Драма
Саган Франсуаза. - Ангел-хранитель
Скачать Саган Франсуаза. - Ангел-хранитель
Глава восьмая
"Ролле" оказался пугающе огромным, он был грязно-белого цвета, с
черными сиденьями, откидным верхом и кучей медных заклепок. Его, должно
быть, собрали не позднее чем в двадцать пятом году. Короче говоря, это был
настоящий монстр. Мой гараж был одноместным, и пришлось поставить его в
саду, и без того совсем крохотном. Справа и слева от "роллса" осталось
немного травы, которая окружала его романтическим ореолом. Льюис ликовал,
скакал вокруг и даже променял свое любимое кресло на веранде на заднее
сиденье этого чудовища. Он постепенно перетащил в "ролле" книги, сигареты,
бутылки и, придя со съемок, сразу же туда забирался, клал ноги на дверцу и
наслаждался ароматами ночи и запахом плесени, испускаемым ветхими сиденьями.
Слава Богу, он хоть не собирался на нем ездить, и на том спасибо. Я вообще
не могла понять, как эту колымагу удалось дотащить до нашего дома.
Мы пришли к совместному решению мыть его по воскресеньям. Тот, кто не
драил ранним воскресным утром "Роллс-ройс" выпуска 1925 года, установленный,
как статуя, в обезображенном саду, лишил себя в жизни большого удовольствия.
Полтора часа мы мыли верх, полчаса убирали внутри. Сначала я приходила
Льюису на помощь, и мы занимались фарами, радиатором, короче, всей передней
частью. Потом, уже в одиночестве, я набрасывалась на сиденья. Наносила на
них тончайший слой воска и растирала его замшевой тряпкой. До блеска
надраивала деревянную панель приборной доски, подышав на стеклышки, снимала
налет пыли и видела в них отражение своих горящих глаз. Снаружи Льюис,
одетый в футболку, приводил в порядок колеса, шины, бампер. В половине
первого "роллс" представал во всем своем сверкающем великолепии. Мы
веселились как сумасшедшие, обходили его, попивая коктейли, и поздравляли
друг друга с таким прелестным утром. Причем вся его прелесть заключалась в
полной бесполезности наших действий. Пройдет еще неделя. На машине, конечно,
никто ездить не собирается, и за это время наш "роллс" исчезнет в зарослях
ежевики. Но в следующее воскресенье все повторится. Как дети, мы глубоко и
искренне радовались этому. Завтра понедельник, мы вернемся к своим обычным
занятиям, к нужной и хорошо оплачиваемой работе, которая доказывает
окружающим, что мы существуем. Но, видит Бог, как я порой ненавижу эту жизнь
со всеми ее хитросплетениями! Вот ведь забавно-может быть, стоит иногда
возненавидеть жизнь, как я, чтобы оценить неповторимость всех ее проявлений.
Как-то раз, погожим сентябрьским вечером, я сидела на веранде,
закутавшись в свитер Льюиса, просторный, жесткий и очень теплый, именно
такой, какие я люблю. Недавно я с большим трудом затащила Льюиса в магазин,
и он, потратив часть полученного гонорара, наконец-то обновил своей
несуществующий гардероб. Теперь я все время носила его свитера, как я всегда
поступала с вещами тех, с кем жила-единственный порок, в котором меня
по-настоящему можно обвинить. Итак, я дремала и иногда принималась читать
какую-то чушь, к которой за три недели должна была придумать диалоги. Если
не ошибаюсь, речь шла о том, как одна глупая девчонка познакомилась с умным
молодым человеком и после этой встречи превратилась в само совершенство, или
о чем-то в этом духе. Единственная трудность заключалась в том, что глупая
девчонка казалась мне гораздо умнее молодого человека. Но это был
бестселлер, и смысл менять запрещалось.
Я позевывала и с нетерпением ждала возвращения Льюиса. И кого же я
увидела?! В скромном костюме из темного твида, с огромной брошкой на
лацкане-да, конечно, это была она-несравненная, знаменитейшая Луэлла Шримп,
вернувшаяся из Чинечиты!
Она вышла из машины около моего невзрачного домишки, что-то сказала
шоферу-антильцу и прошла в сад. Обалдело оглядела наш "роллс" и с не меньшим
удивлением посмотрела на меня. Я и правда выглядела довольно забавно: с
лезущими в глаза волосами, закутавшись в огромный свитер, я возлежала в
шезлонге с бутылкой виски в руке. Должно быть, я была похожа на одну из
героинь Теннеси Уильямса, вечно пьяных и одиноких, за что я их и люблю. Она
остановилась перед лесенкой на веранду и слабеющим голосом произнесла:
"Дороти... Дороти... " Я смотрела на нее с изумлением. Луэлла Шримп-это
национальное достояние, она нигде не появляется без любовника, телохранителя
и дюжины фотографов. Что она делала у меня в саду? Мы уставились друг на
друга, как две совы, и я не могла не заметить, что со своим возрастом она
борется весьма успешно. В сорок три года у нее были блеск, красота и кожа
двадцатилетней девчонки. Она еще раз проговорила:
"Дороти", и я, с трудом поднявшись в кресле, насколько возможно
вежливо, просипела: "Луэлла". Тогда она заторопилась. Взлетела, как молодая
лань, по ступенькам-подвиг, от которого ее груди тяжело перекатились под
пиджаком. В этот момент мне пришло в голову, что мы обе стали вдовами
Франка.
-- Боже мой, Дороти, когда я думаю, что меня здесь не было... что вы
всем этим занимались одна... Да, я знаю... все говорят, что вы вели себя
потрясающе... Я должна была прийти к вам... Должна...
Она не интересовалась Фрэнком уже пять лет, даже не виделась с ним.
