Проспер Мериме. - Двойная ошибка

   С той минуты, как Дарси отошел от Жюли, она все время  посматривала  на
часы. Она рассеянно  слушала,  что  говорил  Шатофор,  и  невольно  искала
глазами Дарси, разговаривавшего  на  другом  конце  гостиной.  Иногда,  не
прерывая своей беседы с любителем статистики, он взглядывал на нее,  и  ей
трудно было выдерживать  его  спокойный,  но  проницательный  взгляд.  Она
чувствовала, что он уже приобрел какую-то необыкновенную власть над нею, и
не в силах была противиться этому.
   Наконец она велела подать экипаж и, отдавая приказание,  то  ли  будучи
слишком занята своими мыслями, то ли преднамеренно,  посмотрела  на  Дарси
так, словно хотела сказать ему: "Вы потеряли полчаса, которые мы могли  бы
провести вместе". Карета была подана. Дарси продолжал  разговаривать,  но,
казалось,  был  утомлен  бесконечными  вопросами   не   отпускавшего   его
собеседника. Жюли медленно  поднялась,  пожала  руку  г-же  Ламбер,  затем
направилась к выходу, удивленная, почти раздосадованная тем, что Дарси  не
двинулся с места. Шатофор находился около нее; он предложил ей  руку,  она
машинально  оперлась  на  нее,  не  слушая  его,  почти  не  замечая   его
присутствия.
   Госпожа Ламбер и несколько человек гостей проводили ее через  вестибюль
до кареты. Дарси остался в гостиной. Когда она уже села в экипаж,  Шатофор
с улыбкой спросил ее, не страшно ли ей будет ехать ночью совсем  одной,  и
прибавил, что, как только майор Перен кончит свою партию на бильярде,  он,
Шатофор, догонит ее в своем тильбюри и  поедет  вслед  за  нею.  Звук  его
голоса вывел Жюли из задумчивости, но она ничего не поняла. Она сделала то
же, что сделала бы всякая другая женщина  на  ее  месте:  она  улыбнулась.
Потом она кивнула на прощание собравшимся на крыльце, и лошади помчались.
   Но как раз в ту минуту, когда карета тронулась, она увидела, что  Дарси
вышел из гостиной. Он  был  бледен,  лицо  его  было  печально,  а  глаза,
устремленные на нее, словно ждали только к нему обращенного знака привета.
Она уехала, унося с собою сожаление, что не кивнула еще раз ему одному,  и
даже подумала, что это его заденет. Она уже позабыла, что  он  предоставил
другому заботу проводить ее до кареты; теперь она во всем винила себя, она
рассматривала свои промахи как тяжкое преступление. Чувства,  которые  она
несколько лет тому назад (после  вечера,  когда  она  так  фальшиво  пела)
испытывала к Дарси, были менее живы, чем те, которые она теперь увозила  с
собою. Годы обострили ее впечатлительность, в сердце у нее накипела  злоба
на мужа. Может быть, даже увлечение Шатофором (впрочем,  в  данную  минуту
совершенно позабытое) приготовило ее к тому, чтобы  без  особых  угрызений
совести отдаться более сильному чувству, которое вызвал у нее Дарси.
   А у Дарси мысли были  менее  тревожные.  Он  с  удовольствием  встретил
женщину, с которой у него были связаны счастливые воспоминания; знакомство
с  нею  будет,  по  всей  вероятности,  очень  приятно;  и  он  будет  его
поддерживать в течение зимы, которую он собирался провести  в  Париже.  Но
как только она уехала, у него  осталось  лишь  воспоминание  о  нескольких
весело проведенных  часах,  воспоминание,  сладость  которого  к  тому  же
ослаблялась перспективой  поздно  лечь  спать  и  необходимостью  проехать
четыре мили, чтобы добраться  до  постели.  Предоставим  его,  охваченного
такими прозаическими мыслями, собственной  участи.  Пусть  он  старательно
кутается в свой плащ, устраивается поудобнее в углу наемной кареты,  пусть
мысли  его  переходят  от  салона  г-жи  Ламбер  к   Константинополю,   от
Константинополя к Корфу, от Корфу к полудремоте.
   Любезный читатель! Если вы ничего не имеете против, последуем за  г-жой
де Шаверни.