Молодцеватый, несмотря  на свои пятьдесят семь лет,  Федор Дементьевич,
или,  как его звали  в  деревне, Лапа,  стоял,  упершись  сильными ногами  в
широкие  свежеструганные доски крыльца, и в  который раз оглядывал новенький
дом зятя.
     С шумом распахнулась дверь, и из нее  вывалились, похохатывая, плотная,
во всем похожая на отца, дочь Наталья и высокий жилистый зять.
     -- Пап, кончай смолить. Пошли в дом, замерзнешь, -- выпалила она.
     -- Да, пора мне, Натаха,--сказал Лапа, кивнув на расплющенный между туч
багровый глаз солнца.  И,  потоптавшись  у порога,  неторопливо спустился по
ступенькам в пока еще неухоженный, необжитый двор.
     --  Лохматый!--уверенно  и  властно позвал он  собаку  и  направился  к
переминающемуся  с ноги  на  ногу от  мороза  и  нетерпения Гнедко.  Ласково
похлопал его литой  круп. Расправил упряжь. Взбил в санях сено. Влез в тулуп
и  удобно  устроился   в  розвальнях,  облокотившись   на  тугой,  прикрытый
брезентом, мешок муки.
     -- Бывайте здоровы! Ждем в гости, -- крикнул он, обернувшись.
     Крупный, с  мощным  загривком  кобель, крутившийся вокруг, рванул вслед
заскрипевшим  саням  и  в мгновение ока  обогнал  затрусившего ровной рысцой
мерина.
     Миновав поселок и  густую сосновую посадку въехал  в березовый с осиной
пополам лес. Солнце скрылось за холмом. Темнело.
     -- А все-таки  хорошо, что  я в  августе на  новоселье  не  поехал,  --
подумал Лапа. -- Дотянул  до  срока  и  сразу двух зайцев  убил:  у  молодых
побывал и мясо  продал. Однако, башка  у  меня  с  толком,  --  самодовольно
улыбнулся он.
     Дорога нырнула  под гору  и завиляла по стиснутой увалами долине ручья.
Сани  на покатых ухабах  мерно покачивали, точно баюкали. Лапа,  не отпуская
вожжей, вытянулся н с удовольствием прикидывал, как распорядится выручкой.
     Он   не   любил   людей,   не   умеющих   зарабатывать.   "Лентяй   или
простодыра"--говорил  о  таких.  Да   и  зять  тоже  хорош!  Буровой  мастер
называется!  Цемента  не   может   подкинуть.  А   поди  купи   его...  тоже
мне--порядочный! Тьфу! -- сплюнул он.
     Его размышления прервало испуганное фырканье Гнедко.
     Конь  тревожно  прядал ушами  и, раздув ноздри, опять фыркнул. Бежавший
поначалу впереди Лохматый осадил к саням. Лапа обернулся и, шаря глазами  по
сторонам.  уловил какое-то движение вдоль увала. Смутные  гени скользили  по
гребню не таясь, открыто! Волки!!!
     Противно заныли пальцы, отвратительно засосало под ложечкой.
     -- Но!  Но!  Пошел!  - сдавленно крикнул Лапа, наотмашь  стегая мерина,
хотя тот  и без того уже перешел на "галоп и, вскидывая в такт прыжкам хвост
и гриву, несся по накатанной дороге так, что ветер  свистел в ушах. Деревья,
стремительно налетая  из  темноты, тут  же  исчезали  за спиной. За упряжкой
потянулась вихрастым шлейфом снежная пыль.
     Волки растворились во тьме. Лента дороги вместе с ручьем петлей огибала
высокий, длинный  увал. Хорошо  знавший окрестности матерый  вожак не  спеша
перевалил его и  вывел стаю на  санный путь к тому месту, куда  во  весь дух
несся Гнедко.
     Лапа, нахлестывая коня,  соображал, что делать: стая не могла так легко
оставить их  в покое, и он чуял какую смертельную опасность таит в себе  эта
петля, но повернуть обратно не решался - поселок уже был слишком далеко.
