|
|
 |
Драма Л.Добычин - Город Эн
Скачать Л.Добычин - Город Эн


"25"
Когда это было готово, А. Л. показала нам это. Она посадила нас в
автомобиль, и он живо доставил нас. Низенькая, эта часовня украшена была
золоченой "главой" в форме миски для супа. А. Л. научила нас, как
рассматривать живопись через кулак. Мы увидели Ирода, перед которым, уперев
в бока руки, плясала его толстощекая падчерица. Я подумал, что так, может
быть, перед отчимом танцевала когда-то Софи. Голова Иоанна Крестителя лежала
на скатерти среди булок и чашек, а тело валялось в углу. Его шея в разрезе
была темно-красная с беленькой точкой в средине. Кровь била дугой.
Мы остались у А. Л. до последнего поезда. После обеда из города к ней
прикатила "мадам", и А. Л. занималась с ней. - "Ки се рессамбль", - бубнила
она по складам в "кабинете", - "с'ассамбль". - Потом пришло много гостей -
свентогурских чиновников, пенсионерок и дачников. А. Л. кормила их и
толковала про "объединение" и про " отпор ".
- Интересно, - заметил почтмейстер Репнин, - что у них на палаце есть
палка для флага, а флага они не вывешивают. - После этого поговорили о том,
как печально бывает, когда вдруг узнаешь, что кто-нибудь против
правительства, и фрау Анна, которая, улыбаясь приятно, молчала, вдруг
вздрогнула. - Я вспоминаю, - сказала она, - девятьсот пятый год. Это было
ужасно. Тогда люди были нахальны, как звери.
Затем мы отправились в "парк". На А. Л. была автомобильная шляпа, в
руке же она несла хлыст. Быстрым шагом мы прошлись вслед за ней по дорожкам.
- Гимн, - крикнул почтмейстер Репнин, когда мы оказались на главной
площадке, где были подмостки. Тут все сняли шапки. Сидевшие встали.
Потрескивали под протянутой между деревьями проволокой фонари из зеленой и
синей бумаги. Оркестр из трех музыкантов, которыми дирижировал М. Цыперович
(художник), сыграл. Мы кричали "ура", ликовали и требовали опять и опять
повторения.
- Не понимаю зачем, - говорила маман, когда мы возвращались и, сидя в
вагоне, смотрели на искры за окнами, - вертятся возле нее эти малые -
суриршин и бониншин. - Я ничего не сказал ей. - "Опасный, - подумал я, -
возраст", когда я пойму уже это, - пятнадцать, а мне еще только четырнадцать
лет.
Через несколько дней после этого я получил письмецо. Маман не было
дома, и оно не попало к ней в руки. - "Я очень прошу вас, - писали мне, -
быть на бульваре".
Когда пришло время, я вышел взволнованный. Я задержался в дверях,
потому что увидел Горшкову. Она растолстела. Живот у нее стал огромным. Чуть
двигаясь, в шляпе с цветами и в пелерине из кружев, она направлялась в
собор.
Переждав ее, я побежал. Мадам Гениг стояла у дерева и подстерегала
меня. - Я смотрела, - загородив мне дорогу, сказала она, - во дворе, как
развешивают там ваше белье. Все такое хорошее, и всего очень много. - Она
попыталась схватить меня за руку. - Если бы, - томно вздохнув, заглянула она
мне в глаза, - дети Шустера были как вы.
Из-за задержек я прибежал с опозданием. На месте свиданья я увидел
Агату. - Прекрасно, - подумал я. - Пусть она смотрит и после расскажет обо
всем Натали. Она ерзала, сидя на лавочке, и вытаращивалась. Проходил
Митрофанов. Я с ним поболтал. Он сказал мне, что уже не вернется к нам в
школу и будет учиться в коммерческом. Я понимал, что ему не должно быть
удобно у нас после тех разговоров, которые у него состоялись с отцом
Николаем на исповеди. Я подумал, довольный, что я никогда не пойм алея бы
так. Я огляделся еще раз. Агата вскочила и села опять. Я пошел с
Митрофановым. Дама, по приглашению которой я прибыл сюда, очевидно, не
дождалась меня. Было досадно.
Простясь с Митрофановым, я возвращался по дамбе. Звонили в церквах.
Громыхая, катили навстречу мне ассенизаторы. Я удивился, узнав среди них
того Осипа, что когда-то учился со мной у Горшковой. Он тоже заметил меня,
но не стал со мной кланяться. Первым же я в этот вечер не захотел
поклониться ему.
В конце лета случилась беда с мадам Штраус. Ей на голову, оборвавшись,
упал медный окорок, и она умерла на глазах капельмейстера Шмидта, который
стоял с ней у входа в колбасную.
Похороны были очень торжественны. Шел полицейский и заставлял снимать
шапки. Потом ехал пастор. За дрогами первым был Штраус. Его вели под руки
Йозес (рояли) и Ютт. Дальше шли мадам Ютт, мадам Йозес и Бонинша, явившаяся
из местечка. Затем начиналась толпа. В ней был Пфердхен, Закс (спички),
Бодревич, Шмидт, Гри-лихес (кожа), отец Митрофанова. В кирхе звонили.
Печальный, я смотрел из окна. Я представил себе, что, быть может,
когда-нибудь так повезут Натали, и, как Шмидту сегодня, мне место окажется
сзади, среди посторонних.
|
 |
|
|
|