Илья РЯСНОЙ - ОХОТА НА УРОДОВ

   После бегства с той хаты, на которой, кстати, забыли Кикиморин  плейер  и
несколько нужных вещей, пришлось снимать новую квартиру.
   Денег пока хватало, но, естественно,  хотелось  больше.  Шварц  предложил
грабануть еще пару обменников, у него уже был подготовлен длинный список. Но
для этого надо было морально созреть.
   Кикимора сбежала из дома, прожила на новой съемной квартире неделю, потом
рассорилась с Туманом,  которому  отказалась  чистить  заляпанные  грязью  и
неизвестно чем ботинки, он ее отхлестал по щекам, дал кулаком  по  ребрам  -
бил он ее злобно, хорошо еще бог силой  обделил.  Обиженная,  она  вернулась
домой, решив, что любовь умерла навсегда.
   Там ее ждал теплый прием. Папанька вытащил ремень и засучил рукава.
   - Только тронь! - истерично заорала Кикимора. Мать, что-то воркуя,  увела
отца, и тот вроде оттаял. В общем-то, он был рад, что дочь нашлась  целая  и
невредимая и что вернулась в дом, поэтому сумел обуздать свой  буйный  нрав.
Так что три дня Кикимора прожила спокойно.
   На четвертый, естественно, она вновь поехала к Туману  на  съемную  хату.
Услышала стандартное:
   - Где тебя, соска, носило?
   Потом он овладел ею, как-то лениво, без интереса, но  ей  понравилось,  и
она окончательно оттаяла.
   Новый плейер и очки  ей  купили.  Она  также  купила  себе  на  общаковые
средства кожаные облегающие брюки, бижутерию, которой обвесилась, как  елка,
да еще накрасилась, как ведьма с Лысой горы. И на следующий день отправилась
домой.
   Это была суббота. Папаня был дома, мрачнее тучи. И, естественно,  начался
шторм.
   - Тебя где опять носило? Ты где  это  шмотье  накупила?  На  какие  шиши?
Сколько эти брюки стоят?
   -  Да  ерунда.  Каких-то  двести  баксов,  -  скривила   пренебрежительно
Кикимора.
   - Двести баксов?!
   - А че, деньги, что ли?
   - Мы с твоей матерью за такие деньги месяц на заводе корячимся! А  ей  не
деньги! Сумочки эти! Это барахло, - он вытряхнул сумку,  на  пол  посыпались
безделушки, косметика, очки, плейер. - Это что?
   - Подарили.
   - Кто?
   - Заработала!
   - Где?! - заорал отец, снова встряхивая сумочку  -  из  нее  все  сыпался
какой-то мусор, потом вылетело несколько стодолларовых купюр - достались  ей
после налета на тот обменник.
   Папашка взял купюры.
   - Ты где это взяла?
   - Там больше нет, - огрызнулась Кикимора.
   - Ты... Ты шлюха. На панели стоишь, да?  Шалава  трассовая!..  Ох,  -  он
схватился за голову. - Я матери говорил. А она - нет, нет... Шлюха.  Хрен  у
негров сосешь за эти баксы, да?!
   Он налетел, несколько раз ударил по щекам, начал трясти за плечи.
   - Я всю жизнь корячился, вас поднимал. Чтобы дочь в шлюхи пошла!
   От него разило  перегаром  и  чесноком.  Руки  у  него  были  мозолистые,
сильные, железные, и стискивал он ими, как тисками, было очень больно.
   - Отпусти! - заорала Кикимора. Он толкнул ее.
   - Моя дочь - шлюха! Вон!
   - Козел, - бросила она.
   - Что? На отца?
   - Да пшел ты, козел!
   Она выбежала из дома. Мир был черный. И в этом мире  было  две  фигуры  -
она, неприкаянная, обиженная, и он, грубый, дышащий перегаром,  ненавистный.
Как же хотелось, чтобы вообще его не было...
   "Убить бы козла! Убить бы, - вращалось в  ее  сознании  навязчиво.  Убить
козла!"

***

   Павлов разослал оперов рыскать по городу, узнавать, где может быть  Туман
с компанией.
   - Получите информацию, сами не суйтесь, - приказал он. - У них может быть
ствол. Сразу нам на пейджер сбросьте.
   А сам с Аркашкой сел в свой видавший виды "Фиат" и  двинул  по  знакомому
заштатному городишку, где каждый столб знаком, каждый дом.  И  лица  все  по
большей части на улице знакомые, притом многие печально знакомые.
   По дороге встретили горожан, которые всегда готовы поделиться  с  операми
новостями.
   - Тумана не видели?
   - Это малолетний?
   - Ага.
   - Нет. Он вроде круто так поднялся. В Москве хату вроде как снимает.
   - На какие шиши?
   - Обокрали кого-то удачно. Начальник, дай бабок, опохмелиться надо.
   - Держи.
   Шварца дома не было Тюрьмы тоже.
   Машина ехала дальше.
   - Оп-па! - воскликнул удовлетворенно Аркаша, тыкая справа по ходу,  когда
они вывернули на улицу Сахарова  -  мэр-демократ  в  девяносто  первом  году
переименовал ее (раньше она была улицей Маркса),  снеся  при  этом  памятник
основоположнику бессмертного учения. - Смотри, прикид какой.
   - Чего? - отвлекся от  дороги  Павлов,  сбрасывая  скорость  и  пропуская
вперед синюю "Волгу" начальника отдела сбыта овощесовхоза.
   - Да вон она. Кикимора!
   - Она?  -  Павлов  посмотрел  на  затянутуюв  кожу  коренастую  невысокую
фигурку.
   - Она.
   - Берем.
   Машина тормознула перед Кикиморой.
   - Надюша, поехали покатаемся, - предложил,  выходя  из  салона  и  пошире
гостеприимно раскрывая дверцу, Аркаша.
   Аркашу она узнала. И сразу, не говоря ни слова, рванула резво прочь.
   Аркаша необычайно бодро  для  своей  вовсе  не  спортивной  комплекции  и
возраста кинулся за ней и в несколько  прыжков  настиг,  обхватил  за  талию
лапами.
   - Пошли.
   - А-а-а! - закричала Кикимора, пытаясь укусить его за  руку.  Получила  в
ответ оплеуху.
   - Э, мужики, - остановился около Аркаши  работяга  в  кепке.  -  Чего  от
ребенка надо?
   - Милиция, - кивнул Аркаша, пытаясь взвалить бешено отбивающуюся Кикимору
на плечо.
   - Все милиция, - недоверчиво пробормотал работяга. - А документ?
   Тут Кикимора на весу извернулась,  попыталась  лягнуть  довольно  неловко
Аркашу. И послышался стук - из-за ее пояса выпал "ТТ".
   Мужик-работяга во все глаза смотрел на пистолет, потом сообразив,  что  к
чему и почем, обернулся и быстрым шагом, готовый в любую секунду перейти  на
бег, двинул прочь.
   Тут Кикимора обмякла, и  Аркаша  затолкал  ее  в  машину.  Павлов  поднял
пистолет и вернулся в салон.
   - Ласточка, - начал он. - Девочки в куклы играют, а не в пистолетики.
   Кикимора захлюпала красным носом. И тут же разревелась.
   - Пистолет откуда? - полюбопытствовал Павлов.
   - Взяла.
   Слезы текли уже в три ручья.
   - У Тумана? - наобум брякнул Аркаша.
   - Угу, - всхлипывала Кикимора. - Из подвала.
   - А зачем?
   - Убить его, козла.
   - Кого?
   - Папашку-у-у, - в голос взвыла она, вытирая слезы и размазывая ладошками
по щекам.