| |
|
 |
Драма Джон Стейнбек - Жемчужина
Скачать Джон Стейнбек - Жемчужина
  Доктор надул губы и сделал ими "пуфф!", показывая, как скоро может
наступить конец. И он переложил свою черную сумку с инструментами из
правой руки в левую, так, чтобы на нее упал свет фонаря, ибо ему было
хорошо известно, что народ Кино любит всякие инструменты и верит в их
могущество.
- Иной раз,- ровным голосом продолжал доктор, иной раз у больного
вдруг начинает сохнуть нога, или он слепнет, или становится горбуном!
Мне ли не знать, что такое скорпион, друг мой, и я умею лечить от его
укусов.
Кино почувствовал, как его ненависть и ярость испаряются и на их
место приходит страх. Он ничего не понимает в болезнях, а доктор, может
быть, действительно умеет лечить. Рисковать нельзя - нельзя
отгораживаться от доктора своим явным невежеством. Доктор, может быть,
все понимает. Кино загнан в ловушку, всегда расставленную перед людьми
его народа, и он не вырвется из нее до тех пор, пока не будет знать
наверное, что написано в книгах и чего там нет. Да! Рисковать нельзя -
нельзя подвергать опасности ни жизнь, ни прямую спинку Койотито. Кино
отступил в сторону и пропустил доктора и его сл^гу в тростниковую
хижину.
Хуана поднялась от огня и попятилась в угол и прикрыла ребенку лицо
кистями шали. А когда доктор подошел к ней и протянул руку, она
судорожно прижала Койотито к груди и метнула взгляд на Кино и увидела,
как блики огня перебегают по его лицу.
Кино молча кивнул ей, и только тогда она позволила доктору взять
ребенка.
- Посвети мне,- сказал доктор, и когда слуга поднял фонарь, доктор
внимательно оглядел ранку на плече у Койотито. Он задумался на минуту, а
потом завернул ребенку верхнее веко и посмотрел глазное яблоко. Он
покачал головой, не отпуская сучившего ножками Койотито.
- Так я и думал,- сказал доктор. - Яд проник глубоко и скоро
сделает свое дело. Поди сюда, посмотри.- Он снова завернул ребенку
верхнее веко.- Видишь - посинело.- И Кино с ужасом убедился, что и
вправду глазное яблоко у Койотито голубоватое. А кто знает, может быть,
оно у него всегда такое? Но ловушка была поставлена. Кино не посмел
рисковать.
Отечные глаза доктора подернулись слезой.
- Я дам ему лекарство, может быть, оно поборет яд, сказал он,
передавая ребенка отцу.
И доктор вынул из своей сумки маленький пузырек с белым порошком и
желатиновую капсулу. Он всыпал порошок в капсулу, закрыл ее, вложил в
другую - побольше и закрыл и эту. Дальнейшее было сделано ловко, умело.
Доктор взял ребенка у Кино и, ухватив его двумя пальцами за нижнюю губу,
открыл ему рот. Толстые пальцы доктора сунули капсулу на самый корень
языка, так что ребенок не мог выплюнуть ее, а потом доктор поднял с пола
маленький кувшин и дал Койотито глотнуть пульки - и все. Доктор снова
посмотрел ему глазное яблоко, поджал губы и будто задумался.
Но вот он отдал ребенка Хуане и повернулся к Кино:
- Действие яда должно сказаться в течение часа. Если лекарство
подействует, ребенок выживет. Через час я приду. Может быть, я поспел
вовремя и спасу его.- Он глубоко вздохнул и вышел из хижины, и слуга с
фонарем последовал за ним.
Хуана держала ребенка у себя под шалью и смотрела на него сама не
своя от волнения и страха. Кино подошел к ней, откинул край шали и тоже
посмотрел на Койотито. Он поднял руку, чтобы оттянуть ему веко, и только
тогда увидел, что жемчужина все еще зажата у него в руке. Он подошел к
ящику у стены и вынул оттуда небольшую тряпицу. Он завернул в нее
жемчужину, вырыл пальцами ямку в дальнем углу хижины, положил туда этот
крошечный сверток, забросал его землей и разровнял место, так чтобы
ничего не было видно. Потом вернулся к костру, около которого, не сводя
глаз с лица Койотито, сидела Хуана.
