Научно-фантастическая литература
Ольга БАРАНОВА СОБЛАЗНЕНИЕ МОНАХА
Скачать Ольга БАРАНОВА СОБЛАЗНЕНИЕ МОНАХА
1. САРИНА
Томас стоял на балконе, и его длинные волосы раздувал ветер. У него
было вытянутое лицо, длинный нос и острый сухой подбородок, но при этом -
могучие плечи и тонкий, переходящий в быстрые ноги торс. Так привычнее
описывать оленя или собаку, говоря: "вот у нее острый нюх, или - длинный
язык, который она (собака) высовывает, когда дышит". Непривычно видеть
человека, который дышит, высунув язык, но для пса - это норма. Я не хочу
сказать, что Томас был похож на собаку - нет, никоим образом, но есть
такие люди-звери, которые и одновременно - лист травы. Есть такие травы -
у них мелкие листья, а цветков нет, следи хоть всю осень или все лето -
нет цветков, и все. А живут. Падишах такие травы называл "падишаховыми".
Когда он ходил по лугу, пиная сапогами траву (от переизбытка сил, потому
что ему и готовили, и стирали, и на работу ходить не надо было) и стараясь
найти цветки нецветущих трав, он злился. Обычно люди злятся из-за
чего-нибудь, а он сначала злился, а потом находил причину.
И вот так бродя по лугу - все маки и флоксы он вытоптал и на лугу
ничего не цвело, кроме его косой треуголки, желтой и малиновой, и
оранжево-серых штанов, а рубашки он носил блеклые, слабо-пастельные или
голубоватые - по ему одному известной моде. Ну не любил он ярких рубах, и
все! - так вот, бродя по лугу, он одним глазом косился на замок Томаса.
Замок назывался "монастырь", но падишах давно уже думал, как прибрать его
к рукам, и, бродя по лугу, высчитывал, сколько комнат разместятся на
первом этаже, сколько - на втором, и так далее. Хотя отчетливо было видно,
что в "замке" два этажа, Падишах не верил своим очам. Об этих монастырях
ходило столько легенд! Во-первых, тайные переходы и ловушки (а кто его
знает, может, с виду два этажа, а на самом деле - десять?) - как технарь,
Падишах начинал с устройства, и только потом следовала - во-вторых -
неуловимая сила монахов, и в-третьих, какие-то страшные покровители.
Начинать надо было с третьего, но Падишах был не знаком с религией - его
отец, когда умирал, а умирал он страшно - упал с лошади и повредил лодыжку
- себе, а не лошади, лошадь успела отскочить, а весил папаша на наши мерки
центнер с небольшим, и если бы упал на лошадь, придавил бы ее и убил, а
так убился сам; кстати, Падишах так же умер. Я думаю, я не открыла большой
тайны, сказав, что он умер - все мы смертны, а сейчас он стоял и смотрел,
как папа барахтается в грязи, а сам он не мог ему помочь - Падишах был еще
маленький, и стоял ножками на подоконнике, а сзади его поддерживала мать
или кормилица. Или это было в другой раз? Да, точно, в другой! В тот раз
папа упал с белой лошади, а в предыдущий - с черной, а в последний (когда
умирал) - с гнедой. Любил папа выпить... Но здоровяк был, каких свет не
видывал! Слово "простуда" не мог выговорить, а уж "таблетка" - тем более.
Болезни обрадовались, что папа (нашей Сарине, значит, дедушка) умирает, и
налетели на него вмиг - у него мгновенно началась оспа, ангина - какие еще
болезни бывают, больше не знаю, короче, двойная оспа и двойная ангина.
Впрочем, может быть, на белом свете всего одна болезнь, и лечить ее надо
одним лекарством. Но не тем, которым лечил папа. Опрокинув стаканчик - я
не хочу сказать, что он был алкоголик, да и диагноза такого тогда еще не
было, тем более на персидском языке - папа и на персидском, и на своем
родном хорошо шпарил. Так с чего я начала? Папа лежал, - его подняли...
внесли в палату... нет, в покои... Он быстро сунул в руку Падишаху (тому
исполнилось одиннадцать лет - длинный такой, с ушами-лопухами, это потом
он стал толстым - мужчина в теле, как говорится) огромный перстень весь из
бриллиантов и алмазов и сказал: "Теперь твоя власть". И сдох. Я извиняюсь,
умер. Придворные подумали, что это - действительно перстень, а это была
связка ключей от всех сейфов и сокровищ, и, вскрыв все сокровищницы,
Падишах стал править, а до этого правила его мать.
Так всем тайнам гипноза и умения владеть собой, то есть людьми - (ой,
не надо думать, что люди так уж отличаются друг от друга! Научитесь
владеть собой - научитесь владеть людьми, но папа Падишаха почему-то
использовал знания не в ту сторону), научил его Томас. С тех пор они с
Томасом поссорились - Томас тогда был еще молодой, а монахом становишься с
годами, и поклялся никому из людей не выдавать больше своих секретов -
сначала клятва держала его, а потом время стерло ее в пыль, и ему уже не
приходило в голову предлагать кому-нибудь, даже друзьям, свои знания.
