Драма
Саган Франсуаза. - Ангел-хранитель
Скачать Саган Франсуаза. - Ангел-хранитель
Глава третья
-- Слушай, ты хоть понимаешь, что я никогда не излечусь? Никогда не
смогу излечиться?
-- От всего можно вылечиться.
-- Нет. Между мной и тобой существует что-то неумолимое, и ты это
прекрасно чувствуешь. Ты... должна об этом знать. Не можешь не знать.
Я прервала эту странную беседу, последний образчик моего творчества, и
вопросительно взглянула на Льюиса. Он поднял брови, улыбнулся.
-- А вы верите, что существуют неумолимые вещи?
-- Речь не обо мне, а о Ференце Листе и о...
-- Но вы сами верите?
Я рассмеялась. Я знала, что жизнь иногда действительно представляется
неумолимой и что от некоторых романов, как мне казалось, я никогда не смогу
излечиться. И ничего, сижу себе в саду, мне сорок пять, я в отличном
настроении и никого не люблю.
-- Верила когда-то. А вы?
-- Пока еще нет.
Он прикрыл глаза. Мы понемногу начинали говорить-о нем, обо мне, о
жизни. Когда я приходила со студии, Льюис спускался из своей комнаты,
опираясь на костыли, вытягивался в кожаном кресле, и, попивая виски, мы
смотрели как опускается вечер. Возвращаясь, я была рада снова его увидеть,
такого спокойного, странного, одновременно веселого и испуганного, как
неизвестный зверек. Рада, но не более того. Я ни в коей мере не была
влюблена и, что интересно, при других обстоятельствах его красота могла бы
вызвать у меня испуг, даже отвращение. Сама не знаю почему-просто он слишком
уж стройный, изящный, совершенный. Отнюдь не женоподобный, он тем не менее
заставлял меня вспоминать о касте, описанной Прустом: его волосы походили на
перышки, кожа- на ткань. Одним словом, в нем не было ничего похожего на ту
детскую грубость, которая меня привлекала в мужчинах. Я спрашивала себя,
бреется ли он, нужно ли ему это.
Как выяснилось, он родился в североамериканской пуританской семье.
Немного поучившись, ушел бродить по стране, по дороге перепробовал кучу
профессий и остановился в Сан-Франциско. Встреча с такими же бродягами,
слишком большая доза ЛСД, драка, поворот машины-и он оказался здесь, у меня
дома. Когда поправится, уйдет, сам не знает куда. А пока мы говорили о его
жизни, об искусстве-он был достаточно образован, несмотря на свои
неслыханные суждения. Короче говоря, в глазах окружающих наши отношения
выглядели самыми пристойными и самыми нелепыми из всех возможных отношений
между двумя человеческими существами. Но если Льюис меня постоянно
расспрашивал о моих прошлых романах, то о своих не говорил ни слова, и это
казалось единственно странным и наиболее опасным в мальчике его возраста.
Он говорил о мужчинах или о женщинах как о неких отвлеченных, безликих
понятиях. И мне казалось почти непристойным в мои-то годы испытывать такую
нежность и такие волнующе-смутные воспоминания при слове "мужчины".
-- Когда у вас появилось это ощущение неумолимости? --спросил Льюис.
--Когда ушел ваш первый муж?
-- Господи, да нет конечно! В тот момент я испытала скорее облегчение.
Вы только представьте- абстрактная живопись круглые сутки, круглые сутки. А
вот когда ушел Фрэнк, тогда да, тогда чувствовала себя загнанным зверем.
-- Кто такой Фрэнк? Ваш второй?
-- Да, второй. В нем, конечно, не было ничего выдающегося, но он был
таким веселым, таким нежным, таким счастливым.
-- Он вас бросил?
-- Его подцепила Луэлла Шримп.
Он с интересом поднял брови.
-- Вы хоть слышали о такой актрисе-Луэлле Шримп?
Льюис сделал обидевший меня непонятный жест, но я сдержалась.
-- Короче, Фрэнк был соблазнен, очарован и бросил меня, чтобы на ней
жениться. Вот тогда, как Мари Д'Агу, я подумала, что уже никогда не
излечусь. Я так думала целый год. Вам это кажется странным?
-- Нет. И что же с ним стало?
-- Через два года Луэлла подцепила другого, а его бросила. Он снял три
дурацких фильма и запил. Таков финал.
Возникло молчание. Потом Льюис тихонько застонал и попытался встать с
кресла. Я встревожилась:
-- Вам нехорошо?
-- Очень больно. Мне кажется, я никогда не смогу встать на ноги.
Я на секунду представила, как здесь навечно поселится бедный больной
Льюис, и, как ни странно, эта мысль не показалась мне ни абсурдной, ни
неприятной. Может быть, я уже достигла того возраста, когда человек должен
взвалить на себя какую-нибудь ношу. В конце концов я бы чувствовала себя
нужной и спокойно ее несла.
-- Ну что ж, тогда вы останетесь здесь, --сказала я весело. -- А когда
у вас выпадут зубы, я буду варить вам кашку.
-- Почему же у меня должны выпасть зубы?
-- Говорят, такое случается с теми, кто долго не встает. Хотя,
признаюсь, это выглядит парадоксом. Они ведь должны выпадать под действием
силы тяжести, когда человек находится в вертикальном положении. Так ведь
нет.
Он искоса посмотрел на меня, как это делал Пол, но более добродушно.
-- А вы забавная, --сказал он. --Я бы никогда не смог вас бросить.
--Потом закрыл глаза, слабеющим голосом попросил сборник стихов, и я пошла в
библиотеку поискать что-нибудь, что бы ему понравилось. Это тоже был один из
наших ритуалов. Я читала нежно и тихо, чтобы не разбудить или не испугать
его, стихи Лорки об Уолте Уитмене:
В небе есть берега, где хоронится жизнь,
И завтра не всем суждено повториться...
