Зиновый Юрьев. - Черный Яша

   Место действия - знакомый уже нам кабинет Ивана Никандровича.  Время  -
одиннадцать пятнадцать хмурым ноябрьским утром. Действующие  лица  -  весь
состав нашей лаборатории, включая, разумеется, мою группу. Эмма,  а  кроме
него, второй зам Ивана Никандровича, человек таинственный, в существование
которого верили далеко не все. Дело в том, что полгода он обычно  проводил
за границей, а  вторую  половину  года  лежит  в  какой-то  необыкновенной
больнице, где якобы так хорошо, что выходить оттуда никому  не  хочется  и
мало кому удается. Фамилия его была  Шкиль,  а  звали  Петром  Петровичем.
Присутствовали несколько членов, ученого совета, которых я  знал  мало,  и
еще какие-то люди. Ну и, естественно, за хозяйской перекладиной буквы  "Т"
восседал Иван Никандрович.
   Дополнительные эффекты - пока  только  косой  злой  снежок  за  окнами.
Впоследствии количество эффектов должно увеличиться.
   Иван Никандрович обвел нас всех взглядом, обреченно откинулся на спинку
своего роскошного судейского кресла и сказал:
   - Итак, послушаем, что имеет нам сообщить руководитель группы  Анатолий
Борисович Любовцев.
   Неожиданно для себя я абсолютно спокоен. Все позади. Я ведь не  сам  по
себе. Я наконечник копья, брошенного всей нашей группой. Черным Яшей, моим
вторым "я", Сергеем Леонидовичем, наукой. И я лечу. Стараюсь сухо излагать
факты. Так солиднее. Феденька смотрит на меня, раскрыв  от  внимания  рот.
Его новый кирпичный галстук уже успел изрядно залосниться. Татьяна  глядит
с материнской гордостью и страхом. И все время беззвучно  шевелит  губами.
Герман Афанасьевич недвижим и  непроницаем.  Черный  Яша  еще  ждет  своей
минуты в комнате триста шестнадцать, болтая с моим вторым "я",  Толей-бис,
как я его теперь мысленно называю.
   Иван Никандрович нагнулся над футбольным своим столом и что-то  рисует.
Эмма доедает свои губы. Губы, наверное, не слишком  вкусные,  и  выражение
лица у него брезгливое. Таинственный зам вдруг  начинает  считать  у  себя
пульс.  Хочет  убедиться,  что  еще  жив.  Остальных  ученых  мужей  я  по
отдельности не вижу, они как бы спиваются в некую собирательную  лысину  и
очки.
   Я говорю спокойно. Я рассказываю о создании Черного Яши, кратко (выучил
текст  выступления  наизусть)  излагаю  три  варианта  развития   проблемы
искусственного разума, перехожу к транслятору.
   Иван Никандрович больше  не  рисует  чертиков.  Он  держит  карандаш  и
завороженно смотрит на меня. Эмма перестал жевать и даже впервые за  время
пребывания в институте приоткрыл рот. Как ни странно, губы пока на  месте.
Таинственный зам все еще держит руку на своем  пульсе  и  качает  головой:
пульс, должно быть, так и не обнаружен.
   - Федя, - говорю я,  -  Герман  Афанасьевич,  если  вы  не  возражаете,
приведите, пожалуйста, сюда Яшу и прикатите меня...
   Объединенная лысина снимает очки и крякает)
   - М-да...
   Атмосфера так накалена, что "м-да" мгновенно испепеляется без  остатка.
Я молчу. Пауза тянется, истончается, но я, черт побери, спокоен.  Я  копье
летящее, его наконечник, и я тут ни при чем.
   Дверь распахивается, и в кабинет въезжает Яша, ведя на буксире  тележку
со мной, с Толей-бис. За ними змеятся кабели, по бокам  стоят  мои  верные
янычары, Феденька в засаленном галстуке и  Герман  Афанасьевич.  Ну,  Яша,
давай, сынок! Давай, Бис, покажем мужам, ху есть кто или кто есть ху,  как
говорит мой пошлый друг Плющик.
