Драма
Маркович Дан - Предчувствие беды
Скачать Маркович Дан - Предчувствие беды
***
Может, и было в нем, но он не мог, не умел ни сказать, ни как-то
по-другому себя выразить. Только живопись!.. Только в ней он был прост и
глубок, а жизнь таскала его по углам, затягивала мелочами... Он так и погряз
в жизни, и в этом, конечно, была причина его поступка. Он понимал, что
потерял, хотя куражился и хулиганил.
Все-таки, что он хотел сказать в конце... Я так и не понял. Вы скажете,
какое значение... Да, да, да, и все же... Мне бы, конечно, хотелось, чтобы в
продолжение одного нашего разговора...
- Се-бе... се-бе... - он бы сказал.
Изменять - себе. Нельзя - себе - изменять... Надо быть - собой.
Чтобы он понял.
Но зачем?.. Какое жалкое тщеславие, заставить умирающего поверить в
твою правду!.. Пусть умрет с миром. С миром все равно, не умер. Ну, не знаю,
не знаю... хотя бы без ощущения ошибки, бесполезности усилий... Ведь есть
картины, а провалы и попытки... у кого их не было...
Потом я нашел другой ответ, совсем простой. И поверил в него, он больше
похож на правду.
Никакого "прозрения". Нельзя было изменять - проект. Он же говорил, по
проекту в здании должно было быть три этажа, два вспомогательных и галерея
наверху, а ему было мало, мало - и он налепил еще два этажа галерей.
Но все-таки, лучше сказать - не знаю. Не стоит придумывать концы
историям, которые не кончаются.
***
Утром пришли какие-то родственники, тут же нашлись. Марина... я не
хотел смотреть ей в лицо. Отдал все доллары, которые еще были у меня, думал,
взять работы или не брать, которые купил... Она увидела, что стою, говорит -
берите, вы лучше им найдете применение, или что-то в этом роде, едва слышно,
но понятно. И я решил, что это так, возьму... их восемь набралось. Каюсь,
прихватил и одного президента, самого мордастого. Заглянул под матрац,
таблетки там. Я посмотрел на них и ушел. После всего и мысли не было, словно
выжгло... во второй раз.
Шел и чувствовал себе мародером на могиле. В общем-то я спасал, но как
бы в свою пользу, и это меня мучило всю дорогу. Автобусом до городка, потом
поездом до Таллина, и в ту же ночь выехал в Москву. Опустошен, подавлен, но
быстро заснул на верхней полке, крепко спал и проснулся, когда поезд
скользил вдоль московского перрона.
Вернулся домой. Разбит на всех фронтах. Но я вернулся.
"Возвращение"
***
С вокзала сразу поехал к своему убежищу. Что меня туда потянуло, трудно
сказать. Не хотел никого видеть, мечтал выспаться в тишине. А может и
предчувствие беды... что-то все-таки было...
Вошел в вестибюль и увидел - тумба свернута, кругом разбитые кирпичи,
все обильно посыпано черным пеплом. Искореженная дверь лежит на земле.
Кое-как пробрался через завалы, заглянул вниз - там все сожжено, голые
черные стены, даже стеллажи сгорели начисто, что уж тут говорить о живописи
и графике...
События восстановить было нетрудно. К зданию подогнали трактор, об этом
говорили следы гусениц снаружи... отвалили тумбу, расковыряли дверь,
каким-то образом зацепили тросом и вырвали из дверной рамы, при этом
разрушили часть стены. Не нашли сокровищ, золота, увидели холсты да бумажки,
и озверели от разочарования. Полили бензином и подожгли.
К моему счастью, некоторые ценные приобретения я перед отъездом
перетащил на Пруды, чтобы подробно описать их, но это небольшая часть
коллекции. Так я лишился почти всего, что с такими усилиями собирал тридцать
лет.
Повернулся и ушел. Даже отчаяния не было, тупая усталость...
***
Но это не все. Меня еще раз тряхнуло. И вернуло к жизни.
Пришел домой. Мигель, конечно, здесь, он весь в квартире. Вошел и сразу
смотрю - напротив кровати самые мои дорогие улицы, две.
Их нет!..
Кинулся во вторую комнату, там на стенах, двумя плотными рядами должны
висеть остальные...
Ничего!.. Пустые стены, несколько рисунков, и все. Я в чулан, где у
меня стеллаж - папки с рисунками на месте. Где же Мигель?
Мысли метались, ничего сообразить не мог, в эти минуты я, видимо,
слегка свихнулся. Как лунатик иду на кухню, по дороге включаю автоответчик,
есть у меня такое чудо... и первым слышу голос своего приятеля, фотографа...