Придя домой, доктор опустился в кресло и посмотрел на часы. Слуги
подали ему легкий ужин - шоколад с песочным печеньем и фрукты, и доктор
сидел, недовольно глядя на все это.
В соседних хижинах впервые обсуждалось то, чему было суждено долгие
годы служить темой всех бесед, всех толков и пересудов. Соседи
показывали друг другу, какая огромная эта жемчужина, соединяя кончики
большого и указательного пальцев, и легкими ласкающими движениями рук
старались передать, до чего же она прекрасна. С этого дня соседи будут
пристально следить за Кино и Хуаной, следить, не вскружило ли им голову
богатство - ведь богатство кружит голову всем. Соседи знали, почему
доктор пришел к Койотито. Доктор был плохой актер, и все догадались о
цели его прихода.
А в Заливе маленькие рыбешки, сбившиеся плотным косяком, сверкали
чешуей в воде, спасаясь от косяка крупных рыб, которые гонялись за ними,
чтобы сожрать их. И людям, сидевшим по тростниковым хижинам, было
слышно, как идет эта бойня, как мелочь со свистом рассекает волну, а
хищники, стремительно вырываясь на поверхность, шлепают по воде
плавниками и хвостом. Испарения поднимались над Заливом и солеными
капельками оседали на кустах, кактусах и низкорослых деревьях. И мыши
сновали по земле, а маленькие ночные ястребки бесшумно охотились на них.
Костлявый черный щенок с золотисто-огненными подпалинами над
глазами подошел к дверям хижины Кино и заглянул туда. Он чуть не
отвихлял себе зад, когда Кино скользнул по нему взглядом, и сразу затих,
лишь только Кино отвел от него глаза. Щенок не вошел в хижину, а, сидя у
порога, с безумным интересом следил за тем, как Кино ел фасоль из
маленького глиняного горшочка, как он вытер его дочиста лепешкой, съел и
лепешку и запил все это пулькой.
Поужинав, Кино стал свертывать самокрутку, как вдруг Хуана резко
вскрикнула:
- Кино!
Он взглянул на Хуану, встал и быстро подошел к ней, потому что в
глазах Хуаны был ужас. Он нагнулся и ничего не разглядел в полумраке. Он
подкинул ногой веток в ямку, чтобы костер разгорелся ярче, и тогда огонь
осветил голову Койотито. Лицо у ребенка было все красное, горло
судорожно подергивалось, в уголках рта проступила густая слюна. У
Койотито начинались желудочные колики, и ему было совсем плохо.
Кино стал на колени рядом с женой.
- Значит, доктор говорил правду,- сказал он, сказал самому себе и
жене, потому что мысли у него были все злые, недоверчивые и он все еще
не забыл про белый порошок. Покачиваясь взад и вперед, Хуана жалобно
затянула Песнь семьи, точно ею можно было отогнать беду, а ребенка
тошнило, и он корчился у нее на руках. Кино был весь во власти своих
сомнений, и напев зла гудел у него в ушах, почти заглушая песнь Хуаны.
Доктор выпил чашку шоколада, подобрал со скатерти крошки песочного
печенья и отправил их в рот. Потом он вытер пальцы салфеткой, посмотрел
на часы, поднялся и взял свою сумку.
Весть о том, что ребенку стало хуже, быстро облетела тростниковые
хижины, потому что после голода болезнь самый страшный враг бедняков. И
кое-кто из соседей тихо говорил: "Вот видите! По пятам за удачей идут ее
пагубные друзья". И они вставали, покачивая головой, и шли к хижине
Кино. Прикрывая краем одеяла ноздри от сырости, соседи со всех сторон
спешили в темноте к хижине Кино, и скоро там опять стало тесно. Люди
стояли и смотрели на Койотито и время от времени коротко
переговаривались между собой о том, как это грустно, что такая беда
случилась в день радости, и добавляли: "Все в руках
божиих".
Старухи присели на корточки рядом с Хуаной и пытались помочь ей, а
если не помочь, так хоть утешить.
