Драма
Патрик Зюскинд. - Голубь
Скачать Патрик Зюскинд. - Голубь
С течением времени некоторые внешние вещи менялись, тот же размер платы
за комнату или соседи по коридору. В пятидесятые годы в других комнатах жили
еще много молоденьких служанок, а также молодые супружеские пары и некоторые
пенсионеры. Позже можно было часто увидеть, как заезжают и выезжают испанцы,
португальцы и североафриканцы. С конца шестидесятых большинство стали
составлять студенты. В конечном итоге стали сдаваться не все из двадцати
четырех комнатушек. Многие пустовали или служили своим владельцам, которые
проживали в хозяйских покоях на нижних этажах, в качестве кладовок или
использовались лишь периодически как гостиничные номера. Комната 24, в
которой жил Джонатан, с годами превратилась в сравнительно комфортабельное
жилище. Он купил себе новую кровать, установил шкаф, покрыл семь с половиной
квадратных метров пола серым ковром, оклеил свой кухонный и моечный уголок
красивыми моющимися обоями красного цвета. У него был радиоприемник,
телевизор и утюг. Свои продукты питания он больше не вывешивал, как раньше,
в мешочке за окно, а хранил их в крошечном холодильнике под моечной
раковиной, так что даже в самое жаркое лето масло у него больше уже не
таяло, а ветчина не засыхала. У изголовья кровати он пристроил полку, на
которой стояло не менее семнадцати книг, в том числе трехтомный медицинский
словарь карманного формата, красиво иллюстрированные томики о кроманьонцах,
технике литья бронзового века, древних египтянах, этрусках и французской
революции, книга о парусных судах, одна книга о флагах, еще одна -- о
животном мире тропиков, два тома Александра Дюма-старшего, мемуары
Сен-Симона, поваренная книга о приготовлении густых супов, заменяющих первое
и второе блюда, "Малый Лярусс" и "Памятка для охранников", в которой особое
внимание уделялось правовой регламентации применения служебного оружия. Под
кроватью хранилась дюжина бутылок красного вина, в том числе бутылочка "Шато
Шваль Блан", которую он хранил на день своего выхода на пенсию в 1998 году.
Придуманная им система электрического освещения давала Джонатану возможность
сидеть в трех различных местах своей комнаты, а именно -- у изголовья или в
ногах своей кровати, а также за своим столиком, и читать газету, свет при
этом не ослеплял и на газету не падала тень.
Из-за такого количества приобретений комната, конечно, уменьшилась еще
больше, она обросла изнутри подобно раковине, покрывающейся слишком толстым
слоем перламутра, и стала, благодаря своему разнообразному изощренному
оснащению, больше похожа на каюту корабля или на оборудованное по высшему
классу купе спального вагона, чем на простую "комнату для прислуги". И на
протяжении более тридцати лет она сохранила одно важное свойство: она была и
оставалась для Джонатана надежным островом в ненадежном мире, она оставалась
его твердой опорой, его убежищем, его возлюбленной, да, его возлюбленной,
потому что его маленькая комнатка нежно обнимала его, когда он вечером
возвращался домой, она грела и защищала его, она питала его душу и тело,
была всегда там, где он нуждался в ней, и она не бросала его. Она
действительно была тем единственным, что показало себя в его жизни надежным.
Поэтому никогда ни на мгновение его не посещала мысль о том, чтобы
расстаться с ней, даже теперь, когда ему было уже за пятьдесят и становилось
иногда трудновато подниматься к ней, преодолевая столько ступенек, и когда
его зарплата могла бы позволить ему снимать настоящую квартиру с собственной
кухней, отдельным туалетом и ванной. Он сохранил верность своей возлюбленной
и даже намеревался еще теснее привязать себя к ней, а ее -- к себе. Купив
ее, он стремился сделать свою связь с ней нерасторжимой навеки. Он уже
подписал соответствующий договор с владелицей -- мадам Лассаль. Стоимость
комнаты была определена в пятьдесят пять тысяч новых франков. Сорок семь
тысяч он уже уплатил. Оставшиеся восемь тысяч подлежали уплате в конце года.
А после этого она будет окончательно его, и ничто на свете не сможет их
разлучить, его, Джонатана, и его любимую комнату, до тех пор, пока их не
разлучит смерть.
Именно таким было положение дел в пятницу утром августа 1984 года, когда
произошла вся эта история с голубем.
Джонатан только что встал. Он одел тапочки и домашний халат, чтобы, как
и каждое утро перед бритьем, сходить в общий туалет. Перед тем как открыть
дверь, он приложил ухо к дверному полотну и прислушался, нет ли кого-нибудь
в коридоре. Он не любил встречаться с соседями, особенно утром в пижаме и
домашнем халате, а уж тем более -- по дороге в туалет. Для него было бы
достаточно неприятно обнаружить туалет занятым; мучительно ужасным для него
было даже представить, что он встретит кого-нибудь из соседей перед
туалетом. С ним это случилось один единственный раз, летом 1959 года,
двадцать пять лет тому назад, и его охватывала дрожь при одном воспоминании
об этом: одновременный испуг при виде другого, одновременная потеря
скрытности намерения, в чем оно так нуждается, одновременное топтание и
снова попытка подойти, одновременно вымучиваемые любезности, прошу, после
Вас, о нет, после Вас, мосье, я вовсе не спешу, нет-нет, вначале Вы, я
настаиваю -- и это все в пижаме! Нет, он не хотел бы пережить подобное еще
раз, и подобное с ним больше никогда и не случалось -- благодаря его
профилактическому подслушиванию. Прислушиваясь, он выглянул из двери в
коридор. Ему был известен каждый звук на этаже. Он мог бы объяснить каждый
треск, каждый щелчок, каждый тихий всплеск или шорох, да даже саму тишину. И
сейчас, приложив ухо к двери всего лишь на пару секунд, он знал наверняка,
что в коридоре нет ни одной живой души, что туалет свободен и что все еще
спит. Левой рукой он повернул ручку автоматического замка с секретом, правой
-- ручку защелкивающегося замка, язычок замка отошел назад, он легонько
толкнул дверь, и она приоткрылась.