" ... давно сделано... забери, твой Мигель доконал меня унылостью..."
Ключ, я же дал ему ключ, просил сделать слайды!
Мигель цел. Я бы не выдержал третьего удара...
И такое счастье нахлынуло, что я зарыдал, сказалось, видимо, все, что
произошло. Просто вывернуло наизнанку, с детства такого не случалось...
Меня трясло несколько минут, пока телефонный звонок не привел в
чувство. Из клиники, есть работа...
***
Недавно выдался целый свободный день, и я смотрел свои картины, те, что
остались. Сорок семь работ, и главное - двадцать пять холстов Мигеля. И вот
что я вам скажу...
Он был прав, когда говорил - "ничего особенного не хотел..." На его
холстах ничего особенного и не было... кроме простоты и цельности, да.
Никакого предчувствия беды в них не заложено. Все это вложил я сам. А в меня
вложило многое, главное - возраст, предчувствие старения и смерти, и время
наше - предчувствие бедствий и катастроф.
Хорошие картины тем и хороши, что оставляют место нам, с нашими
чувствами и состояниями - сопереживать, участвовать... видеть в них то, что
заложено в нас самих, просит сочувствия и поддержки. Цельное здание, и я
вхожу в него со своими бедами и надеждами, и все оно вмещает, почему?.. Он
ничего не навязывает, не кричит, не перебивает, не настаивает на своих
истинах - просто и спокойно раскрывает передо мной простор. В чем же его
собственное чувство, какое оно? Никак не оторвать от моих чувств и
состояний, никак! Не знаю, как это получается... Подобное удавалось Сезанну,
который истово занимался согласованием пятен, и в это вкладывал всю страсть,
замкнул свою систему... а получилось гораздо больше, чем сам ожидал.
Важно вложить в свое дело все умение и силу чувства... и если повезет,
то что-нибудь получится.
Нет, не знаю, что он хотел, наверное, он сам не знал. Не мог бы
выразить словами, уж точно... Я гляжу на его тихие картины, утренний пустой
город, скромные вещи на столе, закрытые лица, с глазами повернутыми внутрь
себя... Мои это чувства или его?.. Не могу отделить.
***
Чем дальше, тем менее случайной кажется его смерть. Он от себя устал,
от мелких своих обманов, собственной слабости, неизбежной для каждого из
нас... "Гений и злодейство?.." - совместимы, конечно, совместимы... Хотя бы
потому, что одного масштаба явления, пусть с разным знаком. Если бы так было
в жизни - только гений и злодейство... Заслуживающая восхищение борьба!..
Совсем другое ежедневно и ежечасно происходит в мире. Мелкая крысиная возня
- и талант. Способности - и собственная слабость... По земле бродят люди с
задатками, способностями, интересами, не совместимыми с жизнью, как говорят
медики... деться им некуда, а жить своей, особенной жизнью - страшно. Они не
нужны в сегодняшнем мире. Нужны услужливые исполнители, способные хамы,
талантливые воры...
Кто он был, Мигель?..
Человек с подпорченным лицом, во власти страха, зависти, тщеславия...
жажды быть "как все"?.. И одновременно - со странной непохожестью на других.
Она его угнетала, когда он не писал картины, а когда писал, то обо всем
забывал... Но вот беда, художник не может писать все время, в нем должна
накапливаться субстанция, которую древние называли "живой силой"... потом
сказали, ее нет, а я не верю.
Откуда же она берется, почему иссякает?.. Не знаю...
***
Но каждый раз, когда спрашиваю себя, вспоминаю его недоуменное -
"почему меня не любят?.." Чем трудней вопрос, тем непонятней ответ.
Поэтому мы и стараемся задавать жизни самые простые вопросы - чтобы
получать понятные ответы. А следующий вопрос - в меру предыдущего ответа...
и так устанавливается слой жизни, в котором как рыба в воде... И можно
спрятаться от противоречий и внутренней борьбы... И забыть, что именно они
выталкивают на поверхность, заставляют прыгнуть выше головы... как Мигеля -
писать картины искренне и просто, выкристаллизовывая из себя все лучшее.
Но судить легко, рассуждать еще легче. В рассуждениях всегда есть
что-то противное, как в стороннем наблюдателе.
Он не так жил, как тебе хотелось?.. Жил, как умел. Но у него
получилось!.. Есть картины, это главное - живы картины. Лучше, чем у меня,
получилось, с моими правилами как жить...