Доктор быстро вошел в хижину в сопровождении своего слуги. Он
разогнал старух, точно это были куры. Он взял ребенка, осмотрел его и
пощупал ему лоб.
- Яд оказывает свое действие,- сказал доктор.- Но я буду бороться с
ним. Сделаю все, что могу.
Он попросил воды и капнул в кружку три капли нашатырного спирта,
потом разжал Койотито зубы и влил раствор ему в рот. Койотито
пронзительно закричал, давясь и выплевывая лекарство, а Хуана, как
обезумевшая, смотрела на него. Возясь с ребенком, доктор приговаривал:
- Счастье, что я умею лечить от укусов скорпиона, не то... - И
доктор пожал плечами, давая этим понять, что было бы, если бы не его
уменье.
Но Кино, еще не расставшийся со своими подозрениями, все смотрел н
смотрел на раскрытую докторскую сумку и видневшийся в ней пузырек с
белым порошком. Мало помалу судороги прекратились, и Койотито затих на
руках у доктора. А потом он глубоко вздохнул и задремал, измученный
приступами рвоты.
Доктор передал Койотито с рук на руки Хуане.
- Теперь дело пойдет на поправку,- сказал он. Я выиграл бой.
И Хуана обожающими глазами посмотрела на него.
Доктор уже закрыл свою сумку. Он спросил:
- Когда же ты думаешь расплатиться со мною? - Он проговорил это
даже ласково.
- Я расплачусь, как только продам жемчужину, ответил Кино.
- У тебя есть жемчужина? И хорошая жемчужина? - заинтересовался
доктор.
И тут хором вступили соседи.
- Он выловил самую большую в мире!- наперебой кричали они и,
сомкнув кончики большого и указательного пальцев, показывали, какая она
огромная, эта жемчужина.
- Кино разбогатеет,- перебивая один другого, говорили соседи.-
Такой жемчужины еще никто не видел.
Доктор сделал удивленное лицо.
- Первый раз слышу. А где ты держишь свою жемчужину? В надежном
месте? Хочешь, я спрячу ее у себя в сейфе?
Кино прикрыл глаза веками, и на скулах у него проступили желваки.
- Место надежное,- сказал он.- Завтра я продам ее и заплачу вам.
Доктор пожал плечами, но его слезящиеся глаза, не отрываясь,
смотрели в глаза Кино. Он был уверен, что жемчужина спрятана в хижине, и
следил, не взглянет ли Кино на то место, где она зарыта.
- Будет очень жаль, если жемчужину украдут у тебя до того, как ты
ее продашь,- сказал доктор и заметил, что Кино невольно метнул взгляд на
пол, к угловой стойке хижины.
Когда доктор ушел и соседи нехотя разбрелись по домам, Кино присел
на корточки у тлеющих в ямке углей и стал прислушиваться к ночным звукам
- к шороху легкой прибрежной волны и лаю собак где-то вдалеке, к шелесту
ветерка на крыше тростниковой хижины и к приглушенным голосам соседей,
доносившимся из других хижин поселка. А голоса не умолкали, потому что
сон у этих людей прерывистый: они проснутся среди ночи, поговорят и
опять засыпают. И, посидев у тлеющего костра еще несколько минут, Кино
встал и подошел к двери.
Он втянул ноздрями воздух и прислушался, не подползает ли, не
крадется ли кто, и его глаза впивались в ночную темноту, ибо Песнь зла
не стихала, а вместе с ней не стихали ни гнев, ни страх в сердце Кино.
Приглядевшись, прислушавшись к ночи, он вернулся в хижину, подошел к
угловой стойке, откопал жемчужину и, вырыв под циновкой другую ямку,
положил се туда и прикрыл сверху землей.
А Хуана, сидевшая у костра, следила за ним недоумевающим взглядом,
и когда он спрятал жемчужину, она спросила:
- Кого ты боишься?
Кино искал слово, нужное для ответа, и, найдя его наконец, сказал:
- Всех.- И почувствовал, как твердая броня одевает ему сердце.
