общие
места и никому не нужную мораль..." и так далее, все в таком роде.