Илья РЯСНОЙ - ОХОТА НА УРОДОВ

   - Ты зачем пистолет бросил?  -  заорал  Тюрьма,  когда  они  вернулись  в
подвал.
   - Как зачем? Киллеры в кино всегда бросают пистолет. Менты могут по  нему
вычислить.
   - Во дурак! Укосячил по полной!
   - А за дурака по сопатке? - взвизгнул и так взведенный Туман.
   - Чего?
   - Да ладно, - примирительно произнес Шварц. - Хва.
   Туман закусил губу, потом заворчал:
   - Такой умный, сам бы и валил.
   - И завалил бы.
   - Ага. Обгадился бы...
   Тюрьма выудил из-за ящиков бутылку "чернил", которые вчера не  допили,  и
жадно присосался к горлышку.
   - А мне? - капризно воскликнула  Кикимора.  Тюрьма  только  отмахнулся  и
осушил бутылку до последней капли.
   - Жила, - скривилась Кикимора.
   Помолчали. А потом полились слова. Шварц и  Кикимора  не  были  на  месте
расправы, и Туман, сбиваясь, сатанея от восторга, который  вливался  в  него
откуда-то из потусторонней тьмы, взахлеб в который раз рассказывал:
   - Я вижу. Гусь уже обделался... Вижу, сейчас на  брюхе  поползет,  начнет
умолять... Я чего, садик, что ли? Мне оно не надо. Я ему - молись,  гнида...
И в грудину шмальнул. Он сразу - херак. Готов...
   Тюрьма насупился. Он случившееся не комментировал. И особого восторга  не
испытывал. Он отлично видел, что Туман едва не сплоховал, ему было  страшно,
и бомж чуть не отобрал у него пистолет. И что было бы тогда?
   -  А  потом  в  башку  ему...  Ничего  не  чувствуешь.  Будто  в  бутылку
стреляешь... Кайф!
   Кикимора  смотрела  на  него  со  смесью  ужаса  и  восхищения.  Он   был
определенно герой ее романа. - - Чего молчишь. Тюрьма?  -  недоброжелательно
покосился на него Туман.
   - Большая заслуга - бича замочить, - буркнул Тюрьма.
   Наконец разговор иссох, как источник в пустыне... Вернувшись домой, Туман
хорошенько укололся, так что едва не перебрал  дозу.  Долго  отходил.  Потом
раскумарился... Сперва в квартире он был один, валяясь, уткнувшись в грязные
простыни. Позже приплелась маманя, полупьяная, злая, с фингалами под  обоими
глазами.
   - Народец,  -  хрюкнула  презрительно  она.  -  Бутылку  жалко  на  улице
оставить.
   Она жила, собирая бутылки, и вела за место под  солнцем  постоянные  бои,
которые по накалу страстей могли дать фору мафиозным разборкам.
   - Дома - шаром покати, -  гнусаво  ворчала  она,  обшаривая  неработающий
холодильник и шкафы. - Балбес вымахал, а я за ним ходить должна,  кормить  с
ложечки. "
   -  Ты,  харя!  -  возмутился  Туман,  наконец  начавший   выныривать   из
наркотического забытия.
   - Выкормыш! Гаденыш!
   Туман схватил табуретку и запустил ее в маманю. Табуретка угодила  ей  по
руке. Маманя, опустившись на пол, обхватила голову и взвыла во весь голос:
   - Уби-ил! Убил, паскудник! Сыночек родной, уби-и-ил!
   - Заткнись! - взвизгнул Туман, подскочил к ней и пнул ногой.
   Подействовало - маманя замолчала, опасливо глядя на сыночка.
   - Еще квакнешь - убью... И тебя, и хахалей твоих!
   - Гад паскудный, - прошептала маманя, тяжело поднимаясь, и прошаркала  на
кухню.
   Самочувствие у Тумана было отвратное. Очнувшись в очередной раз,  ощущая,
что его бьет колотун, а во рту будто птицы нагадили,  он  побродил  кругами,
как робот, по замусоренной пустой квартире и  обнаружил,  что  почти  тысяча
рублей - те самые, которые забрали у азера, пропали из кармана.
