Драма
Даниил Гранин. - Неизвестный человек
Скачать Даниил Гранин. - Неизвестный человек
Сергей хотел стать историком. Долго школьная эта мечта сопровождала ею,
вспомнив о ней, он попробовал представить несостоявшийся вариант своей
судьбы. Историк... архивы... документы... связки бумаг... Неведомая жизнь
историка показалась куда интересней унылой вереницы прожитых лет, которые
потрачены на расчеты, проекты, согласования. Большая часть впустую, пухлые
тома, что пылятся во тьме шкафов. Списаны по акту, неосуществленные,
отмененные, не вошедшие, ныне ни на что не годные... А собственно, почему он
не решился тогда, после школы? Отец не разрешал? Тетка отговаривала?..
- Тут все средства хороши, - сказал Усанков. - Дело-то правое. Грех не
воспользоваться случаем.
Замок приближался, наверху багровый, внизу серого гранита, насупленно-
неприступный. Мостовая, выложенная диабазом, глянцевито блестела. Черный
этот поток вытекал из мглы ворот, спускался к памятнику.
Неужели жизнь разыграна неудачно, думал Сергей Игнатьевич, и теперь все
поздно, поздно даже чувствовать себя несчастливым. Не те годы... Ошибка была
в дебюте. Надо было жертвовать, рисковать. Ходы сделаны. Обратно ходы не
берут. Он попробовал улыбнуться, растянул губы, но внутрь улыбка не
проникла, примирение не состоялось.
Печаль мягко прильнула к нему, и он не отталкивал, не собираясь
возвращаться к хитросплетениям Усанкова, его расчетам и комбинациям.
Словно щель приоткрылась и он увидел зеленую долину, куда он побоялся
спуститься: холмы, за ними море... Ничего уже не изменить в своей жизни, и
надо доживать... А так ли это - вдруг прозвучало строптиво. Откуда
прозвучало, что означал этот вопрос?
Надо было свернуть влево, на Садовую. Ильин машинально кинул взгляд на
боковое зеркало, и то, что он увидел, заставило его затормозить. Три
человека, один за другим, пересекая его дорогу, направлялись к замку. На
головах у них были треуголки, зеленые длинные мундиры блестели золотыми
пуговицами, широкие, песочного цвета отвороты и обшлага, лакированные
башмаки отбивали шаг по мостовой. Трое гуськом прошагали перед самой
машиной, не обращая на нее внимания, глядя вперед. Под треуголками болтались
белые косички париков. Шпаги торчали между фалдами мундира. Ильин остановил
машину, замер, любуясь ими, так романтично и прекрасно было появление их в
этом месте, в эту минуту, как будто он приготовил сюрприз для Усанкова.
- Смотри, смотри, - Усанков толкнул его в бок. - Как идут!
- Это павловские офицеры.
Были видны их молодые, сосредоточенно-отрешенные лица. Последним шел
бледный, худенький, совсем юный офицер, тонкая шея его болталась в слишком
просторном алом воротнике, он шагал, чуть поотстав, озабоченный, хмурый,
держа руку на эфесе шпаги. Что-то примечательное показалось Сергею
Игнатьевичу в изгибе его крепко сжатых губ, в том, как бодливо он наклонял
голову, так что треуголка наползла ему на глаза. Не оглядываясь, прошагали
они прямо в распахнутый темнеющий проем ворот. Нитяные чулки их были
забрызганы грязью, кроме того, Ильин запоздало отметил некоторую
обтрепанность их мундиров и косо стоптанные каблуки у замыкающего.
- Киносъемка, - определил Усанков.
Насчет киносъемки Ильину тоже пришло в голову, когда же это произнес
Усанков, показалось странным, почему кругом не было ни души, ни машин, ни
аппаратуры. В глубине подворотни не произошло никакого движения.
Ильин подъехал к воротам, поставил машину на тормоз, предложил пойти
посмотреть. Усанков отвалился на сиденье, зевнул.
- Сходи сам, если что интересное, позови.
Пройдя глубокую подворотню, где среди мраморных колонн слабо горели
лампочки, Ильин остановился перед замкнутым светлым многоугольником двора.
Ему всегда нравилось это геометрически правильное пространство, такое
симметричное, четко равнозначное. Ряды окон тянулись одинаково темные, нигде
ни огонька, в стеклах отражалась бледная заря. В этом-то и особенность белых
ночей - светит все небо, отовсюду. Укрыться во дворе было негде, камень,
плиты, ни тени, ничего - ровная пустая площадь. У самого входа стояла
застекленная вахтерская будка. В глубине ее сидела женщина в красном берете,
черная шинель накинута на плечи. Сергей Игнатьевич постучал ей в стекло.
Женщина открыла окошечко.
- У вас тут что, съемки? - спросил он.
- Какие еще съемки?
- Кино... Или телевидение, - добавил он.
- Ничего не знаю.
- А куда прошли те трое?
Она сняла берет, помотала головой, длинные рыжеватые волосы ее
рассыпались по плечам.
- Все закрыто, - сказала она. - У нас не разрешается.
- Послушайте, мы же видели, - строго сказал Сергей Игнатьевич, - Вошли
трое, в таких костюмах...
Вахтерша улыбнулась, у нее были очень белые маленькие зубки. Улыбка
была быстрой и неясной.
- Каких костюмах? Вот вы попробуйте... - но она не кончила, резко и
требовательно прогудела машина, еще и еще раз. - Вас зовут? Идите, я ворота
запирать буду, - она захлопнула дверцу и вышла из будки.
- Вы что-то начали... Вы сказали "попробуйте".
Она оказалась грудастой, приземистой, совсем не молодой. Ничего не
ответив, стала тянуть огромную створку ворот.
- Нет, серьезно, они мне нужны, - сказал Сергей Игнатьевич.
- Зачем? - она спросила так всерьез, что Сергей Игнатьевич растерялся.
- Видите ли, там один из них... - он запнулся, в это время снова
раздался гудок протяжный, хлопнула дверца машины.
Женщина рассмеялась.
- Нетерпежный.
Навстречу ему шел Усанков.
- Сколько можно?
- Извини... Не разбери-поймешь. Вроде нет никаких съемок.
- Нет, и не надо, - сердито сказал Усанков. - Чего тебе приспичило?
- Она знает и не отвечает.
- Значит, не так спрашиваешь. Я вижу, тебе лишь бы уклониться.
Ильин, кротко вздохнув, поспешил заверить Усанкова в готовности поехать
вместе с утра к бывшей жене шефа.
Ворота медленно закрывались за ними. Машина шла уже по мосту через
Неву, когда Ильин, не выдержав, перебил Усанкова:
- Куда ж они могли деться?
Чем дальше они отъезжали от Михайловского замка, тем больше занимало
его появление этих трех офицеров. Множество предположений, самых простейших
и самых фантастических, возникало у него, он хотел обсудить их с Усанковым,
но тот увлечен был своими планами компании против Клячко.
Машина шла по Кировскому проспекту, прямому, ровному. Дома выстроились,
как на параде, отборно подтянутые, щеголеватые. Перекрестки, мосты, блеск
трамвайных рельсов, кошка, идущая через улицу, красного кирпича церковка
Мальтийского ордена где-то в глубине, за ней дворец Павла, самого
несчастного русского императора, как, жалеючи, называл его Тим Тимыч.
Он довез Усанкова до гостиницы, и там долго Усанков не отпускал его и
опять яростно доказывал, и Сергей Игнатьевич послушно кивал, даже что-то
советовал, хотя вся эта опасная интрига перестала его занимать.
