Драма
Александр Чехов. - Тайны живописи.
Скачать Александр Чехов. - Тайны живописи.
29.
Мир был сер -- недавно прошел дождь, асфальт, крыши, кирпичные стены --
все потемнело от воды, в многочисленных, подернутых рябью, лужах плавали
первые, начавшие уже опадать листья. В этом сером, мокром, сентябрьском,
кирпично-асфальтовом мире трое детей -- мальчик и две девочки лет
шести-семи, одетые в яркие, красные и синие курточки, пускали в лужу
свернутый из газеты кораблик, ветер клонил его на бок, прибивал к берегу, у
них ничего не получалось, но они настойчиво, споря друг с другом, пытались
сделать это снова и снова. Миша соскочил с трамвая, пересек улицу, набрал
код на входной двери, зашел в подъезд. Здесь было сухо, пусто и гулко. Ряд
грязных почтовых ящиков с белыми номерами квартир и пятнами облупившейся
краски, холодные металлические двери без номеров, традиционно под дерево
отделанный пластиком лифт. Он поднялся на последний этаж, вышел и пошел еще
дальше наверх, на чердак. Но... на белой двери висел внушительных размеров
черный амбарный замок. Миша подергал его -- душки были крепко схвачены
шурупами, пройти дальше не было никакой возможности. Он медленно спустился
один пролет, сел на ступени лестницы. Взгляд его остановился в одной точке,
он закрыл лицо руками, плечи его задрожали -- поначалу это было похоже на
плач, но на самом деле это был смех. Он смеялся все громче и громче,
всхлипывая, заливаясь, он уже хохотал. Открылась с металлическим лязгом
дверь и немного испуганная женщина в пестром халате высунула голову и
посмотрела на него сквозь очки, как на придурка. Потом дверь закрылась.
Миша, отсмеявшись, но сохранив на лице немного глупую, возможно, улыбку,
вскочил и кинулся вниз, по лестнице, он бежал быстро, перепрыгивая через
две, а то и через три ступеньки, эхо его затихающих внизу шагов еще звучало
некоторое время на опустевшей площадке.
Поздно вечером он провожал Андрея и Олю. Они стояли на перроне, в
разношерстной толпе провожающих, под мелкой, туманной изморосью, рядом с
фирменным московским поездом, уже забитым чемоданами и дорожными сумками,
готовым отправиться через несколько минут.
-- Ну что? -- Андрей легко, играючи стукнул его кулаком в грудь, --
Пишешь сейчас что-нибудь?
-- Пока нет.
-- А... Ну смотри. Слушай, а я вот тут пьесу везу. Новую. Ничего, что я
твое название возьму? Того сценария, который ты летом хотел написать. Ты
как, не против?
-- Что за пьеса?
-- Так... Драма. Так как?
-- Да бери конечно, -- Миша пожал плечами, -- Какие разговоры. Тем
более это не мое название, я его взял у Ван Вея, китайского поэта. Стихи у
него были такие -- как картину нужно рисовать. Я когда начал писать,
вспомнилось что-то, вот и взял.
-- А... Ты тут не скучай. Придумай что-нибудь.
-- Что?
-- Не знаю. Что-нибудь. Веселое. Человеческое. Люди -- они... существа
смешные и непостижимые, -- Андрей улыбнулся, -- Писать об этом можно
бесконечно. Впрочем, что я тебе об этом говорю, ты же знаешь это лучше меня.
Ты можешь придумать. Нужно только захотеть.
-- Да, я знаю... Я придумаю.
-- Ладно, будь!
Они крепко, по мужски, пожали друг другу руки. Оля поцеловала его
коротко в щеку и прошептала на ухо:
-- Береги себя. У тебя все будет хорошо!
Сквозь репродукторы пустили "Прощание славянки". Двое, мужчина и
женщина, заскочили в вагон, проводница загородила их своим телом и выставила
наружу красный флажок. Поезд, качнувшись назад, заскрежетал тяжело, тронулся
и, постепенно ускоряясь, покатил, стуча колесами, на запад, вместе с
пассажирами, багажом, хмурыми, деловитыми проводниками и машинистами. А на
восток тихо, скромно, беззвучно, ничем не стуча, двинулся, растворяясь,
вокзал вместе с провожающими, платками, киосками, фонарями и музыкой. Молча
уплыл в синюю темноту Кремль, две сливающиеся реки, дома, мосты, светофоры,
пешеходные переходы, автобусные остановки, парки и скверы, люди, весь город,
отстоявший здесь чуть менее тысячи лет, познавший за это время, кажется, все
-- любовь и ненависть, радость и горе, смех и слезы, добро и зло, все
стремительно и бесповоротно исчезало там, на диком, поросшем бескрайними
лесами востоке, в темном, безмолвном, бесконечно далеком, призрачном и в то
же время уничтожающе реальном, абсурдном, странном, метафизическом сне.
Последними канули в загадочное ночное ничто редкие огни и окна окраин и все,
пустота, ветер, летящий во мрак локомотив, остались только холодная осенняя
изморось, мокрые рельсы и мелькающие мимо бетонные столбы. Люди в поезде,
словно очнувшись, засуетились, заговорили одновременно, встали, принялись
торопливо переодеваться, рыться в сумках, раскладывать матрасы, проводники
пошли по вагонам, проверяя билеты и предлагая чай.