   -  Добрый  день,  товарищи,  -  говорит  Яша,  и   мне   кажется,   что
искусственный  его  голос  звучит   сейчас   торжественно.   -   Позвольте
представиться тем, с кем я не имею удовольствия быть знакомым. Я -  Черный
Яша. Строго говоря, официального имени я еще не имею, но я  так  привык  к
Черному Яше,  что  я  просил  бы  вас  оставить  его  мне.  Один  из  моих
создателей, Анатолий Борисович Любовцев, - мягкий взрыв мотора, и  тележка
поворачивается ко мне, - уже рассказал вам,  наверное,  как  я  явился  на
свет, поэтому я не буду  разглагольствовать  о  себе,  а  отвечу  на  ваши
вопросы. А сейчас я передаю  слово  своему  товарищу  Анатолию  Борисовичу
Любовцеву-бис, который был скопирован с оригинального Анатолия  Борисовича
Любовцева одиннадцать дней назад. Напоминаю, уважаемые товарищи,  что  Бис
говорит не голосом оригинала, а пользуется таким же речевым  синтезатором,
как я. Давай, парень.
   Мня почудилось, что Яша хихикнул. Впрочем, не  берусь  утверждать  это.
Скорей всего мне это почудилось.
   - Здравствуйте, товарищи, - проскрипел мой  Бис,  и  я  не  выдержал  и
фыркнул. - Толя, - сказал Бис, - я попрошу вести  себя  как  следует...  -
Никто не засмеялся, и Бис продолжал, по-моему, несколько разочарованно.  -
Разрешите представиться: я копия Анатолия Любовцева, полученная с  помощью
транслятора. Я понимаю ваш более чем законный скептицизм, поэтому я вместе
с Черным Яшей постараюсь ответить на все ваши вопросы.
   Воцарилась тишина.
   - Замечательно, - хохотнул вдруг таинственный зам, - куда там Кио!
   - Вы думаете, что смешно? - спросил Иван Никандрович.
   -  По-моему,  очень  хорошо  поставленный   научный   аттракцион!   Да,
аттракцион! Два магнитофона,  десяток  микропроцессоров  и  микрофоны.  Но
сделано безупречно. Но для чего, позволю я себе спросить?
   -  Значит,  Петр  Петрович,  вы  считаете,  что  группа  ученых  нашего
института подалась в циркачи и обкатывает свой номер у  меня  в  кабинете?
Так я вас понял?
   - Вы меня поняли совершенно правильно, Иван  Никандрович,  -  церемонно
наклонил голову таинственный зам.
   "Скажите,   пожалуйста,   -   уважительно   подумал   я,   -   зам,   а
самостоятельный".
   - Ну-с, а вы что думаете, Григорий Павлович? -  повернулся  директор  к
Эмме.
   - Я уже имел возможность высказать свое мнение по поводу Черного Яши. Я
говорил, что совокупность вопросов, поднятых самим  фактом  его  создания,
слишком сложна, чтобы мы пытались решить их в рамках нашего института...
   - Мы это слышали, - пожал плечами Иван Никандрович.
   - Я еще не кончил, Иван Никандрович, - с легким  налетом  язвительности
сказал Эмма, и я  подумал,  что  на  корабле,  похоже,  зреет  бунт.  -  Я
предлагаю просить президиум академии создать специальную  межведомственную
комиссию для  изучения  э...  Яши.  Предложение  это  было  оставлено  без
внимания, и сегодня мы, так сказать, пожинаем плоды.
   Директор  бросил  на  зама  быстрый,  подозрительный  взгляд.  Пожинать
критические плоды - не слишком приятное занятие для руководителя.  Не  тот
урожай.
   - ...плоды. И без того сложнейшая  проблема  усложнилась  тысячекратно:
сделано, казалось бы, принципиально невозможное -  снята  копия  с  живого
мозга, и перспективы, которые открываются нам, и безграничны и пугающи.  И
тем не менее я должен признать, что был неправ. Нам, конечно,  потребуется
помощь, особенно в вопросах, так сказать,  этическо-морального  характера,
но именно мы, наш институт, должны продолжать изучение Черного Яши!