Поэтому я подумала, что ей сегодня просто нечем было заняться или что
очередной любовник не соответствует се сексуальным аппетитам. Эта женщина
вполне способна забивать себе голову подобными страданиями. Я с философским
видом подвинула ей кресло, бокал, и мы дуэтом принялись расхваливать Фрэнка.
Она начала с извинений за то, что отбила его у меня (страсть все объясняет),
я тут же ее простила (время все лечит), и мы заключили друг друга в объятия.
В глубине души я просто забавлялась. Она говорила штампами, изредка
откровенничала с потрясающей жестокостью. Мы дошли до лета пятьдесят
девятого, когда появился Льюис.
Улыбаясь, он выскочил из-за "роллса". Стройный и красивый настолько,
что в это с трудом верилось. На нем была старая рубашка, холщовые штаны,
черные волосы падали на глаза. Я все это увидела, как видела много дней
подряд, но тотчас взглянула на него глазами Луэллы. И что же она? Смешно
сказать-она напружинилась. Напружинилась, как лошадь перед препятствием, как
женщина перед мужчиной, которого внезапно безумно захотела. Улыбка Льюиса
сразу же исчезла-он ненавидел незнакомых людей. Я вежливо его представила, а
Луэлла уже была во всеоружии.
Не дурочка, не женщина-вамп-нет, перед нами сидела разумная светская
дама, профессионалка. Я с восхищением следила за ее выступлением. Она ни
одной секунды не пыталась ослепить Льюиса или возбудить его. Завязала
светскую беседу, поговорила о машине, небрежно взяла бокал виски, рассеянно
спросила Льюиса о его планах на будущее, одним словом, показала себя простой
и милой женщиной. Боже, как все это было далеко от истины, (Впрочем,
Голливуд есть Голливуд. ) Во взгляде, который она на меня бросила, я
прочитала, что она принимает Льюиса за моего любовника и решила во что бы то
ни стало его отбить.
Вообще-то это было уж слишком, принимая во внимание беднягу Фрэнка, но
в конце концов... Хотя, признаюсь, я немного разозлилась. Ладно бы она
только заигрывала с Льюисом, так нет, она хотела заодно посмеяться надо
мной, а это уж извините... Ей удалось задеть мое тщеславие, и я сглупила.
Впервые за полгода я повела себя с Льюисом как собственница. Он сидел на
полу, смотрел на нас и почти ничего не говорил. Я протянула к нему руку:
-- Обопритесь на мое кресло, Льюис, иначе у вас в конце концов
разболится спина.
Он придвинулся поближе, и я небрежно запустила пальцы в его волосы. Он
резко откинул голову назад и положил ее мне на колени. Закрыл глаза и
улыбнулся с таким счастливым видом, что я тотчас отдернула руку, как будто
обожглась. Луэлла побледнела, но мне это уже не доставило никакого
удовольствия: я стыдилась самой себя. Луэлла, однако, еще некоторое время
продолжала разговор, и ее выдержке можно было только позавидовать, потому
что Льюис не поднимал головы с моих колен и, казалось, совершенно не
интересовался нашей беседой. Похоже, мы выглядели как счастливейшая любовная
пара, и когда прошло мое смущение, я почувствовала, что меня душит безумный
смех.
Наконец Луэлла обессилела и встала. Я тоже, поэтому Льюис был вынужден
подняться. Он посмотрел на Луэллу с такой тоской, с такой скукой, словно
спрашивал, когда же она, наконец, уберется. Тут Луэлла, в свою очередь,
взглянула на него холодно, как на неодушевленный предмет.
-- Я покидаю вас, Дороти. Мне кажется, я пришла не вовремя. Но у вас
остается собеседник, если не слишком хороший, то по крайней мере
симпатичный.
Льюис не реагировал. Я тоже. Шофер-антилец уже открыл дверцу.
И тут Луэлла сорвалась:
-- Вы что, не знаете, молодой человек, что даму принято провожать до
машины?
Она обернулась к Льюису, и я наблюдала, как впервые в жизни она
потеряла над собой контроль.
-- Даму-да, --спокойно сказал Льюис. И не сдвинулся с места.
Тогда Луэлла подняла руку, словно решив его ударить, и я зажмурилась.
Луэлла славится своими пощечинами как на экране, так и в жизни. Она раздает
их очень умело, двумя руками-сначала справа, потом слева, совершенно не
двигая плечами. Но тут она вдруг замерла. Я, в свою очередь, взглянула на
Льюиса. Он стоял, не двигаясь, оглохший и ослепший, каким я его уже однажды
видела, медленно вдыхал и выдыхал, и капли пота выступили у него над верхней
губой. Луэлла отступила на шаг, потом еще, как бы стремясь отойти на
безопасное расстояние. Она испугалась. Я тоже.
-- Льюис, --позвала я и взяла его за рукав. Он словно очнулся и как-то
выспренне поклонился Луэлле. Она разглядывала нас.
-- Вам стоит подыскать себе кого-нибудь постарше, Дороти, и повежливее.
Я не ответила. Только похолодела. Завтра об этом будет знать весь
Голливуд. Луэлла отомстит. Это означало как минимум две недели сплошных
неприятностей.
Луэлла скрылась, и я не смогла удержаться, чтобы не упрекнуть Льюиса.
Он посмотрел на меня с жалостью.
-- Вас это действительно волнует?
-- Да. Ненавижу скандалы.
-- Я все улажу, -- ответил он примирительно. Но у него на это уже не
было времени. На следующее утро, по дороге на студию, машина Луэллы не
вписалась в поворот, и она разбилась насмерть недалеко отсюда, в долине
Сан-Фернандо.
