Драма
Даниил Гранин. - Неизвестный человек
Скачать Даниил Гранин. - Неизвестный человек
Ничего этого Усанков не мог изложить. Он не привык откровенничать, тем
более разбираться в своих переживаниях. Не было в этом надобности. Со своими
чувствами он умел справляться, они гасли внутри, надежно прикрытые его
иронично- озабоченным видом. "Технарь!" - посмеивалась над ним жена.
"Технарь" был удобный образ, имидж, как называют американцы. Технарь -
значит, поглощенный делами, проектами, никаких сомнений в себе. Его психика
работала безупречно, на нее не влияли настроения, семья, погода, политика и
тому подобные помехи. Он следил за своим организмом - теннис, бассейн, лыжи,
не переедал, был в хорошей форме. Они с Ильиным одногодки, а выглядел
Усанков всегда лучше.
...Тон Усанков выбрал сочувственный, произошла глупость, с кем не
бывает, не сдержался, Клячко спровоцировал, все понятно, Ильин считал, что
благородно поступает, признался, очистился и всякое такое. На самом же деле
он подыграл Клячко, выручил его. С анонимкой бороться сложно, если же автор
известен, тогда все проще, можно его оклеветать, мол, мстит, склочник, псих,
распутник. Метод отработан. Станут заниматься не письмом Ильина, а самим
Ильиным. Анонимщик, тот неуязвим, его не ухватишь, не опорочишь. Теперь,
когда Ильин подставился, в ход пойдут самые подлые средства. Клячко -
бандит, он признает только силовые приемы...
Получалось логично, убедительно, но Усанкову казалось, что все его
слова бессмысленны.
- Поскольку мы ввязались в войну, то надо уметь и отступать. Сплошных
удач не бывает.
- На войне тоже должны быть правила, - сказал Ильин. - Их нельзя
переступать.
- Раньше ты мог. Написал ведь анонимку. И неплохую. Две недели назад. И
нате, все испортил. Чего тебя укусило?
- Стыдно стало. Мне теперь все чаще стыдно. Стыдно и то, что раньше
стыдно не было. - Ильин оживился. - Куда ни погляжу, стыдно. Как мы
разговариваем между собой. Как врем. Кого ни слушаю, стыдно. Кругом
ненависть. Главного моего обидел Клячко. Понятно. Он ненавидит Клячко.
Клячко - его. Ты - Клячко. У тебя борьба с Клячко стала целью. Все борются,
все готовы на все идти. Все жаждут отомстить, разоблачить, и чем дальше, тем
злее. Это же капкан.
В их среде считалось неприличным заводить такие разговоры.
Интеллигентская дребедень, стыд, совесть, непохоже все это было,
несвойственно Сергею Ильину, который для Усанкова был человеком дела прежде
всего. Их гордость и преимущество состояли в том, что они не выступали с
речами, не занимались политикой, философией, они вкалывали. Плохо ли, мало
ли, но они оборудовали цеха, обеспечивали электропроводом, моторами,
двигателями бумажные комбинаты, печатные машины...
Он вспомнил свой недавний разговор с американским фирмачом. Обсуждали
условия стажировки. Усанков, несмотря на свой плохой английский, понимал
этого красноносого верзилу с первых слов, все решалось просто, быстро, куда
проще и приятнее, чем со своими министерскими боссами. Американец говорил
"о'кей", как прихлопывал печатью свою подпись, и Усанков понимал, что этого
"о'кей" совершенно достаточно. От американца исходило добродушие и дивное
ощущение хозяина, он сам распоряжался собою, своим делом, и это был не
просто хозяин своего небольшого бизнеса, это был еще и главный человек
страны, потому что такие, как он, хваткие, практические люди были в чести,
от них зависела деловая жизнь, и они могли выложиться во весь свой талант,
показать всю свою силу, ловкость, сообразительность. А мы возимся друг с
дружкой, барахтаемся, связанные по рукам и ногам, и кичимся своими
нравственными терзаниями, без них ты не интеллигент.
- ...высший суд существует не только для верующих. Для нас тоже. Суд
потомков - это же загробный суд.
- Ты что, верующим стал?
Ему хотелось смутить Ильина, но Ильин ответил доверчиво:
- Стал бы, да никак не получается.
Женщина рыжеволосая, гладко зачесанная, сойдя с паперти, обернулась,
трижды перекрестилась. Низкое солнце вспыхнуло в ее волосах, словно огнем
обдало и осветило тайную красоту ее лица. Усанков подумал, что вот так
крестились и сто, и триста лет назад, когда не было этого собора, не было
еще Петербурга, и через сто лет люди будут так же истово креститься,
несмотря на космические станции и компьютеры.
- Зайдем? - сказал Ильин, и Усанков неожиданно согласился.