   Я посмотрел на Эмму. Самокритика, очевидно, пошла ему на  пользу:  лицо
его раскраснелось, взгляд пылал, губы подрагивали. Ай да Эмма, ай да тихий
Григорий Павлович! Почему мы так любим смешивать  с  грязью  тех,  кто  не
согласен с нами? Теперь-то я видел, что раньше он  искренне  придерживался
другого мнения. Мало того, публично признаться в ошибке - это уже  научный
подвиг. Спасибо, Эмма, спасибо за сюрприз, спасибо, что ты  заставил  меня
устыдиться своей мещанской страсти думать  о  людях  хуже,  чем  они  того
заслуживают.
   Объединенная лысина членов ученого совета  тем  временем  распалась  на
множество индивидуальных лиц, и одно лицо, ничем, кроме  волевого  второго
подбородка, не примечательное, сказало спокойно, почти даже весело:
   - Как зовут нашего молодого коллегу,  который  заварил  всю  эту  кашу?
Анатолий...
   - Анатолий Борисович Любовцев, - подсказал наш Сергей Леонидович.
   - Спасибо, Сережа.  Так  вот,  мне  бы  хотелось  выяснить  у  Анатолия
Борисовича такой вопрос вначале: не происходят ли какие-нибудь потери  при
трансляции?
   - Пожалуйста, - кивнул мне директор и едва заметно улыбнулся.
   - Я, собственно, здесь ни при чем. Естественнее  было  бы,  я  полагаю,
задать этот вопрос моему двойнику...
   - А женщину распиливать будут? - выкрикнул таинственный  зам  и  крепко
схватился за пульс.
   - Петр Петрович, - очень медленно и очень значительно сказал  директор,
- я рад, что вы сохраняете чувство юмора.
   - Зато кое-кому его здесь, увы, не хватает, - буркнул зам.
   - Что делать, что делать, - развел руками Иван Никандрович, - не  дано,
батюшка.
   Одна из лысин, та, что была ближе других к Яше, наклонилась к соседу  и
что-то шепнула ему.
   - Простите, как вы сказали? - вдруг спросил Черный Яша, повернувшись  к
лысине. - Я понимаю, что адресовались вы не ко мне, но все  же  я  был  бы
благодарен, если бы вы повторили свое замечание...
   - Позвольте... я не понимаю, в какой степени...
   - Видите ли, - очень спокойно заметил Яша, - вы сказали: "Пошел  старик
паясничать", а я не понял, что значит глагол "паясничать".
   - Это клевета! - вскочила на ноги побагровевшая лысина.
   - Цирк! - буркнул таинственный зам. - И не слишком высокого пошиба.
   - Прошу спокойствия, товарищи, - вдруг улыбнулся Иван Никандрович, и  я
подумал, насколько, наверное, ему легче столкнуться с бунтом на борту, чем
мучительно думать, что делать с говорящими странными ящиками. - Я полагаю,
что слово "старик" относится ко мне, и в  этом,  учитывая  мой  возраст  и
положение, нет ничего зазорного.  Что  же  касается  паясничанья,  то  все
зависит от точки зрения: с моей, например, я веду самый интересный в  моей
жизни  совет,  с  точки  зрения  уважаемого  Реваза   Константиновича,   я
паясничаю...
   - Спасибо, - сказал Толя-бис. - Спасибо, Иван Никандрович. В  том,  что
сидишь в ящике, есть, оказывается, и свои преимущества. Мой оригинал,  как
видите, скромно молчит, хотя испытывает те же чувства, что и я. Мы ведь  -
один и тот же человек. А я спокойно  говорю  Ивану  Никандровичу  спасибо,
потому что никто не заподозрит железный ящик в подхалимаже.
   Спасибо, Бис, ты, я гляжу, в общем, неплохой парень. Лишившись тела, мы
приобретаем  смелость.  Гм,  смотри  "Крылатые   выражения".   Принадлежит
Анатолию Любовцеву-бис.
   - А знаете, - вдруг засмеялся Иван Никандрович, - может быть,  кое-кому
из нас ящик пойдет на пользу, а?
   Ученый совет  на  глазах  терял  солидность.  Бунт  выдыхался.  Капитан
уверенно смотрел с мостика на экипаж.
