Драма
Сергей Довлатов - Иностранка
Скачать Сергей Довлатов - Иностранка
Говорили, что у Муси, не считая Рафаэля - пять любовников. Один из них
- полковник КГБ. Что тоже вызывало у меня известные сомнения. Без телефона,
я считал, подобный образ жизни невозможен.
Говорили, что Маруся возвращается на родину. И более того - она давно в
Москве. Ее уже допрашивают на Лубянке.
Характерно, что при этом наши женщины сердились. Говорили - да кому она
нужна?! Так, словно оказаться на Лубянке было честью.
Говорили и про Рафаэля. Например, что он торгует героином и марихуаной.
Что за ним который год охотится полиция. Что Рафаэль одновременно мелкий
хулиган и крупный гангстер. И что кончит он в тюрьме. То есть опять же на
Лубянке, правда, местного значения. Допустим, в Алькатрасе. Или как у них
тут это называется?..
Мои дела в ту пору шли неплохо. Вышла "Зона" на английском языке. На
радио "Свобода" увеличилось число моих еженедельных передач. Разбитый
"Крайслер" я сменил на более приличную "Импалу". Стал задумываться о покупке
дачи. И так далее.
Чужое неблагополучие меня, конечно, беспокоило. Однако в меньшей
степени, чем раньше. Так оно с людьми и происходит.
Я все чаще повторял:
"Достойный человек в мои года принадлежит не обществу, а Богу и
семье..."
И тут звонит Маруся. (Счет за телефон, как видно, оплатила.)
- Катастрофа!
- Что случилось?
- Все пропало! Этого я не переживу!
- В чем дело? Рафа? Левушка? Скажи мне, что произошло?!
Она заплакала, и я совсем перепугался.
- Муська, - говорю ей, - успокойся! Что такое? Все на свете
поправимо...
А она рыдает и не может говорить. Хотя такие, как Маруся, плачут раз в
сто лет. И то притворно...
Наконец сквозь плач донесся возглас безграничного отчаяния:
- Лоло!
- О, Боже. Что с ним?
Муся (четко и раздельно, преодолевая немоту свершившегося горя):
- У-ле-тел!..
Как выяснилось, мерзкий попугай сломал очередную клетку. Опрокинул вазу
с гладиолусами. В спальне разбросал Марусину косметику. На кухне съел
ванильное печенье.
Под конец наведался в сортир, где увидал раскрытое окно. И был таков.
Что им руководило? Ощущение вины? Любовь к свободе? Жажда приключений?
Неизвестно...
Я стал утешать Марусю. Говорю:
- Послушай, он вернется. Есть захочет и придет. Вернее - прилетит.
Маруся снова плачет:
- Ни за что! Лоло ужасно гордый. Я его недавно стукнула газетой...
И затем:
- Он был единственным мужчиной в Форест-Хиллсе... Нет у меня ближе
человека...
Плачет и рыдает.
Видно, так уж получилось. Чаша Мусиного горя переполнилась. Лоло явился
тут, что называется последней каплей.
Все нормально. Я такие вещи знаю по себе. Бывает, жизнь не ладится:
долги, короста многодневного похмелья, страх и ужас. Творческий застой.
Очередная рукопись в издательстве лежит который год. Дурацкие рецензии в
журналах. Зубы явно требуют ремонта. Дочке нездоровится. Жена грозит
разводом. Лучший друг в тюрьме. Короче, все не так.
И вдруг заклинит, скажем, молнию на брюках. Или же, к примеру,
раздражение на морде от бритья. И ты всерьез уверен - если бы не эта
пакостная молния! Ах, если бы не эти отвратительные пятна! Жил бы я и
радовался! Ладно...
Муся все кричит:
- Будь проклята Россия, эмиграция, Америка!..
- Откуда ты звонишь?
- Из дома.
- Заходи.
- Мне надо Левушку кормить. И Рафа должен появиться... Что я им скажу?!
О, Господи, ну что я им скажу?!..
И Муся снова зарыдала.
А дальнейший ход событий был таков. К шести явился Рафа. Он спросил:
- В чем дело?
Муся еле слышно выговорила:
- Лоло!
И Рафа сразу вышел, обронив единственное слово:
- Жди!
В шесть тридцать он был на Джамайке. Там, где брат его Рауль владел
кар-сервисом "Зигзаг удачи". Молодой диспетчер сообщил, что брата нет. Что
он поехал к своему дантисту. Будет завтра утром.
Рафаэль сказал:
- Как жаль.
Затем добавил:
- Встань-ка.
Молодой диспетчер с удивлением приподнял брови.
- Встань, - повысил голос Рафаэль.
И, оттолкнув диспетчера, склонился над мигающими лампочками пульта.
Микрофон в его руке напоминал фужер. Причем фужер с каким-то
дьявольским, целительным напитком.
Медленно, отчетливо и внятно Рафа произнес:
- Внимание! Внимание! Внимание?
Затем он выждал паузу и начал:
- Братья!..
