Драма
Габриэль Гарсия Маркес. - Полковнику никто не пишет
Скачать Габриэль Гарсия Маркес. - Полковнику никто не пишет
И вот в субботу полковник отправился к своему адвокату,
который встретил его, беззаботно покачиваясь в гамаке. Это был
огромный негр, у которого в верхней челюсти сохранилось только
два резца. Он сунул ноги в сандалии на деревянной подошве и
открыл окно кабинета. У окна стояла пыльная пианола, заваленная
рулонами бумаги, старыми бухгалтерскими книгами с
прикрепленными к ним вырезками из "Диарио офисиаль" и
разрозненными бюллетенями Инспекторского надзора. Пианола без
клавиш служила также и письменным столом.
Прежде чем объяснить причину прихода, полковник высказал
беспокойство состоянием дела.
-- Я же вас предупреждал, что такие дела не решаются в
несколько дней, -- сказал адвокат, воспользовавшись паузой. Его
совсем разморило от жары. Он откинул спинку раздвижного кресла
и почти лежал в нем, обмахиваясь рекламной брошюрой. -- Мои
доверенные лица постоянно пишут мне, что не следует терять
надежды.
-- И это тянется уже пятнадцать лет, -- сказал полковник.
-- Похоже на сказку про белого бычка.
Адвокат пустился в весьма красноречивые описания
административного лабиринта. Кресло было слишком узким для его
перезрелых ягодиц.
-- Пятнадцать лет назад было легче, -- заключил он. Тогда
существовала муниципальная ассоциация ветеранов, в которую
входили люди из обеих партий. -- Он втянул в легкие обжигающий
воздух и изрек, будто сам только что придумал: -- В единстве --
сила.
-- Для меня это не подходит, -- сказал полковник, впервые
осознав свое одиночество. -- Все мои товарищи умерли, дожидаясь
почты.
Но адвокат продолжал твердить свое:
-- Закон был принят слишком поздно. Не всем повезло, как
вам: вы были полковником уже в двадцать лет. Кроме того, закон
не указывал, откуда взять деньги на пенсии, так что
правительству пришлось перекраивать бюджет.
Старая песня. Каждый раз, слушая ее, полковник испытывал
глухую досаду.
-- Мы не просим милостыни, -- сказал он. -- Мы не просим
об одолжении. Мы рисковали шкурой, чтобы спасти республику.
Адвокат развел руками:
-- Да, это так, полковник. Людская неблагодарность не
знает границ.
И эта песня была знакома полковнику. Впервые он услышал ее
уже на следующий день после заключения Неерландского договора,
когда правительство обещало возместить убытки и помочь
вернуться домой двумстам офицерам. Революционный батальон
состоял в основном из подростков, сбежавших из школы. В
Неерландии они расположились лагерем вокруг гигантской сейбы и
ждали в течение трех месяцев. А потом сами добирались домой,
кто как мог, и дома тоже продолжали ждать. С тех пор прошло
почти пятьдесят лет, а полковник все еще ждал.
Взволнованный воспоминаниями, полковник принял горделивую
позу. Упершись костлявой рукой в костлявое бедро, он сказал
сдавленным голосом:
-- Итак, я пришел к определенному решению.
Адвокат насторожился.
-- А именно?
-- Я меняю адвоката.
В сопровождении желтых утят в кабинет вошла утка. Адвокат
встал с кресла, чтобы выгнать их.
-- Как вам будет угодно, полковник, -- сказал он, все еще
размахивая руками. -- Будет так, как вы скажете. Если бы я мог
творить чудеса, я бы не жил в этом птичнике. -- Он вставил в
дверь деревянную решетку и вернулся в кресло.
-- Мой сын работал всю свою жизнь, -- сказал полковник. --
Мой дом заложен. А закон о пенсиях стал кормушкой для
адвокатов.
-- Только не для меня, -- запротестовал адвокат. -- Все
деньги, что я получил, до последнего сентаво истрачены на
судебные хлопоты.
Одна только мысль оказаться несправедливым причиняла
полковнику страдание.
-- Именно это я и хотел сказать, -- поправился он. -- От
этой жары мозги плавятся.
Минуту спустя адвокат перевернул все вверх дном в поисках
доверенности. Солнце уже добралось до середины его невзрачной
клетушки, сколоченной из неструганых досок. После долгих и
безуспешных поисков адвокат опустился на четвереньки и,
отдуваясь, вытащил сверток из-под пианолы.
-- Вот она. -- Он протянул полковнику лист гербовой
бумаги. -- Надо написать моим доверенным лицам, чтобы они
уничтожили копии.
Полковник стряхнул пыль и положил бумагу в карман рубахи.
-- А вы разорвите ее сами, -- сказал адвокат.
-- Нет, -- ответил полковник. -- Это двадцать лет моей
жизни. -- Он ждал, что адвокат продолжит поиски, но тот подошел
к гамаку и вытер пот. Потом взглянул на полковника сквозь
дрожащий в солнечных лучах воздух.
-- Мне нужны и другие документы, -- сказал полковник.
-- Какие?
-- Прежде всего расписка полковника Буэндиа.
Адвокат развел руками.
-- Это невозможно, полковник.
Полковник встревожился. Как казначей революционного округа
Макондо он совершил трудный шестидневный переход с казной
революционной армии в двух чемоданах, навьюченных на мула. Он
пришел в Неерландский лагерь за полчаса до подписания договора,
волоча за собой издыхающего от голода мула. Полковник Аурелиано
Буэндиа -- главный интендант революционных сил Атлантического
побережья -- выдал ему расписку и включил оба чемодана в реестр
имущества, сдаваемого при капитуляции.
-- Это документы огромной важности, -- сказал полковник.
-- Особенно собственноручная расписка полковника Аурелиано
Буэндиа.
-- Возможно, -- сказал адвокат. -- Однако эти документы
прошли через тысячи рук и тысячи учреждений и осели Бог знает в
каком отделе военного министерства.
-- Документы такого рода не могут пройти незамеченными ни
для какого чиновника, -- сказал полковник.
-- Но за последние пятнадцать лет много раз сменялись сами
чиновники, -- заметил адвокат. -- Вспомните, за это время было
семь президентов и каждый президент по меньшей мере десять раз
менял свой кабинет, а каждый министр менял своих чиновников не
менее ста раз.
-- Но ведь никто не мог унести эти документы с собой, --
сказал полковник. -- Каждый новый чиновник обязательно находил
их на прежнем месте.
Адвокат отчаялся.
-- Но ведь если теперь эти бумаги выйдут из министерства,
они должны будут совершить новый круг, прежде чем вы опять
попадете в список.
-- Все равно, -- сказал полковник.
-- Это еще на сто лет волокиты.
-- Все равно. Кто ждет долго, может подождать еще немного.
