Драма
Маркович Дан - Предчувствие беды
Скачать Маркович Дан - Предчувствие беды
***
Мне говорят, как вы можете сравнивать, живое и неживое...
Но картины для меня живые существа, я думаю, они не менее живы, чем,
скажем, деревья... Я представляю, как трудно будет с ними расставаться,
когда придет мое время. И они ближе мне, чем растения... они как мои дети,
хотя зачастую намного старше меня. С ними у меня гораздо больше общего,
представьте, что деревья обладают разумом, нашлись бы у нас с ними общие
интересы?.. Сильно сомневаюсь. А с картинами есть о чем поговорить...
Но разве не странно иметь в доме тысячу лет живущее существо, зачем
собирать картины, если есть музеи?.. что за страсть такая?..
Обладание ценными вещами меня не привлекает. Увлечение началось с
вопросов. Что в этих изображениях такого, на что я не решился, не сумел или
побоялся сказать сам?.. Чего же я лишен, черт возьми!.. Не в выучке дело, я
упорно учился, причем в сознательном возрасте... копировал, дрессировали
меня нещадно... Вышел на волю - и полный паралич! С натуры скучно, по
воображению не получается... Вопросы бьются в голове, хочется иметь ответы
перед глазами. Бывает, проснешься ночью, встанешь, подойдешь к висящим на
стене картинам... как будто стараешься застать врасплох, чтобы выдали свою
тайну. Никаких тайн, все на виду, чем лучше сделано, тем бесполезней
спрашивать.
Так ничего и не понял, зато картины полюбил.
Со временем привык к собственной неспособности, почти успокоился,
оказался талантлив в ином деле, оно полуискусство, ручной труд, и утвердило
меня в жизни, ведь каждый ищет свою нишу, если не родную, то хотя бы
приемлемую. Я нашел такую, свою хирургию любил и уважал. Но без страсти.
Страсти не было. Может, к лучшему, разумные люди опасны, когда их побеждает
страсть, они становятся маньяками, мне говорили...
И все равно оказался маньяк, хоть и не решился писать картины, но
пристрастился к коллекционированию. Начал с исследования да рассматривания,
а кончил глубокой привязанностью.
***
Конечно, без любви и привязанности тяжко... но чтобы выжить нужны не
высокие материи, а что-то очень простое. Так меня учили с детства, и даже
перестарались. Если б я был посмелей... А я жил по своим несложным правилам,
глубоких истин не искал, усердно чинил потрепанную кожу знаменитостей,
боролся с чужими складками и морщинами... гонялся за картинами... Помимо
интереса и понимания, в этом деле приземленные правила важны, денежные
хитрости, связи, а как же... Во всем этом варился годами... Оглянулся
несколько лет тому назад, вижу, заброшен в современность из далекого
прошлого, и, можно сказать, обречен - слишком быстро изменился климат жизни,
этого и мамонты не выдержали бы... Отношение к культуре, камень
преткновения, она для людей моего круга не забава, не десерт, к чему
склоняется сегодняшнее поколение, а самая глубокая реальность.
Потерял почву под ногами, это подкосило меня.
Как-то сидел в своем кресле перед осенним небом... прошлой осенью,
да... Мигеля больше нет, новых картин не будет. Жизнь катилась в холод и
темноту... И я подумал, не хватит ли... стоит ли ждать боли и маразма?.. На
глубокие истины не претендую, но в общих чертах понял, как все устроено,
чего ждать от себя, от людей, от всего живого мира, с которым связан... Тем
более, как медик, имею все возможности безболезненно удалиться. Бога не
боюсь, готов распорядиться собой, как сочту нужным...
***
Нет, кое-какой интерес еще остался, и главное, привязанность к
искусству... без нее, наверное, не выжил бы... Спокойные домашние вечера,
рассматривание изображений... это немало... Да и надежда еще есть - через
глухоту и пустоту протянуть руку будущим разумным существам, не отравленным
нынешней барахолкой. Как по-другому назовешь то, что процветает в мире -
блошиный рынок, барахолка... А вот придут ли те, кто захочет оглянуться,
соединить разорванные нити?..
Я не люблю выкрики, споры, высокомерие якобы "новых", болтовню о школах
и направлениях, хлеб искусствоведов... Но если разобраться, имею свои
пристрастия. Мое собрание сложилось постепенно и незаметно, строилось как бы
изнутри меня, я искал все, что вызывало во мне сильный и моментальный ответ,
собирал то, что тревожит, будоражит, и тут же входит в жизнь. Словно свою
дорогую вещь находишь среди чужого хлама. Неважно, что послужило поводом для
изображения - сюжет, детали отступают, с ними отходят на задний план красоты
цвета, фактура, композиционные изыски... Что же остается?
