Драма
Уильямс Теннесси - Трамвай "Желание"
Скачать Уильямс Теннесси - Трамвай "Желание"
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Три четверти часа спустя.
За большими окнами - город, уже почти неразличимый в золотистых
сумерках. Отблеск заката пламенеет на водонапорной башне или большой
нефтяной цистерне, выходящей на пустырь, за которым открывается вид на
деловую часть города. Она пунктирно обозначена вдали светящимися точками
окон - зажгли свет или еще не погас на них закат. За столом - трое,
невеселая праздничная трапеза идет к концу, СТЭНЛИ поглядывает мрачновато,
словно задумал недоброе. СТЕЛЛА смущена и печальна.
На лице БЛАНШ застыла деланная, натянутая улыбка.
Четвертый прибор на столе так и остался нетронутым.
БЛАНШ (прерывая общее молчание). Отпустили бы хоть какую-нибудь
шуточку, Стэнли. Ну, расскажите же что-нибудь, а? Что это на вас на всех
вдруг нашло - не пойму. Потому что я отвергнута поклонником, да?
Стелла делает жалкую попытку рассмеяться.
Да, такого со мной еще не случалось, а опыт у меня немалый, и каких только
мужчин я не знавала на своем веку, но чтобы самая настоящая отставка...
Ха-ха! Не знаю уж, что и думать... Ну, расскажите же, Стэнли, анекдот, да
посмешней. Нужно же разрядить атмосферу.
СТЭНЛИ. По-моему, до сих пор вы моих анекдотов не одобряли, Бланш.
БЛАНШ. Нет, если занятно и без непристойностей, то почему же?
СТЭНЛИ. Да где мне - у вас слишком тонкий вкус, еще не угодишь.
ЕЛАНШ. Тогда давайте уж я сама.
СТЕЛЛА. Правда, Бланш, расскажи! Тряхни стариной.
Вдали зазвучала музыка.
БЛАНШ. Ну, что ж... только что бы вам такое... Сейчас, сейчас, надо
заглянуть в наш репертуар. Ах да! обожаю эти - из цикла о попугаях. А вы?..
Ну, ладно - об одной старой деве и попугае. Так вот, был у этой старой девы
попугай, отчаяннейший сквернослов - такие знал виртуозные загибы, похлеще
мистера Ковальского.
СТЭНЛИ. Х-ха!
БЛАНШ. И утихомирить этого попугая было только одно средство -
набросить на клетку покрывало, тогда он решал, что настала ночь и пора на
боковую. И вот как-то раз - а дело было утром - только старая дева откинула
с клетки покрывало на день, как вдруг... кого бы вы думали, видит у входа?..
Священника! Ну, она со всех ног к попугаю и поскорее - покрывало на клетку,
и только уже после этого впускает священника. Попугай себе сидит
смирнехонько, тихо, как мышь; но стоило ей спросить гостя, сколько ему
положить сахару в кофе, как тот вовсю; (свистит)... да как ляпнет: "Ну, черт
его подери, и короткий же выдался нынче денек!" (Запрокинула голову,
смеется.)
Стелла тоже делает безуспешные попытки казаться веселой.
Стэнли - ноль внимания на всю эту побасенку.
Он словно ничего не слышал, - тянется через весь стол, подцепил вилкой
последний кусок торта и аппетитно пожирает его, ухватив прямо рукой.
Насколько я понимаю, мистеру Ковальскому не смешно.
СТЕЛЛА. Мистер Ковальский ведет себя по-свински и увлекся настолько,
что до остального ему и дела нет.
СТЭНЛИ. Правда твоя, детка.
СТЕЛЛА. Как ты весь извозился - лицо, руки... смотреть противно! Иди
умойся и помоги мне убрать со стола.
СТЭНЛИ (швыряет свою тарелку на под). А я вот как убираю со стола.
(Крепко схватив ее за руку.) Не смей так обращаться со мной, брось эту
манеру раз и навсегда. "Свинья... поляк... противный... грязный...
вульгарный..." - только и слышишь от вас с сестрицей; затвердили! Да вы-то
что такое? Возомнили о себе... королевы! Помните слова Хая Лонга {Известный
американский политический деятель фашистского толка, убитый в 1934 году,
когда он был губернатором штата Луизиана.}: "Каждый - сам себе король". И
здесь, у себя, я - король, так что не забывайтесь! (Сбросил со стола чашку с
блюдцем.) Вот, я убрал за собой. Хотите, уберу и за вами?
Стелла тихо заплакала. Стэнли величественно прошествовал к двери и,
стоя на пороге, закуривает. За углом, в баре, заиграли черные музыканты,
БЛАНШ. Что здесь происходило, пока я принимала ванну? Что он тебе
Говорил? Стелла!