И через секунду:
- Слушайте меня! У микрофона Рафаэль Хосе Белинда Чикориллио
Гонзалес!..
В голосе его теперь звучали межпланетные космические ноты:
- Все, кто на трассе! Все, кто на трассе! Все, кто на трассе, с
пассажиром или без. С хорошей выручкой или пустым карманом. С печалью в
сердце или радостной улыбкой на лице... К вам обращаюсь я, друзья мои!..
Все шире разносился его голос над холмами. Разрывными пулями неслись в
эфир слова:
- Исчез зеленый попугай! Ловите попугая! Отзывается на клички: Стари
Джопа, Пос, Мьюдилло и Засранэс...
Рафаэль упорно и настойчиво твердил;
- Исчез зеленый попугай! Ловите попугая!..
Что-то странное происходило в нашем замечательном районе. Вдоль по
улицам неслись десятка три автомашин с зажженными мерцающими фарами. Сирены
выли не переставая.
Рафаэль, склонившийся над пультом, черпал информацию:
- Алло! Я - тридцать восемь, два, одиннадцать. Сворачиваю на
Континентал. Вижу под углом три четверти - зеленый неопознанный объект...
Простите, босс, но это светофор!..
- Хай! Я - Лу Рамирес. Следую по Шестьдесят четвертой к "Александерсу".
В квадрате "ноль один" - зеленая стремительная птица. Вышел на
преследование... Догоняю... О, каррамба! Это "Боинг Ал Италиа"...
- Эй, босс! Я - Фреди Аламо, двенадцать, сорок шесть. Иду по Еллоустоун
к Джуэл-авеню. Преследую двух чудных филиппинок. Жду вас, босс!.. Что?..
Попугай? Тогда меняю курс на запад...
Час спустя все магистрали Форест-Хиллса были полностью охвачены
дозорами. Отчеты поступали беспрерывно:
- Босс! Оно зеленое и лает! Думаю, что это крашеная такса!..
- Босс! Я задержал его и посадил в багажник. Крупный говорящий попугай.
Конкретно, говорит, что он - Моргулис...
- Босс! Как насчет павлина?.. Что? Откуда я звоню? Из зоосекшн в
Медоу-парке...
Слухи у нас распространяются быстро. К девяти часам на трассу выехали
Баранов, Еселевский и Перцович. Следом поспешил Евсей Рубинчик в
"олдсмобиле". Пивоваров на своем рефрижератор-траке. Аркаша Лернер на
зеленой "Волве". Лемкус на разбитом мотоцикле "Харлей Дэвидсон", который
выдала ему баптистская община.
Караваев и Зарецкий выставили пешие дозоры. Публицист Зарецкий нес
огромный транспарант:
"Ловите попугая и Ефима Друкера!"
А на вопрос - при чем здесь Друкер, разъяснял:
- Он должен был издать мою работу "Секс при тоталитаризме". Вот уже три
года я пытаюсь изловить его...
Занятно, что Ефим Г. Друкер тоже патрулировал одну из магистралей. Но -
вдали от Караваева с Зарецким...
Рев стоял над Форест-Хиллсом:
- Ловите попугая! Ловите попугая! Ловите попугая!..
Тем временем Маруся накормила Левушку. Включила телевизор. Разодетый и
похожий на хорошенькую барышню Майкл Джексон тонким голосом выкрикивал:
Я лечу сквозь тучи,
Я мчусь сквозь годы...
Что может быть лучше
Дурной погоды?!..3
С улицы долетали крики латиноамериканских мальчишек. Левушка стоял
перед зеркалом в Марусиных пляжных очках. На кухне потрескивал тостер. Из
уборной доносился запах водорослей.
Муся вынула из холодильника бутылку рома и подумала:
"Напьюсь и буду плакать до утра. Потом засну в чулках..."
- Напьюсь, - сказала вслух Маруся, - жизнь кончена...
Вдруг чей-то голос повелительно и строго молвил:
- Жить!
Маруся огляделась - никого. Все тот же голос еще строже и решительней
добавил:
- Факт!
Маруся поднялась из-за стола.
И снова:
- Жить!
А через две секунды:
- Факт!
И наконец скороговоркой:
- Шит, шит, шит, фак, фак, фак, фак... Шит, шит, шит, шит, фак, фак,
фак...
- Лоло! - воскликнула Маруся, бросившись к окну.
Откинула портьеру.
Он стоял на подоконнике. Зеленый, с рыжим хохолком, оранжевыми
бакенбардами и черным ястребиным клювом. Боевой семитский профиль выражал
раскаянье и нежность. Хвост был наполовину выдран.
Прозвенел звонок. Маруся подбежала к телефону, Рафа подозрительно
спросил:
- Ты не одна?
- Я не одна, - воскликнула Маруся, - приезжай. Но только приезжай
скорей!..
Хэппи энд
К дому Муси Татарович подъезжали вереницы легковых автомашин. Приятно
щелкали замки вместительных багажников. Оттуда извлекались свертки, ящики,
корзины в разноцветной упаковке, перевязанные лентами.