   - Прошу прощения, но  меня  совершенно  оттерли,  -  сказал  человек  с
волевым подбородком. - Я спросил, не наблюдаются ли какие-либо потери  при
трансляции?
   - Наблюдаются, Александр Александрович, - сказал мой Бис. -  Когда  ты,
твоя вся жизнь оказывается в небольшом электронном приборе, тебя перестают
волновать многие  вещи,  которые  зудят  обычно  твой  разум:  почему  тот
защищается раньше тебя, когда тебе дадут лабораторию и  дадут  ли  вообще,
потому  что  лабораторий  мало,  а  охотников  много,  как  записаться  на
"Жигули", и не впишет ли начальство своих любимчиков раньше  тебя,  и  что
значит, когда девушка с зелеными глазами говорит, что не любит тебя? И вот
когда все это отпадает от тебя, как засохшие  листья,  и  мысль  твоя,  не
завихряясь в житейских пошлых  водоворотах,  течет  сильно  и  ровно,  без
устали и отвлечении,  ты  начинаешь  многое  понимать  заново.  Ты  заново
понимаешь, какой бесценный дар - дар разума дала нам матушка-природа и как
бережно  должны  мы  к  нему  относиться.  И  многие  наши  страхи   сразу
оказываются детскими, и табу - дикарскими, и  преграды  -  искусственными.
Вот, уважаемый Александр Александрович, вкратце о потерях и  приобретениях
при трансляции.
   - Благодарю  вас,  Анатолий  Борисович-бис,  -  очень  серьезно  сказал
Александр Александрович.
   - Позвольте, Иван Никандрович? - поднялся маленький, седенький  человек
с очень морщинистым птичьим личиком. Я, конечно, не  в  первый  раз  видел
членкора  Супруна,  но  сегодня  мне  показалось,  что  лицо  его   ужасно
напоминает кого-то. Ага, да он же как две капли воды похож на  постаревшую
остроносенькую дурочку у Плющиков, которая кричала  "штрафную!"  -  Видите
ли, товарищи, мне необыкновенно импонируют  слова  молодого  коллеги.  Мне
кажется, мы присутствуем при историческом событии. Спор, дорогие товарищи,
вовсе не о Черном Яше  и  копии  нашего  юного  сотрудника.  Речь  идет  о
вариантах  развития  искусственного   разума,   предложенных   очень   мне
симпатичным Черным  Яшей.  И  я  верю,  что  человечество  изберет  второй
вариант, вариант содружества и замены в ряде случаев наших бренных тел  на
искусственные.  Они  подарят  нам  бессмертие,  победу  над  всеми  нашими
немощами,  неслыханно  расширят  наши  возможности.   Возьмите   хотя   бы
путешествие в космос. Насколько же удобнее космонавту иметь  искусственное
тело, которому не нужны ни воздух, ни  пища,  которому  не  страшно  самое
далекое путешествие... Я думаю,  товарищи,  что  работы  следует  всячески
расширить. Товарищу Любовцеву  нужно  дать  лабораторию,  нужно  поставить
вопрос о присвоении Черному Яше научной степени доктора наук.
   Вот тебе и  птичка,  вот  тебе  и  "штрафную!".  Душа  моя  исполнилась
трепетного восхищения маленьким морщинистым старичком. Наверное, не только
моя, потому что несколько человек даже несмело зааплодировали.
   - Несколько слов, Иван Никандрович, - сказан таинственный зам, отпустил
пульс и поднялся. - Товарищи, легче всего, как известно, плыть по течению.
Для этого не надо прилагать  никаких  усилий.  Надо  только  держаться  на
поверхности. Но поскольку течение сегодня сносит нас явно  не  туда,  куда
нужно, я позволю себе не согласиться с уважаемым Игнатием Феоктистовичем и
всеми, кто столь  восторженно  отнесся  к  идее  переноса  человечества  в
нейристорные приборы.
   - Позвольте, молодой человек, я так не формулировал свою мысль, - слабо
выкрикнул Игнатий Феоктистович.
   - Прошу прощения, хотя суть была именно такова,  -  внушительно  сказал
таинственный зам и поправил свою безукоризненную шевелюру.  -  Дело  ведь,
товарищи, не в формулировках. Перед нами  возникает  картина,  которая  не
может не вызвать самых серьезных опасений. С легкостью необыкновенной  нам
уготавливают некую машинную цивилизацию...  Нас  призывают  отказаться  от
всего, что с таким трудом достигло человечество в борьбе за существование.
