Ксения Букша Питерские каникулы

     Штаб-квартира   дыбороссов   находилась   на   седьмом  этаже  большого
угловатого  дома.  Этот   дом  местами   порос  травой,  которая   от   жары
закручивалась  и  змеилась.  Я  долго  шел  вверх  по  квадратной  мраморной
лестнице,  а два дыборосса стояли сверху,  хихикая, и мимо меня  пролетал их
пепел.
     - Вот, хочу к вам в партию вступить, - сказал я, представ перед ними.

     Дыбороссы рассмеялись. Один был парень года  на два старше  меня, -  но
он-то  не  знал,  что  я младше,  потому  что я как  шкаф  трехстворчатый  с
антресолью. У  этого парня везде жгло, а больше всего,  видимо, под черепом.
Вторая была девушка неземной красоты.  У нее было лицо все высокое,  она как
бы носила на макушке блюдечко - и носик, и скулы кверху, и пушистый  хвостик
кверху, и губки тоже.

     - Миша, - сказал дыборосс. - И Катя.
     - Очень приятно, - сказал я. - Егор.
     -  А  почему  ты решил в  партию  вступить? -  спросила Катя, стряхивая
пепел, а сама поглядывает.
     - Да так, - говорю, - вот восемнадцать стукнуло, решил записаться.
     Это я, как Гайдар, годов себе прибавил.
     - А то хожу, чмо беспартийное, - добавил я.

     Миша и Катя переглянулись.
     - Ладно, - говорит Миша, - а чего тогда к нам? Почему не к коммунистам?
Или не к бритоголовым?
     -  Нет,  -  отвечаю,  - шановны  панове,  то не  можно,  то  не  жечно.
Коммунисты - они все какие-то  левые. А  голову побрить я  всегда успею. Вот
провалю экзамены в институт, и побреют меня. Так что я к вам.
     - А вот чего ты все-таки у нас ищешь? Карьеру хочешь сделать?
     Въедливая  какая, чего ищу, чего ищу. Не  люблю, когда  девушки  курят,
между прочим.
     - Я ищу,  -  говорю я,  - где бы  пожертвовать собой  за святое, правое
дело, между прочим. И хочу узнать, почему у нас всюду такая  лажа. А карьеру
пусть делает зафаканый истеблишмент.
     - Вау! - закричал Миша. - Наш человек!
     Катя  хмыкнула,  потушила  сигаретку   и  пошла.  Наверное,  я   ей  не
понравился.

     Отвели  меня  в  кабинет. Там сидит  под портретом  Старовойтовой  дама
средних лет и чай с блюдечка дует.
     - Это наш старый член, - указал Миша. - Сан Саныч.
     - Как Сан Саныч? - удивился я.
     - Александра  Александровна, -  пояснила  дама спокойно,  -  сложно для
произнесения.  Возьми  эту бумажку, отрок, - это устав партии, - и подпишись
внизу.

     Я взял, и только хотел подписаться, как меня вдруг сомнение взяло.
     -  Ага, - говорю, - я  подпишусь, а  потом  окажется, что я  вам  денег
должен.
     - Так ты прочитай.
     - А если я не умею?! - обиделся я.
     Сан Саныч плечами пожала, Катя фыркнула, а  Миша от  радости, что новый
член  такой приколист,  на  столе на голову встал.  Я  сразу понял,  что  он
хип-хоп и брейк-данс могет.
     - А  если  не умеешь, - выкрикнул он,  вертясь  на макушке, - то  тогда
рискни, приятель! подпиши, не читая, а потом посмотрим!
     Я подписал. Миша встал обратно на ноги и стал скакать от радости.
     - Сан Саныч! - крикнул он. - Наливай нам водки!
     - Хрен  вам водки с утра, - возразила Сан Саныч, - таким маленьким. Вот
завтра у нас будет акция,  комсомольский праздник. Вот и выпьете, а сейчас -
ни-ни.

     На том мы и  разошлись, то есть, я разошелся,  а старые члены остались.
Только я,  однако,  спустился до пятого этажа - скок,  скок,  легкими шагами
догоняет  меня  Катерина. В  такую  жару пахло от  нее только  свежестью. Не
дезодорантом, а как от младенцев - молоком и карамельками.
     - Ты в какую сторону идешь?
     Вот, думаю, блин. Специально привяжется и будет прикалываться. Ясно как
белый день. Все они такие.
     - В другую, - нажал я.
     Катя расхихикалась, как придурочная, и пальцем грозится:
     - Нехорошо так относиться к товарищам по  партии. За это  бывает высшая
мера.
     - А я не  боюсь, - говорю я. - Меня уже один раз  приговорили  к высшей
мере,  а  я  охрану прирезал,  народ  поднял,  купил  корабль  и  сбежал  на
Мадагаскар. Стал там королем...
     - Ага, - подхватила Катя. - Беневский твоя фамилия.
     Вот,  думаю, блин. Почувствуйте момент. Это как если, например, древний
грек встречает древнего грека где-нибудь в Сибири. Этого Беневского,  может,
кроме меня, пара человек во всей  России и знают. Ну, десяток. Родная  душа,
можно сказать. Я весь покраснел, слился с жаркой природой.

     А  мы между тем вышли на Исаакиевскую  площадь. Там дуло ровным золотым
дыханием,  там  купол собора, как  яйцо,  округлялся  вверх, и весь Исаакий,
тяжелый, с ситечками на фронтонах, стоял, словно каменный торт. Нева журчала
и блестела за машинами.
     - Ну ладно, - говорю, - я пошел.
     -  У  нас завтра  акция, - напомнила  Катерина. - В десять утра начало.
Придешь?
     - Конечно, приду! - пообещал я, и мы расстались.

     Очень  уж  было  жарко,  или я  не привык, что Питер  такой  большой  и
роскошный город,  - а только я все время  оборачивался. Я боялся,  что  Катя
пойдет за мной и увидит, что я направляюсь в штаб партии "Выдембор".