Религия
Антоний, Митрополит Сурожский. - Без записок
Скачать Антоний, Митрополит Сурожский. - Без записок
С. АВЕРИНЦЕВ.
- Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве.
- У меня очень мало воспоминаний детства; у меня почему-то не
задерживаются воспоминания. Отчасти потому, что очень многое наслоилось одно
на другое, как на иконах: за пятым слоем не всегда разберешь первый; а
отчасти потому, что я очень рано научился -- или меня научили,-- что, в
общем, твоя жизнь не представляет никакого интереса, интерес представляет
только то, для чего ты живешь. И поэтому я никогда не старался запоминать ни
события, ни последовательность их, раз это никакого отношения ни к чему не
имеет... Прав я или не прав, это дело другое, но так меня прошколили очень
рано. И поэтому у меня в воспоминаниях очень много пробелов.
Родился я случайно в Лозанне, в Швейцарии (19 июня 1914 года);
дед мой Скрябин, с материнской стороны, был русским консулом на Востоке, в
тогдашней Оттоманской империи, сначала в Турции, в Анатолии, а затем в той
части, которая теперь Греция, и мой отец встретился с этой семьей, потому
что тоже шел по дипломатической линии и был в Эрзеруме секретарем у моего
будущего деда. Дед мой был тогда уже в отставке и проводил время в Лозанне
(1912--1913 годы), отец же был в этот период назначен искусственно консулом
в Коломбо. Это было назначение, но туда никто не ездил, потому что там
ничего не происходило, и человека употребляли на что-нибудь другое,
полезное, но он числился в Коломбо. И вот чтобы отдохнуть от своих
коломбских трудов, они с моей матерью поехали в Швейцарию к ее отцу и моей
бабушке.
Бабушка, мать моей матери, родилась в Италии -- тогда это была Австрия;
она родилась в Триесте, но Триест в то время входил в Австро-Венгерскую
империю; про ее отца я знал только, что его звали Илья, потому что бабушка
была Ильинична; они были итальянцы. Мать моей бабушки позже стала
православной с именем Ксения; когда бабушка вышла замуж, ее мать уже была
вдова и уехала с ними в Россию.
Было их три сестры; старшая была умная, живая, энергичная (впоследствии
она была замужем за австрийцем) и до поздней старости осталась такой же; и
жертвенная была до конца. Она болела диабетом, и напоследок у нее случилась
гангрена, хотели оперировать, ей тогда было лет под восемьдесят, она сказала
-- нет, ей все равно умирать скоро, операция будет стоить денег, а эти
деньги она может оставить сестре; так она и умерла. Так это мужественно и
красиво. Младшая же бабушкина сестра была замужем за хорватом и крайне
несчастна.
Мой дед Скрябин был в Триесте русским консулом, познакомился с этой
семьей и решил жениться на бабушке, к большому негодованию ее семьи, потому
что замуж сначала следовало выдавать, конечно, старшую сестру, а бабушка
средняя была. И вот семнадцати лет она вышла замуж. Она была, наверное,
удивительно чистосердечная и наивная, потому что и в девяносто пять лет она
была удивительно наивна и чистосердечна. Она, например, не могла себе
представить, чтобы ей соврали; вы могли ей рассказать самую невозможную вещь
-- она на вас смотрела такими детскими, теплыми, доверчивыми глазами и
говорила: это правда?!
- Вы пробовали? В каких случаях? При необходимости?
- Конечно, пробовал. Без необходимости, а просто ей расскажешь
что-нибудь несосветимое, чтобы рассмешить ее, как анекдот рассказывают. Она
и я никогда не умели вовремя рассмеяться; когда нам рассказывали что-нибудь
смешное, мы всегда сидели и думали. Когда мама нам рассказывала что-нибудь
смешное, она нас сажала рядом на диван и говорила: я вам сейчас расскажу
что-то смешное, когда я вам подам знак, вы смейтесь, а потом будете
думать...
Дедушка решил учить ее русскому; дал ей грамматику и полное собрание
сочинений Тургенева, словарь и сказал: вот теперь читай и учись. И бабушка
действительно до конца своей жизни говорила тургеневским языком; она никогда
очень хорошо по-русски не говорила, но говорила языком Тургенева, и подбор
слов был такой.
- Вы, значит, еще и итальянец?
- Очень мало, я думаю; у меня такая реакция антиитальянская, они мне по
характеру совершенно не подходят. Вот страна, где я ни за что не хотел бы
жить; я ездил, когда был экзархом, в Италию, и всегда с таким чувством: Боже
мой! надо в Италию... У меня всегда было такое чувство, что Италия - это
опера в жизни: ничего реального. Мне не нравится итальянский язык, мне не
нравится их вечная возбужденность, драматичность, так что Италия, пожалуй,
из всех стран, которые я знаю, - последняя страна, где бы я поселился.
После свадьбы с дедушкой они приехали в Россию. Позже мой дед служил на
Востоке, а мама тогда была в Смольном и приехала на каникулы к родителям
(шесть дней на поезде из Петербурга до персидской границы, а потом на
лошадях до Эрзерума), где и познакомилась с моим отцом, который был
драгоманом, то есть, говоря по-русски, переводчиком в посольстве. Потом дед
кончил срок своей службы, и, как я сказал, они уехали в Швейцарию - моя мать
уже была замужем за моим отцом. А потом была война, и на войне погиб первый
бабушкин сын; потом, в 1915 году, умер Саша, композитор; к тому времени мы
сами - мои родители и я, с бабушкой же, - попали в Персию (отец был назначен
туда). Бабушка всегда была на буксире, она пассивная была, очень пассивная.