Нас призывают отказаться от человеческих эмоций, от человеческом культуры,
от человеческого, наконец, общества. Возможно, в ящиках  будет  спокойнее,
но  спокойствие  никогда  не  было  целью  лучших  умов  человечества.   -
Таинственный зам строго осмотрел всех нас,  и  я  заметил,  как  сжался  и
втянул голову в плечи наш Сергей Леонидович. -  Я  считаю,  товарищи,  эту
работу принципиально опасной и вредной. Если бы я не был уверен в  научной
добросовестности ее авторов, я бы назвал ее некой современной  электронной
поповщиной.
   Таинственный зам сел, и в ту же секунду вскочил  Реваз  Константинович,
тот самым, которым так неосторожно высказался про директора.
   - Очень четко  и  очень  правильно  сформулированная  точка  зрения!  -
выкрикнул он. - Именно современная электронная поповщина!  -  Видно  было,
что профессор решил пуститься во все тяжкие. Впрочем,  терять  теперь  ему
было нечего. - Я считаю, товарищи, что работы следует прекратить,  приборы
размонтировать.
   Боже, думал я в каком-то странном оцепенении, неужели эти взрослые люди
могут всерьез нести такую чушь? Нужно вскочить на ноги, нужно уличить их в
злобном искажении фактов, в клевете! Может быть, Яша  даст  им  отпор  или
Бис. Но они молчали. Зато вместо  них  медленно  и  неуверенно  встал  наш
Сергей  Леонидович.  На  лице  его  лежала  печать  трусливого  страдания.
Предаст,  тоскливо  подумал  я  и  вспомнил  березовую  рощу,  косые  лучи
предзакатного  осеннего  солнца,  ковровую  упругость  опавших  листьев  и
исповедь завлаба. Слабый человек. Предаст.
   - Э... несколько слов, Ивам Никандрович, я ведь в  некотором  смысле...
как заведующий лабораторией... - На нашего Сергея Леонидовича было  больно
смотреть. Он замолчал и тяжело задышал.  О  господи,  сядь  же,  сядь,  не
позорься. Но он не сел. - Я  хотел  сказать,  товарищи,  что  я  не  автор
Черного Яши, но я... э... горжусь, что стоял рядом с таким великим научным
событием.
   Как я его понимал! Только несмелые люди могут понять,  чего  нам  стоит
такое! Ура нашему завлабу!
   - Ну что ж,  товарищи,  подведем  итоги,  -  сказал  Иван  Никандрович,
откинулся на спинку кресла и положил руки на стол. - Здесь были  высказаны
весьма различные точки зрения, что,  в  общем,  неизбежно  при  обсуждении
столь  небанальных  проблем,  Ясно  лишь  одно.  Работа  эта,  безусловно,
переросла  рамки  нашего  института,  и  мы  уже  поставили  вопрос  перед
президиумом академии  о  создании  специальной  межинститутской  комиссии.
Вопрос, следовательно, можно  теперь  сформулировать  так:  продолжать  ли
работу или подождать создания комиссии...
   - Позвольте, Иван Никандрович, а вам не кажется, что сначала  следовало
бы спросить и нас? - с какой-то студенческой лихостью спросил мой  Бис.  -
Мы ведь как-никак не только институтское  имущество,  мы  еще  и  думающие
индивидуумы.
   - Не спорю, - сказал директор нарочито сухо, - но  и  индивидуумы,  как
известно, переводятся с одной работы  на  другую  и  даже,  между  прочим,
увольняются. Впрочем, - теперь он лукаво улыбнулся, - вас  уволить  нельзя
хотя бы потому, что вы в  штате  не  состоите  и,  следовательно,  мне  не
подчиняетесь.  Так?  -  Иван  Никандрович  посмотрел  на  меня  и   Сергея
Леонидовича, и мне показалось, что он едва заметно подмигнул.
   Таинственный зам демонстративно  подошел  к  Ревазу  Константиновичу  и
пожал ему руку.