Они легли на циновку, и в эту ночь Хуана не стала класть ребенка в
ящик, подвешенный к потолку, а взяла его к себе и прикрыла ему лицо свой
шалью. И вскоре в ямке для костра один за другим погасли все угольки.
Голова у Кино горела даже во сне, и ему снилось, что Койотито
научился читать и что теперь он, его сын и сын его народа, расскажет
своему отцу всю правду. Койотито читал книгу - огромную, величиной с
дом, буквы в ней были большие, каждая величиной с собаку, и слова
скакали и резвились по ее страницам. А потом на книгу упала густая тень,
и сейчас же вслед за этим снова зазвучал злой напев, и Кино беспокойно
заворочался во сне, и при первом же его движении глаза у Хуаны
открылись. Кино проснулся, но злой напев все еще пульсировал у него в
ушах, и он
лежал в темноте, насторожившись всем своим существом.
И вдруг из дальнего угла хижины до него донесся звук, такой слабый,
что, может статься, это только почудилось ему, затаенный шорох,
бесшумная поступь, почти невнятное "х-х" сдерживаемого дыхания. Кино сам
перестал дышать, прислушиваясь, и он знал: то темное, что таится в его
доме, тоже не дышит и тоже прислушивается. Минуту-две в дальнем углу
хижины все было тихо. Кино мог бы подумать, что он ошибся. Но рука Хуаны
предостерегающе подкралась к его руке, и тут звук послышался снова:
шорох шагов по утоптанному полу и царапанье пальцами по земле.
К сердцу Кино волной подступил смертельный страх, а вслед за
страхом, как всегда,- гнев. Рука его метнулась к груди, туда, где висел
на шнурке нож, и он вскочил с циновки и, хрипя, фыркая, как разъяренная
кошка, бросился на то темное, что таилось в углу его дома. Он нащупал
рукой мягкость ткани, ударил ножом, промахнулся, снова ударил,
почувствовал, что нож распорол ткань, и тут мозг ему пронзило молнией, и
его обожгло взрывом боли. Шорох у порога, быстро удаляющийся топот ног-и
все стихло.
Кино почувствовал, что со лба у него течет теплая кровь, услышал
зов Хуаны:
- Кино! Кино!
И в голосе ее был ужас. Тогда холодное спокойствие пришло к нему,
так же стремительно, как минуту назад гнев, и он сказал:
- Я жив. Здесь больше никого нет.
Он ощупью пробрался к циновке. А Хуана уже была у костра. Она
раскопала в золе уголек, бросила на него разорванных кукурузных листьев,
подула на них, и по хижине заплясали маленькие отсветы огня. А потом
Хуана достала из потайного места огарок священной свечки, зажгла его и
поставила на камень у костра. Хуана двигалась быстро и тихо напевала все
время. Она намочила край своей шали в воде и вытерла Кино кровь со лба.
- Ничего,- сказал Кино, но голос и глаза были у него угрюмые,
холодные, и ненависть росла в нем.
И тогда напряжение, кипевшее в Хуане, прорвалось наружу, губы у нее
сжались тонкой полоской.
-Эта жемчужина недобрая!- крикнула Хуана. В ней грех! Она погубит
нас! - В голосе Хуаны зазвучали пронзительные нотки.- Выбрось ее. Кино.
Давай раздавим ее жерновом. Давай закопаем ее и забудем то место. Давай
бросим ее назад в море. Она несет с собой беду. Кино, муж мой! Она
погубит нас!- И в отблесках огня, плясавшего по хижине, губы и ресницы
Хуаны дрожали от страха.
Но во взгляде Кино была непоколебимость, и волю его тоже ничто не
могло поколебать.
- Когда мы еще дождемся такого? - сказал он.- Наш сын должен
учиться в школе. Он должен разорвать путы, которые держат нас.
- Она принесет нам гибель! -крикнула Хуана.- Всем нам, даже нашему
сыну.
- Молчи,- сказал Кино.- Довольно говорить. Утром мы продадим
жемчужину, и все, что в ней есть недоброго, уйдет, останется только
хорошее. Молчи, жена.- Его темные глаза хмуро уставились на огонь, и тут
он впервые почувствовал, что все еще держит нож в руке, и, взглянув на
| | |