Можно хвалить простые радости, блаженство любви, слияние с природой, с
искусством... но тому, кто коснулся возможности создавать собственные образы
из простого материала, доступного всем, будь то холст и краски, слова или
звуки... бесполезно это говорить...
Ничто не противостоит в нашей жизни мерзости и подлости с такой силой и
достоинством как творчество. Так тихо, спокойно и непоколебимо. И я - с
недоверием к громким выкрикам, протестам... слова забываются...
Картины - остаются.
***
Я еще занимаю место в живом мире, а он уже часть неживой материи,
дополнил мертвое пространство.
Зачем ты оставил меня, Миша... Вокруг все тише и пустей, хотя
непрерывный ор и звон стоит. Картин не вижу, одни поделки...
Я смотрю на свои стены. Каким был художник, написавший эти картины?
Не знаю. Думаю, картины правы. Он был таким, каким нарисовал себя.
***
Теперь он почти все время со мной. Вспомню, и дальше живу. Иногда,
среди суеты дня, забываю... до ночи, или предрассветных сумерек, когда вижу
из окна тот самый его пейзаж, вывернутое в окружающий мир мое собственное
состояние...
Утром встаю, иду смотреть пустые тусклые картины, обречен до конца
дней... разгребать... Обязанность, которую сам себе назначил - ищу талант.
***
Понемногу прихожу в себя, выполняю обязанности, выплачиваю долги. Снова
заказы, окаянные эти лица, потерявшие себя... Неуважение к себе - черта
времени. Чувствую, мое терпение кончается...
А на прошлой неделе, мне доложили, несколько голландцев появилось на
аукционе, перо и тушь, потрепанные листочки... и немецкая миниатюра, букетик
красных гвоздик в синей вазе, масло на бумаге, почти пятьсот лет...
удивительной красоты вещь... Неизвестно откуда взялись, и тут же улетели за
бешеные деньги. Пусть! Пусть живут!.. Я заплакал, значит, не все погибли...
А на днях наткнулся на ту серенькую картинку, которую выбрал в день
отъезда к Мигелю. Парень приходил еще раз, все остальное пока что хуже, а
это явная удача. Цвет тонкий, печальный, чувствуется пронизывающая до костей
сырость морского берега... Нет, не видел он этой воды, дальше нашей области
не бывал. Цвет великолепный, но вот композиция... Что-то не сладилось у
парня, стал думать - не вижу причин. Взял машинально листок бумаги,
попробовал карандашом - не то, схватил перышко, чернила черные... набросал
контур берега, дерево на переднем плане, залив... И дальше, дальше...
Не заметил, что делаю. Неплохо получилось, даже под ложечкой заныло.
Много лет не позволял себе, а тут - не заметил! Вспомнил Мигеля, первую нашу
встречу, как он стоял за спиной, ухмылялся... Своими картинами он помог мне
выжить в чужое непонятное время. А смертью... глупой, непростительной...
столкнул с места - "сам пиши!" Сильно расшевелил, раскачал... Я так злился
на него. И жалел... Кто бы мог подумать, что вот, сяду и начну рисовать, без
сомнений и честолюбивых надежд...
Мы в яме, нас примерами жизни уже не прошибить. А смерть еще аргумент.
Последствий смерти не предугадаешь. Я много раз ее видел, в ней самой ничего
нет, это жизнь кончается. Мигель умер, живая сила развеялась в мертвом
пространстве. Но что-то, видно, и мне досталось. Его уже нет, я еще здесь.
Чтобы искать таланты. Рисовать... Не умничать, не сомневаться, лучше
получится, хуже... Делай пока можешь.
Понадобилась почти вся жизнь, чтобы осмелиться...
***
Всю жизнь с мучениями засыпаю, зато потом проваливаюсь в темноту, и до
утра. Сны вижу редко, наутро ускользают, не удержать... А на днях увидел и
запомнил. Гостиная в моем доме, куча народу, дамы с бутербродиками, мужики с
пивными жестянками... И в центре толпы Мигель стоит. Как бывает во сне,
никто меня не замечает, а мне нужно обязательно к нему пробиться, что-то
сказать. Еще не знаю, что, но очень важное. И я, перекрикивая шум, зову:
-Мигель!
А он не слышит...
-Мигель... Миша...
Он обернулся, заметил меня, и тут между нами разговор, незаметный для
окружающих, неслышный, будто мы двое и никого больше нет...
- Ну, что, Лева, рисуем?..
Не знаю, что ответить, вдруг обидится...
- Ты не бойся, - говорю, - твои картинки живы, живы!..
А он ухмыльнулся, мерзкой своей ухмылочкой, как в начале:
- Я знаю, - говорит.