Проспер Мериме. - Двойная ошибка

   Обед оказался скучноватым, так как многие из  приглашенных  к  г-же  де
Шаверни прислали  извинительные  записки.  Шатофор  сидел  рядом  с  Жюли,
заботливо услуживал ей, был галантен и любезен, как всегда.  Что  касается
Шаверни,  то,  совершив  утром  длинную  прогулку   верхом,   он   здорово
проголодался. Ел и пил он так, что возбудил бы аппетит даже  у  смертельно
больного. Майор Перен поддерживал компанию, часто подливал ему вина и  так
хохотал, что стекла дребезжали всякий раз, когда бурная веселость  хозяина
давала ему повод для смеха. Шаверни, очутившись снова в обществе  военных,
сразу обрел и прежнее хорошее настроение, и казарменные замашки;  впрочем,
он никогда особенно не стеснялся в выборе выражений.  Жена  его  принимала
холодно-презрительный вид при каждой его грубой шуточке. В  таких  случаях
она поворачивалась в сторону Шатофора и заводила с ним  отдельную  беседу,
чтобы не было заметно, что она слышит разговор, который ей  был  в  высшей
степени неприятен.
   Приведем образчик изысканности  этого  примерного  супруга.  Под  конец
обеда  речь  зашла  об  опере,  стали  обсуждать   достоинства   различных
танцовщиц; в числе других очень хвалили мадемуазель  Н.  Шатофор  старался
больше всех, расхваливая в особенности  ее  грацию,  стройность,  скромный
вид.
   Перен, которого Шатофор несколько дней  тому  назад  водил  в  оперу  и
который был там один-единственный раз, очень хорошо  запомнил  мадемуазель
Н.
   - Это та малютка в розовом, что скакала, как козочка? Та самая, о  чьих
ножках вы так много толковали, Шатофор?
   - А, вы толковали о ее ножках? - вскричал Шаверни. - Но знаете: если вы
слишком много будете об этом толковать, вы поссоритесь с вашим  генералом,
герцогом де Ж.! Берегитесь, приятель!
   - Ну, я думаю, он не так ревнив, чтобы запрещать смотреть на ее ножки в
бинокль.
   - Наоборот! Он так ими гордится, будто это он их открыл.  Что  скажете,
майор Перен?
   - Я понимаю толк только в лошадиных ногах,  -  скромно  ответил  старый
вояка.
   - Они в самом деле изумительны! - продолжал Шаверни. - Равных им нет  в
Париже, разве только...
   Он остановился и начал крутить ус с самодовольным видом, глядя на  свою
жену, которая покраснела до корней волос.
   - Разве только у мадемуазель Д., - перебил его Шатофор, называя  другую
танцовщицу.
   - Нет! - трагическим тоном Гамлета ответил Шаверни. - "Вы лучше на жену
мою взгляните" (*9).
   Жюли  сделалась  пунцовой  от  негодования.   Она   бросила   на   мужа
молниеносный взгляд, в котором ясно  были  видны  презрение  и  бешенство.
Потом, овладев собой, она вдруг обратилась к Шатофору.
   - Хорошо бы нам просмотреть дуэт из "Maometto" (*10), - произнесла  она
слегка дрожащим голосом. - Мне кажется, он будет вам вполне по голосу.
   Шаверни не так легко было сбить с позиции.
   - Знаете, Шатофор, - не унимался он, - я все  хотел  заказать  гипсовый
слепок с ног, о которых я говорю, но никак не  мог  добиться  согласия  их
обладательницы.
   Шатофор с живейшей радостью  слушал  эти  нескромные  разоблачения,  но
делал вид, что, будучи всецело занят  разговором  с  г-жой  де  Шаверни  о
"Maometto", ничего не слышит.
   - Особа, о которой идет речь, - продолжал неумолимый супруг,  -  обычно
страшно возмущается, когда ей отдают должное по этому пункту, но в глубине
души совсем не сердится. Знаете, она всегда заставляет  чулочного  мастера
снимать мерку... Не сердитесь, дорогая: я хотел сказать -  мастерицу...  И
когда я  ездил  в  Брюссель,  она  три  страницы  заполнила  подробнейшими
указаниями по поводу покупки чулок.
   Он мог говорить сколько ему угодно, -  Жюли  твердо  решила  ничего  не
слышать, беседуя с Шатофором, она говорила  с  преувеличенной  веселостью,
своей прелестной улыбкой стараясь убедить его, что только его  и  слушает.
Шатофор, по-видимому, тоже был всецело поглощен "Maometto", но ни одна  из
нескромностей Шаверни не ускользнула от него.
   После обеда занялись музыкой, г-жа де Шаверни  пела  с  Шатофором.  Как
только подняли крышку фортепьяно, Шаверни исчез. Пришли  новые  гости,  но
это Не помешало Шатофору  переговариваться  шепотом  с  Жюли.  Выходя,  он
объявил Перену, что вечер не пропал даром и дела его подвинулись вперед.
   Перен находил вполне естественным, что муж  говорил  о  жениных  ногах;
поэтому,  когда  они  остались  с  Шатофором  на  улице  одни,  он  сказал
проникновенным голосом:
   - Как у вас хватает духа нарушать супружеское  счастье?  Он  так  любит
свою прелестную жену!