Драма
Дина Рубина - Камера наезжает
Скачать Дина Рубина - Камера наезжает
Целыми днями Анжелла с "мальчиками" - Стасиком, Вячиком и директором
фильма Рауфом - "искали натуру". Они разъезжали на узбекфильмовском "рафике"
по жарким пригородам Ташкента, колесили по колхозным угодьям, по узким
улочкам кишлаков.
Я не могла взять в толк - зачем забираться так далеко от города,
создавая массу сложностей для съемок фильма, в то время как в самом
Ташкенте, в старом городе, зайди в любой двор и снимай самую что ни на есть
национальную задушевную драму - хоть "Али-бабу", хоть "Хамзу", хоть и нашу
криминальную белиберду.
Помню, я даже задала этот вопрос директору фильма Рауфу.
- Кабанчик, - сказал он мне проникновенно (он со всеми разговаривал
проникновенным голосом и всех, включая директора киностудии, называл
"кабанчиком", что было довольно странным для мусульманина). - Чем ты
думаешь, кабанчик? Если не уедем, где я тебе командировочных возьму?
И я, балда, поняла наконец: снимая фильм в черте города, съемочная
группа лишилась бы командировочных - 13 рублей в сутки на человека.
Раза два и меня брали с собой на поиски загородных объектов.
Для съемок тюремных эпизодов выбрали миленькую, как выразилась Анжелла,
тюрьму, только что отремонтированную, с железными, переливающимися на солнце
густо-зеленой масляной краской воротами.
Съемочная группа дружной стайкой - впереди какой-то милицейский чин, за
ним щебечущая Анжелла в шортах, Стасик в кепи и с кинокамерой на плече,
пьяный с утра Вячик, мы с Рауфом - прошвырнулась по коридорам пахнущего
краской здания, энергично одобряя данный объект.
Нас даже впустили во внутренний - прогулочный - двор, при виде которого
я оторопела и так и простояла минут пять, пока остальные что-то оживленно
обсуждали.
Прогулочный двор тюрьмы представлял собой нечто среднее между
декорацией к модернистскому спектаклю и одной из тех гигантских
постмодернистских инсталляций, которые в западном искусстве вошли в моду лет
через пять.
Это была забетонированная площадка, со всех сторон глухо окруженная
бетонной высокой стеной, с рядами колючей проволоки над ней. Вдоль торцовой
стены - как сцена - возвышался подиум с двумя ведущими к нему ступенями. На
подиуме рядком стояли три новеньких унитаза, по-видимому, установленные на
днях в ходе ремонта. Они отрадно сверкали эмалью под синим майским небом,
свободным - как это водится в тех краях - от тени облачка.
Течет ре-еченька по песо-очечку, бережочки мо-оет... -
послышалось мне вдруг. Запрокинув голову, я пересчитала взглядом
зарешеченные окна вверху. Нет, показалось. Щелк ассоциативной памяти.
Ты начальничек, винтик-чайничек, отпусти до до-ому...
- Ах, какие дивные параши! - воскликнул Вячик. - Задрапировать их, что
ли! Под королевский трон! Под кресло генсека ООН!
И Стасик, вскинув камеру, принялся снимать постмодернистскую сцену с
тремя унитазами...
После длительных поисков Анжелла и мальчики остановили свой выбор на
районном центре Кадыргач - была такая дыра в окрестностях Ташкента. Для
съемок фильма на лето сняли большой, типично сельский дом с двориком,
принадлежащий, кажется, бухгалтеру колхоза, и - для постоя всей съемочной
группы - верхний этаж двухэтажной районной гостиницы "Кадыргач".
Стояла жара - еще не пыльный августовский зной, а душный жар середины
мая. Не знаю, какую культуру, кроме хлопка, выращивал колхоз "Кадыргач", но
в местной гостинице и закрытой столовой обкома, куда нас однажды по ошибке
пустили пообедать (потом опомнились и больше уже не пускали. Смутно помню
очень мясные голубцы по двенадцать копеек порция, жирный плов и компот из
персиков), - во всем этом благословенном пригороде произрастали, реяли,
парили, зависали в плывущем облаке зноя и, кажется, охранялись обществом
защиты животных зудящие сонмища мух.