Мне важно, чтобы в картинах с особой силой было выражено внутреннее
состояние художника. Не мимолетное впечатление импрессионизма, а чувство
устойчивое и долговременное, его-то я и называю Состоянием. Остановленный
момент внутреннего переживания. В сущности, сама жизнь мне кажется
перетеканием в ряду внутренних состояний. Картинки позволяют пройтись по
собственным следам, и я с все чаще ухожу к себе, в тишине смотрю простые
изображения, старые рисунки...
Отталкиваясь от них, я начинаю плыть по цепочкам своих воспоминаний.
Живопись Состояний моя страсть. Цепь перетекающих состояний - моя
жизнь.
***
Но как ни старайся, мы эту цепь не выбираем - состояния выбирают нас.
А в шестнадцать я хотел все выбирать сам, дойти до истин, и свои
чувства разумно направлять. Оттого и пошел на медицинский, днями и ночами
зубрил, резал трупы... никакой тебе личной жизни и увлечений, два года как
один долгий день... И как только появилась рядом мордашка, не разбираясь
женился, вот и "разумно направил свои чувства"... Так бывает с людьми
отвлеченными от конкретной жизни - влип. На третьем курсе... время надежд,
шестидесятые... люди связаны были недавним страхом, бедностью, теснотой, но
теплей, душевней было, искренней, что ли, чем сейчас... так не толкались, не
суетились... Никто не думал о семье всерьез, с большой ответственностью, все
больше "как-нибудь..." Повсеместное чувство облегчения после прошлого, войны
и лагерных ужасов - "теперь-то ничего, теперь хорошо... уж как-нибудь..."
А через год развелся, детей к счастью не получилось. Нужны опыт и
время, чтобы понять свои интересы и пристрастия. Сначала обманываешь себя
общими представлениями о жизни, в юности хочется влиться в общий поток, или,
как говорят, "понять жизнь"... я не избежал этого, и прочих обманов времени,
и всех разочарований. Потом стал искать свои пути, чтобы в несвободной
стране остаться свободным. Если всерьез подходить, то нет никакой свободы,
но если смотришь веселей и проще, то можно найти вкус жизни даже в самом
закрытом обществе. Вкус одиночества!.. Я эгоист, одному мне лучше, легче,
свободней, у меня свои ходы по жизни, чтобы всерьез ни с кем не
сталкиваться. Не выношу толкучки, соревнований, насильственных столкновений
лбами, встреч, которых не можешь избежать... Откуда я такой, не знаю,
видимо, по своей генетике одиночка, хотя в то же время деятельный человек.
Сколько помню, был предоставлен самому себе... А когда начался мой роман с
живописью... это особая жизнь, уходишь в нее, все остальное тогда отходит и
бледнеет.
Живи я в иное время, был бы общительней и мягче, не сомневаюсь. И,
наверное, так не относился бы к своему дому - как к убежищу. А в эпоху
перемен нужны берлоги да тайники... Следуя этому убеждению, я купил дом,
квартиру на Чистых Прудах, построил убежище за городом... Бывает время
убийц, тогда не скроешься, теперь время воров и хамов, выжить можно, правда,
с чувством блевотины во рту, но жизни это не угрожает, главное, иметь свой
угол. Без него я бы пропал, совсем пропал. И без медицины, что бы я делал?..
а ведь нос воротил, мечтал переметнуться в свободные художники... Профессия
оставляет мне время, я даже не каждый день занят, и долгие часы сижу,
разглядываю любимый хлам - английские акварели, голландский рисунок,
немецкие миниатюрки маслом на бумаге, это прелесть... Разве жизнь не
доказывает ежечасно, что ей не нужна подобная чепуха? Вот мы, такие как я, и
разбежались по норам, встретимся - шепчем друг другу - "пройдет...
вернется..." Ничто не вернется, глубокому искусству пришел конец, вместо
культуры свалка крикливых ничтожеств, ярмарка тщеславия, забавы на
потребу...
***
Может, и не вернется, но надежда-то осталась... Если б не надежда, не
нашел бы я своего Мигеля.