     --Авось упрежу, - успокаивал себя Лапа. И, удерживая вожжи одной рукой,
другой нашарил под ногами топор.
     Внезапно мерин дико всхрапнул и, взметая  снег, шарахнулся в  сторону -
наперерез упряжке стрелой  вылетела волчья  стая. Крупный волк сходу прыгнул
на шею Гнедко. Еще  миг  - и тот бы  пал с разорванным  горлом,  но  оглобля
саданула  зверя в грудь, и  он рухнул на снег. Лапа опомнился,  схватил и  с
силой метнул в стаю мешок муки.
     Увесистый куль еще не  успел упасть, как волки живой волной накрыли его
и растерзали  в белое  облако.  За  это время Лапа успел выправить  коня  на
дорогу.
     -- Давай,  милый! Быстрей,  быстрей!--осатанело орал он, нещадно лупцуя
мерина  кнутом. Гнедко летел, стреляя ошметками снега из-под копыт, обезумев
от страха и боли.
     Он обошел умчавшегося было вперед Лохматого.
     "Неужто оторвемся?" -- мелькнула надежда.
     Сани неслись  по  ухабам  то  возносясь, то  падая.  На  поворотах Лапу
бросало из стороны в сторону. А сзади  неумолимо накатывалась голодная стая.
Лапа ощущал это каждой клеткой  тела.  Вот вожак, парализующе клацая зубами,
попытался  достать  не   поспевавшего  за  упряжкой  Лохматого,  но  пес,  в
смертельном ужасе припустил за хозяином так, словно его обдали кипятком, и с
трудом догнав, в изнеможении плюхнулся в сани.
     Вытянувшись  вдоль узкой  колеи, стая бежала  свободно, легко,  как  бы
скользя по снегу, молча и неотвратимо настигая выдыхающегося коня.
     Лапа явственно различал их глаза, сверкавшие мрачным торжеством, слышал
прерывистое дыхание  зверей.  Еще  немного и они,  пьянея от  горячей крови,
разорвут, растерзают долгожданную добычу на куски. Он стянул с себя овчинный
тулуп  и  швырнул  на  дорогу. Волки  на секунду задержались,  но, обнаружив
обман, возобновили погоню с еще большей яростью.
     Лапа  стаскивал  с себя  и кидал  в сторону  стаи  то  шапку-ушанку, то
рукавицы, но однажды обманутые звери не обращали на них  внимания. Голодная,
разгоряченная  преследованием стая, желала только крови и мчалась, неумолимо
сокращая  расстояние. Бешеная, изматывающая гонка близилась  к безнадежному,
жуткому финалу.
     Охваченный  страхом  Федор Дементьевич,  не умолкая,  иступленно вопил,
брызгая слюной, то на коня:  "Давай, Гнедко, давай!", то, обернувшись назад,
устрашающе тряс топором: "Порублю! Всех порублю!".
     Казалось еще несколько  секунд--и вот этот матерый повиснет  на руке, а
остальные трое будут рвать его, еще живого. Сейчас, сейчас...
     Мужик лихорадочно огляделся. За спиной жался Лохматый.
     Глаза   Лапы   вспыхнули  сатанинским  огнем--собака?   ^Кивая   тварь,
кровь--вот,  что нужно стае! Он толкнул пса  навстречу  смерти,  до бедняга,
широко  раскинув  лапы, удержался. Все  его существо  выражало  недоумение и
обиду.
     --   Пошел,  паскуда,   -  срываясь  на   петушиный  фальцет,  завизжал
разъярившийся Лапа и нанес увесистый пинок.
     Лохматый, сдавленно  охнул, скособочился, и, сомкнув  челюсти,  мертвой
хваткой, вцепился в борт саней.
     А волки были совсем близко. Лапа уперся спиной в передок, поджал ноги и
с  такой  силой  ударил  по  лобастой голове,  что  пес,  оставив  на гладко
отполированном дереве светлые  борозды  от  клыков,  косо  слетел с саней и,
перевернувшись в воздухе, рухнул  на дорогу.  Слух полоснули  истошный визг,
глухой рык.