Гостиница производила странное впечатление. Первый этаж - просторный, с
парадным подъездом, с мраморными панелями и полом и даже двумя круглыми
колоннами в холле - выглядел вполне настоящим зданием. Второй же этаж
казался мне декорацией, спешно возведенной к приезду съемочной группы. Это
были узкие номера по обеим сторонам безоконного и оттого вечно темного
коридора, разделенные между собой тонкими перегородками.
Впрочем, в номере оказался унитаз - удобство, о котором я и мечтать не
смела. Унитаз был расколот сверху донизу - то ли молния в него шарахнула, то
ли ядрами из него палили, - но трещину заделали цементом, и старый ветеран
продолжал стойко нести свою невеселую службу.
Анжелла сняла "люкс" в противоположном конце коридора - две смежные
комнатки с такой же командировочной мебелью. В гостиной, правда, стояли
несколько кресел образца куцего дизайна шестидесятых годов.
Вокруг Анжеллы крутились пять-шесть девочек от восемнадцати до
шестидесяти лет - костюмерши, гример, ассистентки. Появился второй режиссер
фильма Толя Абазов - образованный, приятный и фантастически равнодушный ко
всему происходящему человек, - он единственный из всей группы не имел
претензий к моему сценарию, поскольку не читал его.
(Кажется, он так и не прочел его никогда. За что я до сих пор испытываю
к нему теплое чувство.)
Первые дни в "люксе" шли репетиции - сидя в кресле и разложив на
коленях листки сценария, Анжелла лениво отщипывала по сизой виноградине от
тяжелой кисти. Репетировали небольшой эпизод из середины фильма.
Если до того рухнули все мои представления о работе режиссера над
сценарием, то сейчас полетело к черту все, что я знала и читала когда-либо о
работе режиссера с актерами.
С утра Толя Абазов привозил из Ташкента в "рафике" двух студентов
Театрального института, занятых в эпизоде. Один репетировал роль уголовника,
другой - роль лейтенанта милиции.
Оба мальчика выглядели если не близнецами, то уж во всяком случае
родными братьями. Текста сценария оба, естественно, не знали, и, как
выяснилось, к актерам никто и не предъявлял подобных вздорных требований. А
я, как на грех, почему-то нервничала, когда вместо текста актер нес
откровенную чушь. Эта моя реакция неприятно меня поразила. Я была уверена,
что мое авторское самолюбие благополучно издохло, но выяснилось, что оно
лишь уснуло летаргическим сном и сейчас зашевелилось и замычало.
- Не психуй, - раздраженно отмахивалась Анжелла. - Мы же потом наймем
укладчицу!
Слово "укладчица" вызывало в моем воображении грузных женщин в
телогрейках, с лопатами, выстроившихся вдоль полотна железной дороги, а
также шпалы, рельсы, тяжело несущиеся куда-то к Семипалатинску поезда...
- Толя, что значит - "наймем укладчицу"? - тревожным полушепотом
спросила я у Абазова.
Тот посмотрел на меня безмятежным взглядом и проговорил мягко:
- Приедет блядь с "Мосфильма". Заломит цену. Ей дадут. Она всем даст.
Потом будет сидеть, задрав ноги на кресло и сочинять новый текст в
соответствии с артикуляцией этих ферганских гусаров.
- Как?! - потрясенно воскликнула я. - А... а сценарий!! А... все эти
инстанции?! "Образ героя не отвечает"?!
Он нагнулся к блюду с фруктами и, оторвав синюю гроздку, протянул мне:
- Хотите виноград?..
Буквально репетиции проходили так.
- Ты входишь оттуда, - приказывала Анжелла одному из мальчиков,
репетирующему роль подследственного. - А ты стоишь там, - указывала она
пальцем мальчику, репетирующему роль следователя.