А на днях сосед уговорил пойти, посмотреть гения современности. "Без
очереди проведу..." Роскошные залы, в центре столицы, народ валит... Я
только глянул от дверей, подойти не смог, сослался на внезапную боль в
груди... торопясь ушел. Шлемы да мечи, грубый пошлый цвет, каменные челюсти,
маскарадные красотки, олицетворяющие национальный дух... И домой
возвращаться не хотелось, потянуло взглянуть на домик свой. Там теперь
чужие, мне делать нечего, но с местом многое связано, и вот иногда
подкрадываюсь, смотрю из-за сосны, которую посадил сам... В пригороде,
недалеко от вилл больших начальников. Я сдаю дипломатам, на это безбедно
существую. Немного легче стало, пришел домой на Пруды, пил кофе, сидя в
кресле у окна... За мной на стене Мигель, молчаливые улочки города, в
котором все оставлено и ничто не забыто, а вернуться - некуда вернуться. Мне
не надо на них смотреть, знаю, они смотрят на меня, и спокоен, сижу и глазею
в небо. Обожаю высоту...
***
А в те дни перед поездкой... тоже душное лето, даже не верится, год
прошел...
Все ночи спал в своем убежище на окраине, полчаса на автобусе от
последней остановки метро, не скажу какой... проход между двумя пустующими
заводами, один неживой, второй еле теплится. Участок, огороженный высокой
проволочной изгородью, в глубине кирпичное строение в два этажа, раньше
здесь был ремонт машин. Дом я купил, даже бомжи не хотели жить, настолько
продут ветрами и обчищен. Но я и не пытался обустроить, все мое глубоко в
земле. Вход ко мне никто не знал, массивная тумба, на ней когда-то стояла
одной ногой доска почета. Тумба легко поворачивается, если, конечно, знаешь
тонкости, под ней несколько ступенек вниз, и перед вами бронированная дверь.
Кодовый замок, два поворота ключа, и я у себя, 60 метров тишины и
безопасности.
В восьмидесятые я был уже богатый человек, нанял бригаду мастеров,
провели сюда свет, тепло, все удобства, воду... благо под домом многое
сохранилось, бывший гараж. Здесь у меня был комфорт, но без излишеств,
всегда одинаково и спокойно. Мне нужно, чтобы жизнь хотя бы в одном моем
углу стояла на месте, без изменений день за днем, год за годом... иначе в
моей стране жить невозможно, а другой знать не хочу. А в молодости мечтал о
разрывах, разломах... Теперь бы только оставили в покое... и чтобы всегда
один и тот же вид на стене перед кроватью... Спальня, кровать, торшер, полка
с любимыми книгами, я много читаю... оказывается, и не такие еще были
времена, это успокаивает... Кухня... и большое помещение, хранилище картин,
полки, на них папки с рисунками, по стенам холсты... натюрморты,
голландцы...
Построил вовремя, все чаще приезжал, забирался надолго. Желание
исчезнуть с лица земли, да, возникало... Но не "холодным сном могилы", а вот
так закапываться в свою удобную и теплую нору, исчезать и появляться, когда
хочу и где хочу. Иногда думаю, что в пятьдесят с хвостиком, да при отличном
здоровьи... не должно быть таких мотивов, но кто сейчас веселится?.. -
мерзавцы и дураки.
Вернулся от Мигеля, все потерял - и коллекцию, и тайное убежище.
Говорить не хочется, как-нибудь потом... Главное жив, сохранил интересы, что
похоже на чудо... даже спокойно сплю, на рассвете воскресаю, сижу в своей
квартире на Прудах, пью кофе, смотрю в небо, слушаю шаги на лестнице,
перебранку в глубине двора... еду в автобусе, потом в метро, люблю ездить в
толпе... встречаюсь с немногими, говорю, смеюсь, хожу к художникам, терплю
их глупые разговоры, иногда покупаю, и снова исчезаю. А потом появляюсь в
больничном коридоре, белый халат, шапочка, звякание инструментов... здесь
по-прежнему мой второй мир.
Но что-то безвозвратно сломано после возвращения... чувствую, никогда к
прежнему состоянию не вернусь. Что скрывать, раньше я жил легко, несколько
удач, неудач, к которым одинаково привык... всегда свой угол, кофе по утрам,
картины, картины... удовольствие от мастерства своих рук... Обычно к
пятидесяти годам, если не совсем дурак, все печальное и страшное можно уже
предвидеть, но человек так устроен, что умеет ускользать, и по мере
приближения границы света и тени, переползать к свету. Вот и я ускользал,
ускользал... а теперь попался, и чувствую, что навсегда.