| |
|
 |
Драма Л.Добычин - Город Эн
Скачать Л.Добычин - Город Эн
 
"34"
Отец Николай, накрыв голову мне черным фартуком, полюбопытствовал в
этом году, "прелюбы сотворял" ли я. Я попросил, чтобы он разъяснил мне, как
делают это, и он, не настаивая, отпустил меня. Я побежал, поздравляя себя с
тем, что последнее в моей жизни говенье прошло.
Мне еще раз пришлось выступать на подмостках - в тот день, когда
праздновалось "освбождение крестьян". Я прочел стишки скверно чтобы
заместительница председателя братства разочаровалась и чтобы Ершов не
подумал, что я уж совсем идиот.
Пейсах очень хвалил меня. - Ты показал им один раз, - говорил он, - что
ты это можешь, и хватит с них. - Он одобрял теперь все, что я делал. Но я не
его одобрения хотел.
Уже чувствовалось, что весна будет скоро. В "Раю для детей" вместо
санок на окнах уже красовались мячи. Уже лица у людей становились
коричневыми. Я оставил латинский язык.
- Все равно всего курса я не успею пройти, - говорил я, и, кроме того,
мне теперь стало ясно, что я не хочу быть врачом.
Я успел из уроков латыни узнать, между прочим что "Ноли ме тагере",
подпись под картинкой с Христом в пустыне и девицей у ног его, значит "Не
тронь меня".
Снова на нас надвигались экзамены. Снова мы трусили, что "попечитель
учебного округа" может явиться к нам. Мы были рады, когда вдруг узнали, что
кто-то убил его камнем.
Была панихида. Отец Николай сказал проповедь. Вскоре в газете была
напечатана корреспонденция врача, у которого попечитель обычно лечился.
Оказывалось, что покойник был дегенерат и маньяк. Он проваливал учеников с
привлекательной внешностью ради каких-то особенных переживаний. Пока он был
жив, полагалось скрывать это, так как нельзя нарушать "медицинскую тайну".
У Грилихеса бастовали. Маман кипятилась, и я удивлялся ей. - Если бы
только уметь, - говорила она мне, - то я бы пошла и сама поработала у него
эти несколько дней.
Тарашкевич во время экзаменов раз забежал за мной. В доме у него уже
ждали нас полный таинственности Грегуар и любезный пятерочник. Вынув
конверт, Грегуар положил перед нами бумагу с задачками. - Ну-ка, - сказал
он. Пятерочник эти задачки решил нам. Они на другой день были нам даны на
экзамене.
Мы издолбились. В день спали мы по три или по четыре часа, и маман
изводилась. - Когда, - говорила она, - это кончится? - На ночь, собираясь
ложиться, она приносила мне горсть леденцов.
Наконец настал день, когда все было кончено. Мы получили
"свидетельства". С "кафедры", на которой стоял стакан с ландышами,
говорились напутствия. То засыпая, то вздрагивая и открывая глаза на
минутку, я видея, как после директора там очутился учитель словесности. Он
оттопырил губу, посмотрел на усы и подергал их. - Истина, благо, - по
обыкновению, красноречиво воскликнул он, - и красота!
Пришел вечер, и в книжечке для "наблюдений" я сделал последнюю запись.
На крыше под флюгером я, как всегда, задержался. Я думал о том, что я часто
стоял здесь.
Канатчиков, получая квартирные деньги, поздравил меня. Он не сразу
ушел, рассказал нам, что его сын помешался оттого, что не выдержал в
технологический. - Он все науки, - сказал нам Канатчиков, - выдержал и
только плинтус, чем комнаты клеят, не выдержал.
Все поступали куда-нибудь. Я для себя еще ничего не придумал. Я
спрашивал, есть ли такое местечко, куда принимали бы не по экзаменам и не
гонясь за отметками по математике, и оказалось, что есть. Я купил полотняный
конверт и послал в нем свои документы. Мне скоро прислали письмо, что я
принят.
В "участке", когда я ходил за "свидетельством о политической
благонадежности", я видел Васю. Он быстро прошел. - Нет, мадам, - на ходу
говорил он бежавшей за ним неотступно просительнице. По привычке, я, приятно
смутясь, посмотрел ему вслед, и, когда он исчез, я подумал, что, может быть,
он принимается в эту минуту кого-нибудь драть, кого водят за этим в полицию.
Шустер гостил у отцовской сестры за Двиной в "пасторате", и я не
встречался с ним. Пейсах ко мне иногда заходил. Я составил ему список дней,
по которым маман отправлялась дежурить. Он раз показал мне ту оду, которую в
этом году сочинил наш бывший учитель словесности к празднику "освобождения
крестьян". Я прочел ее без интереса. Училище уже не занимало меня.
Пейсах должен был вместе с своею семьей в конце лета уехать в Америку.
Он приучался уже к "котелку" и носил вместо прежних очков пенсне с
ленточкой. Раз, идя с ним и отстав от него на полшага, я случайно попал
взглядом в стекло.
- Погоди, - сказал я, изумленный. Я снял с его носа пенсне и поднес к
своему. В тот же день побывал я у глазного врача и надел на нос стекла.
Отчетливо я теперь видел на улице лица, читал номера на извозчичьих
дрожках и вывески через дорогу. На дереве я теперь видел все листики. Я
посмотрел в окно лавки "Фаянс" и увидел, что было на полках внутри. Я увидел
двенадцать тарелок, поставленных в ряд, на которых нарисованы были евреи в
лохмотьях и написано было "Давали в кредит".
За рекой, удивляясь, я видел людей, стадо, мельницу Гривы Земгальской.
Свистя, пришел на берег Осип, с которым я вместе учился, готовясь к экзамену
в приготовительный класс.
Быстро сбросив с себя все, коричневый, он остался в одной круглой
шапочке и побежал в ней к воде. Пробегая, он краешком глаза взглянул на
меня. Мне хотелось сказать ему "Здравствуй", но я не осмелился.
Я подошел к тому дому, где прошлой зимой жил Ершов. Я увидел узор из
гвоздей на калитке, которую он столько раз отворял. Она взвизгнула. Через
порог ее, горбясь, шагнул Олехнович. На нем был тот плащ с капюшоном, в
котором я его видел зимой. Я увидел теперь, что застежка плаща состояла из
двух львиных голов и цепочки, которая соединяла их.
Вечером, когда стало темно, я увидел, что звезд очень много и что у них
есть лучи. Я стал думать о том, что до этого все, что я видел, я видел
неправильно. Мне интересно бы было увидеть теперь Натали и узнать, какова
она. Но Натали далеко была. Лето она в этом году проводила в Одессе.
|
 |
|
|
|