- Да нет, Анжелла, нет!! - взвивался оператор Стасик, который с самого
своего приезда ревностно выполнял обязанности Старшего Собрата по
творчеству. - Куда это годится, ты разрушаешь всю пространственную
концепцию. Это он, наоборот, должен стоять там, а тот - выходить оттуда! Это
ж принципиально разные вещи!
Потоптавшись у дверей, мальчик, репетирующий подследственного, делал
нерешительный шаг в сторону окна, где стоял его товарищ, репетирующий
следователя, и говорил неестественно бодрым голосом:
- Здорово, начальник! Вызывал?
- Там нет этого идиотского текста!! - вопила я из своего угла. - Почему
вы не учите роль?!
- Отстань, приедет укладчица, всех уложит, - огрызалась Анжелла. - Не
мешай репетировать. Сейчас главное - как они двигаются в мизансцене. А ты не
стой, как козел! - обращалась она к мальчику. - Ты нахальней так: "Здорово,
начальник! Вызывал?"
- Учите роль, черт возьми! - нервно вскрикивала я.
- Нет-нет, Анжелла, я принципиально против этой мизансцены! - Стасик
вскакивал с кресла - атласно выбритый, в белом кепи и белой маечке с
картинкой на груди - задранные женские ножки - и надписью по-английски: "Я
устала от мужчин". - Он должен стоять вот здесь, повернувшись спиной к
вошедшему, и когда тот входит и говорит: "Здорово, начальник, вызывал?" -
поворачивается...
- И камера наезжает, - подхватывала Анжелла, - и глаза крупным
планом... Ну, пошел, - предлагала она несчастному студенту, - оттуда, от
дверей...
- Здорово, начальник! Вызывал? - вымученно повторял мальчик, косясь на
Анжеллу.
- Да не так, не так, более вкрадчиво: "Здорово, начальник, вызывал?"
- Здорово, нача-альник...
- Нет. - Анжелла откидывалась в кресле, сидела несколько мгновений,
прикрыв глаза, потом говорила мне устало: - Покажи ему, как надо.
Я шла к двери, открывала и закрывала ее, делая вид, что вошла,
скраивала на лице ленивое и хитрое выражение, одергивала воображаемую
рубаху, рассматривала воображаемые сандалии на грязных ногах и - столько
интеллектуальной энергии уходило у меня на эти приготовления, что когда я
наконец открывала рот, то говорила приветливо и лукаво, как актер Щукин в
роли Ленина:
- Здорово, начальник! Вызывал?..
После того как на главную роль в фильме был утвержден Маратик, я
перестала интересоваться актерами, приглашенными на роли остальных героев.
Толя Абазов съездил в Москву и привез двух актеров, кажется - Театра
Советской Армии. Один должен был играть Русского Друга, впоследствии убитого
уголовной шпаной (трагическая линия сценария), второй, маленький верткий
армянин с печальными глазами, играл узбекского дедушку главного героя
(комическая линия сценария). Ребята были бодры, по-столичному ироничны и
всегда поддаты. Они приехали подзаработать и поесть фруктов и шашлыков.
На роль бабушки главного героя (лирическая линия сценария) привезли из
Алма-Аты народную артистку республики Меджибу Кетманбаеву - плаксивую и
вздорную старуху со страшным окаменелым лицом скифской бабы. Она затребовала
высшую ставку - 57 рублей за съемочный день, "люкс" в гостинице и что-то еще
невообразимое - кажется, горячий бешбармак каждый день.
Директор фильма Рауф приезжал увещевать бабку.
- Кабанчик, - говорил он ей плачущим голосом, - ты ж нас режешь по
кусочкам! Где я тебе бешбармак возьму, мы ж и так тебе народную ставку дали.
Кушай народную ставку, кабанчик!
(В конце концов она повздорила с Анжеллой и уехала, не доснявшись в
последних трех эпизодах. Я, к тому времени совсем обалдевшая, вяло
поинтересовалась, что станет с недоснятыми эпизодами.
- Да ну их на фиг, - отозвалась на это повеселевшая после отъезда
склочной бабки Анжелла. - Вот приедет укладчица, она всех уложит... )