   - Вот падла, - прошипел он, вскипая.
   Если бы в тот момент он застал маманю, порвал бы ее, как Тузик грелку. Но
ее в квартире не было. Зато на кухонном  столе  присутствовали  вещественные
доказательства  ее  загула  -  среди  ошметков  ветчины  и  воблы,  рядом  с
пластмассовой бутылкой "фанты" возвышалась пустая бутылка из-под "Мартини".
   - Ни  хрена  себе!  -  оторопело  уставился  на  бутылку  Туман,  пытаясь
врубиться, что это такое.
   Он знал, что эта бутылка в магазине стоит три сотни  рублей.  И  полагал,
что  маманя  скорее  сдохнет,  чем  купит  что-то  дороже  дрянного  спирта,
размешанного с водой и клофелином для большего  кайфа  и  меньшего  градуса,
который гонят азеры и  продают  из-под  полы  за  бросовую  цену.  Но  никто
"Мартини" приволочь в дом не мог. Получается, купила ее маманя. Из тех самых
рублей. Чего ее дернуло? Может, какое-то дремлющее внутри желание хоть  один
вечер  пожить  красиво  и  насладиться  дотоле  неведомым  ей   таинственным
напитком, воспринимавшимся как амброзия. "Я хочу жить красиво", -  несколько
раз заявляла она, когда пила особенно много и особенно дрянную водку. И вот,
кажется, мечта ее сбылась.
   В общем, маманя выжрала бутылку "Мартини", забрала все деньги и  смылась,
небезосновательно опасаясь гнева своего сына.
   - Прибью суку.. Застрелю, - пробурчал он... Самое  хреновое,  что  деньги
были  последние.  Оставалась  еще  доля  "герыча",  которую  он  получил   в
результате дележки - после всего у  него  было  граммов  десять,  количество
огромное, на полтысячи долларов потянет. Но расставаться с чистейшим розовым
героином он не хотел. В крайнем случае разбадяжит побольше и начнет  толкать
по "чекам" - дозам в одну десятую грамма, благо желающих полно. Не тут,  так
в Москве. Но это на крайняк.
   На улице  было  тепло.  Казалось,  что  тротуары  превратились  в  палубу
океанского лайнера. Ощущение знакомое. Пока Туман  еще  мог  заставить  себя
самостоятельно слезать с иглы, но  с  каждым  месяцем  это  становилось  все
труднее. Со временем от ломки без метадона не избавиться. Но это  когда  еще
будет!
   В подвале было пусто. Он полез к тайнику, вытащил  оттуда  "дипломат"  со
стволами. Взял один пистолет. Вернулся в комнатенку и стал  завороженно  его
рассматривать. Он гладил его гладкие формы, при  этом  возникало  сладостное
ощущение, будто он гладит желанную женщину. Это возбуждало.
   Послышался шорох. Туман обернулся, выставив перед собой пистолет.
   - Убери! - нервно воскликнул Тюрьма.
   - Ты чего?
   - А ты чего?
   - Сижу. Вас жду. Где все?
   - Шварц свою долю героина продает. На  мотоцикл  почти  собрал.  Кикимора
дома сидит. Ее предок запер.
   - А ты?
   - А что я? У меня маманя в Валаамский монастырь с паломниками укатила.
   - Делать ей не хрена?
   - Она верит, - в голосе Тюрьмы неожиданно появились теплые  нотки.  -  Ее
право.
   - Ну да, - отмахнулся Туман. - А моя все бабки стырила.
   - Бабки-бабули нужны. Иметь ствол и стрелять  в  бомжей,  -  презрительно
покачал головой Тюрьма. - Козырно жить можем!
   - Бомжей, да... Ты сам согласился!
   - Теперь делом надо заняться.
   - И чего? Банк взять?
   - Поехали в Москву. Может, что надыбаем. Часы показывали начало второго.
   - Поехали, - кивнул Туман.