СТЕЛЛА. Ничего! Ничего! Ничего!
БЛАНШ. Я догадываюсь - про нас с Митчем. Да, да, ты знаешь, почему Митч
не пришел, и не хочешь сказать!
Стелла безнадежно качает головой.
Я позвоню ему.
СТЕЛЛА. Лучше не надо.
ЕЛАНШ. А я позвоню.
СТЕЛЛА (убитым тоном). Не стоит, Бланш.
ЕЛАНШ. Но ведь так же нельзя, должен же кто-то объяснить мне, в чем
дело! (Метнулась в спальню, к телефону.)
Стелла выходит на крыльцо и укоряюще смотрит на мужа. Тот, проворчав
нечто невнятное, отворачивается.
СТЕЛЛА. Можешь радоваться - твоих рук дело... ни разу еще кусок не шел
мне так поперек горла, как сегодня, когда я видела ее лицо и этот незанятый
стул. (Заплакала.)
БЛАНШ (по телефону). Алло! Будьте любезны, мистера Митчелла. А-а!..
Если позволите, я оставлю свой номер. Магнолия девяносто-сорок семь. И
передайте ему, что дело неотложное... Да, да, очень важное дело... Благодарю
вас. (Потерянная, испуганная, задерживается у телефона.)
СТЭНЛИ (медленно обернулся к жене, грубо хватает ее в объятия). Уедет
эта, родишь маленького, и все, все наладится. Снова заживем душа в душу, и
все у нас пойдет по-прежнему. Как бывало. Помнишь? Какие ночи мы проводили
вдвоем! Господи, солнышко мое, как привольно нам будет по ночам, ну, и
пошумим там же мы тогда, а?.. Совсем как раньше!.. и снова побегут у нас
разноцветные огоньки... и некого опасаться, что услышат - никаких сестер за
занавеской!
Наверху громкий хохот, крики, взвизги.
(Негромко засмеялся.) Вон! - Стив с Юнис...
СТЕЛЛА. Вернемся. (Идет в кухню и принимается зажигать свечки,
воткнутые в белый торт.) Бланш!
БЛАНШ. Да? (Возвращается к столу.) Ах, эти свечки - милые, милые,
милые... Не зажигай их, Стелла, не надо.
СТЕЛЛА. Ну вот еще!
Вернулся в кухню и Стэнли.
БЛАНШ, Сбереги их на дни рождения маленькому. Пусть всю его жизнь
светят ему праздничные свечи, и пусть глазенки его светятся, как два синих
огонька, зажженных на белом именном торте...
СТЭНЛИ (усаживаясь). Какая поэзия!
БЛАНШ (промолчав, задумчиво). Зря я звонила ему, не стоило.
СТЕЛЛА. Да мало ли что могло случиться!
БЛАНШ. Такое не прощается, Стелла. Нельзя спускать обид. Пусть не
думает, что со мной все позволено.
СТЭНЛИ. Черт, ну и жарища же из ванной - все еще полна пару.
КЛАНШ. Я уже трижды приносила вам свои извинения. (Вступает пианино.)
Горячие ванны необходимы мне от нервов. Это называется гидротерапией. Вы -
полячек, здоровый человек, существо без нервов; ну, и само собой понятно,
откуда вам знать, каково это, когда от нервов места себе не находишь.
СТЭНЛИ. Никакой я вам не полячек! Выходцы из Польши - поляки, а не
полячки. А я - стопроцентный американец, родился и вырос в величайшей стране
на земном шаре и дьявольски горжусь этим, так что нечего называть меня
полячком!
Зазвонил телефон.
БЛАНШ (словно того только и ожидала, встает). О, это меня, конечно,
меня.
СТЭНЛИ. Еще неизвестно. Куда вы вскочили? (Не спеша направляется к
телефону.) Слушаю!.. А-а, да, да, здорово, Мак! (Прислоняется к стене, с
издевкой смотрит прямо в глаза Бланш тяжелым, пристальным взглядом в упор.)
Бланш испуганно прижалась к спинке стула. Стелла подалась вперед,
положила ей руку на плечо.
БЛАНШ. Не надо, Стелла. Что с тобой? Что ты смотришь на меня так
жалостливо?
СТЭНЛИ (орет). Тихо, вы!! Завелась тут у нас одна, все шумит... Валяй
дальше, Мак... У Райли? Нет, у Райли я играть не хочу. Разругался с ним еще
на той неделе... Я пока еще, кажется, капитан команды, а? Вот так... А тогда
мы не играем у Райли... Да, на Уэст Сайд или в "Гала". Порядок, Мак. Пока.
(Вешает трубку и возвращается к стешу.)
Бланш делает героические усилия, чтобы взять себя в руки, быстро
отпивает глоток воды из своего бокала.