Баранов, Еселевский и Перцович, не снимая ярких галстуков, орудовали
дружно молотками. Собирали на широком тротуаре привезенную частями белую
двуспальную кровать.
Евсей Рубинчик нес, шатаясь, клетку из сварного чугуна. Она
предназначалась для Лоло, хотя в ней мог бы уместиться Рафаэль.
Аркаша Лернер шел к Марусе налегке. Он ей принес билет нью-йоркской
лотереи, купленный за доллар. А разыгрывалось в этот день четыре миллиона с
небольшим.
Владелец магазина "Днепр" фантазией не обладал. Он снова прикатил
Марусе целую телегу всяческих деликатесов. Но сама телега в этот раз была из
мельхиора.
Друкер ограничился ста восемнадцатью томами "Мировой библиотеки
приключений и фантастики".
Григорий Лемкус вынул из багажника квадратный полированный футляр. В
нем помещалась кипарисовая лютня с инкрустациями. Лемкус пояснил, вручая
Мусе инструмент:
- Облагораживает душу!
Чек он сохранил, загадочно при этом высказавшись:
- Таксдидактибл...
Всех удивил правозащитник Караваев. Он явился неопохмелившийся и
мрачный. Захотел устроить в честь Маруси Татарович небольшое личное
самосожжение. Буквально возле Мусиного лифта.
Караваева успели потушить французским бренди "Люамель". Зеленый
синтетический пиджак его, как выяснилось, был огнеупорным.
Караваев понемногу успокоился и вежливо спросил:
- Нельзя ли потушить меня внутри?
Ему был выдан дополнительный стакан того же "Люамеля"...
Всех растрогал публицист Натан Зарецкий. Подарил Марусе ценный,
уникальный сувенир. А именно - конспиративную записку диссидента Шафаревича,
написанную собственной рукой. Она гласила:
"Вряд ли".
И размашистая подпись:
"Шафаревич. Двадцать первое апреля шестьдесят седьмого года..."
Около семи к Марусиному дому подкатил роскошный черный лимузин. Оттуда
с шумом вылезли четырнадцать испанцев по фамилии Гонзалес. Это были:
Теофилио Гонзалес, Хорхе Гонзалес, Джессика Гонзалес, Крис Гонзалес, Пи Эйч
Ар Гонзалес, Лосариллио Гонзалес, Марио Гонзалес, Филуменио Гонзалес, Ник
Гонзалес и Рауль Гонзалес. И так далее. Был даже среди них Арон Гонзалес.
Этого не избежать.
Как выяснилось, лимузин был их подарком жениху. Невесте же
предназначалась серенада...
Стол был накрыт. Бутылки изготовились к атаке. Орхидеи, гладиолусы,
тюльпаны - завороженно роняли лепестки в фаянсовое блюдо с неразрезанной
индейкой.
Рафаэль был в смокинге. Невеста в белом платье с кружевами.
И все гости улыбались. И Лоло не сквернословил. И у Левушки привычно
ощущалась неизменная конфета за щекой.
И музыка наигрывала. И все кого-то ждали. И я, честно говоря,
догадываюсь, в общем-то, - кого. Живого автора.
И тут явились мы с женой и дочкой. И Маруся вдруг заплакала. И долго
вытирала слезы кружевами...
Тут я умолкаю. Потому что о хорошем говорить не в состоянии. Потому что
нам бы только обнаруживать везде смешное, унизительное, глупое и жалкое.
Злословить и ругаться. Это грех.
Короче - умолкаю...
Письмо живого автора Марии Татарович
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Муся!
Ты довольно часто спрашивала - уж не импотент ли я? Увы, пока что -
нет.
А если - да, то этот факт, как минимум, заслуживает комментариев.
Позволь тебе сказать, что импотенцию мою зовут - Елена, Ника, мама. В
общем, ясно.
Да, я связан. Но куда серьезней то, что я люблю мои вериги, путы, цепи,
хомуты, оглобли или шпоры. Всей душой...
Ты - персонаж, я - автор. Ты - моя причуда. Все, что слышишь, я
произношу. Все, что случилось, мною пережито. Я - мстительный, приниженный,
бездарный, злой, какой угодно - автор.
Те, кого я знал, живут во мне. Они - моя неврастения, злость, апломб,
беспечность. И т.д.
И самая кровавая война - бой призраков.
Я - автор, вы - мои герои. И живых я не любил бы вас так сильно.
Веришь ли, я иногда почти кричу:
"О, Господи! Какая честь! Какая незаслуженная милость: я знаю русский
алфавит!"
Короче, мы в расчете. Дай вам Бог удачи! И так далее.
А если Бога нет, придется, Муся, действовать самой.
На этом ставим точку. Точка.
_________________________________________________
1 Каламбур В. Бахчаняна.
2 Шуточное стихотворение Г Варшавского
3 Перевод В. Голованова.