   В три часа они вышли на площадь трех вокзалов. У Тумана было возбужденное
состояние. Пистолет за поясом электризовал его. Но было жутковато, что могут
накрыть с оружием. Любой мент подойдет... Не, менту просто так он не дастся.
Пистолет готов к бою. Пусть сунутся, пусть попробуют!
   Несколько часов они  бродили,  продираясь  сквозь  толпу,  по  огромному,
роскошному городу, глазея на сказочные  витрины  дорогих  супермаркетов,  от
которых отъезжали "мерсы" и джипы. И Тюрьме и Туману стало  тоскливо  -  они
понимали, что и дальше вся эта шикарная жизнь будет  катиться  мимо  них.  А
хотелось это изменить...
   - Смотри, если  зайти,  охраннику  в  лоб  стволом,  -  кивнул  Туман  на
стеклянные двери обменного пункта.
   -  Там  стекла  пуленепробиваемые.  Этот  город  будто  ждал,  чтобы  его
разграбили. Он внушал алчные мысли.
   - А вот сберкасса. Если охраннику в лоб, то...
   - Не пройдет...
   Город вовсе не желал делиться  своими  богатствами,  даже  если  ты  -  с
пистолетом.
   Время шло незаметно. Уже начало темнеть,  и  стрелки  часов  подвалили  к
девяти. Последняя электричка отходила в одиннадцать.
   Они забрели в жилые районы у метро "Авиамоторная". Туман  уже  решился  и
рванулся  было  к  "Форду"  с  тонированными  стеклами,  остановившемуся   у
тротуара. Сжал пистолет. Но оттуда вылезли два амбала, один  из  них  мрачно
посмотрел на Тумана, и тот сник.
   Тумана все больше раздражала  абсурдность  ситуации.  Рядом  баксы  рекой
текут, а тут у них пистолет, и добычу найти не могут.
   - Давай его! - предложил Туман.
   Они ринулись к пацану в подворотне, но тот, поняв, в чем дело, с завидной
резвостью сделал ноги.
   - Козел, - буркнул Туман.
   - Быстро бегает, - покачал головой Тюрьма.
   - Москвичи ссыкливые.
   Наконец они вышли на тихую, безлюдную улицу, по одну сторону которой  шли
какие-то развалины, по другую - пятиэтажки, в них загорались желтые  люстры,
издалека слышался собачий лай.
   Метрах в двадцати перед ними, не доезжая нескольких метров  до  желтовато
мерцающей витрины ларька, остановился белый "Ниссан", из него вылезла  тетка
- такая толстая, что машина аж приподнялась, с облегчением избавившись от ее
туши.
   - Смотри, коза упакованная, - воскликнул Тюрьма.
   - Ну. В ушах вон какие серьги. И бабок наверняка в сумке полно.
   - Ну?
   - Хрен гну!
   Туман, набрав побольше  воздуха,  устремился  вперед.  На  ходу  выхватил
пистолет и крикнул:
   - Эй, корова! Серьги, сумку, бабки!
   Тетка, сжимая объемную, крокодиловой кожи, сумку, удивленно посмотрела на
него. Она прищурилась и протянула нараспев, с вызывающей интонацией торговки
с сорокалетним стажем:
   - Чег-о-о?
   - Убью! - Туман выразительно махнул пистолетом.
   Тетка размахнулась и  с  чувством  влепила  ему  крокодиловой  сумкой  по
голове. Стук получился деревянный, с чмоканьем - полноценный такой,  вкусный
стук. В сумке было что-то тяжелое. Туман ошарашенно  отступил  на  несколько
шагов и нажал на спусковой крючок.
   Бах!
   Выстрел показался оглушительным. Но потом возник еще более  оглушительный
звук - это во весь голос визжала тетка, схватившись руками за голову и глядя
на аккуратненькую дырочку, появившуюся в дверце ее машины.
   Туман позорно бросился бежать. Тюрьма устремился  следом  за  ним.  Голос
толстухи еще долго  завывал  вдалеке,  а  потом  к  нему  присоединился  вой
милицейской сирены.