Монарх - тогда еще папа - обнес владения монастыря заповедной зоной
(2 километра цветущего луга) и построил себе роскошный дом (бархат, шелк,
искусственная слоновая кость, челядь, маргарины, апельсины, мандарины) и
стал издали наблюдать за монахом, спрятавшись за штору и купив, точнее,
отобрав, у заезжего китайца бинокль - нельзя же всерьез считать жизнь
платой за такую чудесную штучку. "Захочу - удалю, захочу - приближу!" -
кричал монарх, переворачивая бинокль и наслаждаясь тем, что "замок" и
монах становились то маленькими, то - толстыми, хотя настоящему замку от
этого ничего не делалось. ("Что за страна такая?" - спросите вы, - где зло
- беззлобно, а добро не нужно?" Это моя родина, скажу я вам, и буду права,
потому что Сарина родилась в тот день и час, когда луна сменяется солнцем,
и стоит безлуние, и вместо луны светит что-то другое. Когда солнце
закрывает все небо блестящими лепестками, то не видно луны и звезд, но,
когда уходят и луна и звезды, что-то другое, третье или четвертое, светит
вместо них. Как приемники бывают коротковолновые и длинноволновые, и
японские, так люди бывают короткозвездные и другозвездные - кто какую
звезду успел принять, тот так и живет. Сарина родилась в новолуние, когда
темное небо чисто, как шахматная доска - смотришь, смотришь на черную
клетку, и не знаешь, туда или нет поставить слона.)
Скобочки закроем и продолжим дальше. Два мешка золота - смехотворная
плата за бинокль. Монарх топнул ногой от радости, так что штукатурка
этажом ниже обвалилась - он весил больше центнера, не забыли?
Дом монаха и монарха разделяло поле. Маленькая Сарина гуляла по нему,
но Падишах говорил: "Нельзя!" каждый раз, когда она тянула ручки к дому
монаха. Дети часто лучше знают, чего они хотят, а взрослые их постоянно
ограничивают. Любой другой умный монарх постарался бы увезти дочь подальше
от этого места, и астрологи его говорили, что дочь станет монахиней. Эти
пророчества так трудно истолковать. "Нет, ты мне скажи конкретно! -
приставал Падишах к астрологу, - в каком году моя дочь уйдет в монастырь?"
"Конкретно не могу, могу - истинно, - говорил астролог, - звезды
говорят..." "Что звезды говорят? Говори конкретно!" "Конкретно не могу,
могу истинно", - заладил астролог. Монарх приказал выгнать астролога, и
астролог пошел к монаху жаловаться, и тот его тоже не принял, потому что
любил одиночество. Точнее, он его принял и выслушал, и спустился к нему со
ступенек (в тот момент, когда астролог пришел, Томас сидел на втором
этаже), но ничем не мог ему помочь.
"Тебе дана жизнь, - думал монах, слушая астролога, - разве я могу
дать тебе больше?" Эти мысли лились и потоком очищали астролога, и он ушел
из государства, а Падишах остался без придворного кудесника.
Томас поднялся, сложил руки, и, потерев кисти рук друг о друга,
положил еще горячие руки на холодный камень - по второму этажу здания шел
балкон, и его холодные каменные перила хранили в себе топот множества ног,
выкрики, приглушенные голоса и магические мысли. Томас привез этот
монастырь в разобранном виде из дальних стран и устроил напротив дома
монарха, когда они еще были друзьями.
С тех пор прошло много лет. Томас высох, и взгляд его изменился - в
нем не было той горячности юности, которая притягивает нас, но так же
спокойно может оттолкнуть или отпустить; а появился блеск магнита -
холодного магнита, который тянет тебя, где бы ты ни была.
Я долго не могла понять, почему я любила этого человека. Иногда мне
казалось, что люди рождаются уже женатыми или замужними, и у них есть
только один человек, за которого они могут пойти замуж или жениться. Он не
был суперменом. Я видела многих мужчин - они были сильны, красивы, многие
- умны, но ни с одним из них мне не было так спокойно, как с Томасом. Он
был как стена, как дом, я не чувствовала ничего, когда с ним нахожусь, он
был весь - я.
Впрочем, я увлеклась. Воспоминания отвратительны тем, что сбываются.
Глава называется "Сарина", и продолжим о Сарине.
Она была высока и худа, как худы все девушки в восемнадцать лет - это
у них называется стройностью, но на сколько ниже Томаса - не знаю. Они
никогда не вставали рядом, и в какие бы ни попадали передряги, всегда
оказывалось так, что Томас сидел, а Сарина, предположим, стояла и качала
рукой над рекой, распугивая лягушек (в сцене после костра), или лежала,
когда была больна, а он мчался к Есею - беда в том, что роман уже сложился
у меня в голове, и мне скучно рассказывать его заново, но я поднапрягусь и
попробую - недаром столько лет занималась в монастыре. Правда, настоящие
монахи могут сказать, что монастырь у меня не настоящий, а игрушечный, на
что я могу добавить, что ничего в мире нет игрушечного, что, впрочем, не
мешает из любого предмета сделать игрушку или оружие. Я пишу для
размышлений, и следующую главу начну, с чего начала - "Томас стоял на
балконе, на втором этаже, и его длинные (до плеча) волосы раздувал легкий
ночной ветер - даже не ветер, а шевеление можжевельников и кипарисов в
ночи..."
