Александр Щербаков. - Кандидат-лейтенант

   - Хелло, Йерг!
   Степан оглянулся.
   Мэри осталась стоять на дорожке, а Кузнечик-Билли шел к нему  прямо  по
мокрому газону.
   - Здоров, старик! Что тебя не видно?
   - Здоров. Мэри, привет! Это кому как.
   - Вкалываешь?
   - Бывает.
   - Ну, ты гигант! Потрясу ха! Мэми, слышь, помяни  мое  слово,  Ержик  в
люди захотел! Ты еще в полезнички не записался?
   - Курить есть?
   - В элементе. Держи. С тебя молекула.
   - Извольте, сэр. А как у вас?
   - Во! Мэми, глянь! Ержик держит в кармане банк! А у нас не того. У Мэми
батя свернул в гербарий. Весь Багдад пошел налево, металлы  иссякли.  Мэми
высвечивало завязать со  своей  чихологией,  да  пофартило.  Слезные  девы
выхлопотали ей стипуху на три года. Зато теперь во все суют нос и  квохчут
над каждой парой. Так что Мэми вкалывает, как богиня. А я  скучаю.  Слышь,
Мэми! Махни меня на Ержика. Выйдет мрачная антанта - чемпионы по зубрежке.
Не, я серьезно!
   Мэри стояла, подняв лицо к солнцу.  Глаза  ее  были  закрыты  огромными
старомодными темными очками. На тоненьких  бессильно  натянутых  ручонках,
как на веревочках, висела тяжеленная сумка. Из сумки торчали головки  двух
молочных патронов и развеселый зеленый чуб сельдерея. Длинные  распущенные
волосы Мэри откинуты назад, носик  востренький,  свитерочек  обвисший,  об
отсутствии грудей буквально орет огромный  железный  ключ  на  цепочке  из
канцелярских скрепок - тоже мне ожерелье! Шейка бледная, тоненькая.
   Хорошая девочка. Только не везет ей.
   Два года назад, когда Йерг только приехал сюда и всего  боялся,  именно
Мэри на первой вечеринке повела его танцевать, потом  потянула  за  собой,
посадила  на  диванчик,  пригнулась  и  как-то   снизу   спросила   теплым
хрипловатым голосом:
   - Датчанин?
   - Швед.
   - Говори, что датчанин - я выиграю. Не ежься, как котенок, ты  девочкам
нравишься.
   И чмокнула его в щеку.
   И тут же перед ними закачался на длинных тонких ножках  Кузнечик-Билли,
которого Йерг тогда еще не знал. И, гнусавя, заявил:
   - Ты, парень! Много о себе не думай. Мэми  целует  кого  хочет,  но  из
этого ничего не следует. Понял?
   - Понял, - сказал Йерг, протянул Билли руку и назвал  себя.  Так  учила
его бабушка: "Прежде всего будь вежлив. Швед всегда вежлив. Если  с  тобой
заговаривают, надо подать руку и назвать себя. А потом уже отвечать".
   - Ну и дурак, - сказала Мэри, встала и ушла.
   Потом полгода на Йерга показывали пальцами, а он сгорал со стыда.  Надо
было, не сходя с места, пригласить Билли в туалет и  там  поговорить.  Ну,
вышла бы драка, так Кузнечику в ней  явно  не  светило.  Надо  было,  надо
было... С тех пор,  встречая  Мэри  с  Кузнечиком,  Йерг  угрюмо  терзался
угрызениями совести, Мэри всегда отворачивалась, смотрела  на  солнце,  на
лампу - на самый яркий свет, только не на Йерга. А Билли болтал с ним, как
с лучшим другом. Бестолковый он какой-то, Кузнечик.
   - Ну, бывай. Мы с Мэми к доктору.
   - Бывайте, ребята.
   Билли прошествовал обратно по газону. Мокрые, серые от грязи клеша  его
деревянно стучали друг о друга. Он обхватил Мэри за  плечи,  воткнул  себе
под мышку. Вся ее фигурка перекосилась. Она молча  освободила  одну  руку,
обняла Билли чуть выше пояса под курткой и, волоча сумку  у  самой  земли,
широко зашагала рядом с ним. Они шли, не оглядываясь, словно его, Йерга, и
не было на свете, словно они с ним и не разговаривали. И  не  стрельнул  у
него  Билли  монету  без  отдачи   по   всем   правилам   университетского
джентльменства.
   Сирота, значит, теперь Мэри.  На  попечении  у  Женского  фонда.  Жалко
девочку. Эх, кто бы сыскался, дал бы Кузнечику от нее отлуп. Ведь  допилит
он ее, паразит. А он, Йерг, тоже хорош. У него, может, помощи  просили,  а
он... Да и она сама тоже мямля! Послала бы его ко всем чертям!..
   Йерг отвернулся и  заспешил  к  кафетерию.  Стеклянная  коробка  скучно
обламывала  о  себя  солнечные  лучи,   размалеванная   изнутри   пестрыми
картинками - украшениями карнавала в честь конца учебного  года.  Месячной
давности.
   Грубая механика дверей - Степан очень хорошо ее  видел,  она  работала,
что твой паровой молот - распахнула перед ним створки, и на  него  дохнуло
прохладным воздухом, пахнущим кофе  и  поджаренным  хлебом.  Внутри  царил
пустой полумрак, только в одном углу  сбилась  компания,  человек  десять.
Тускло отблескивал желтым металлический  пластинчатый  пояс  на  одной  из
девиц.
   Было уже двадцать минут третьего.
   Пройдя между низкими темными блестящими  столиками,  Степан  подошел  к
стойке, взял бумажный стаканчик, подставил его под кран и сунул жетончик в
щель. Громоздкий  автомат  захрипел  и  выплюнул  порцию  темно-коричневой
жижицы. Степан набрал в пакет хрустящих теплых гренков - взять с собой  на
всякий случай - и окинул глазами кафетерий, как бы выбирая место. Девица в
металлическом пластинчатом поясе неспешно оглянулась и посмотрела на  него
долгим отсутствующим взглядом.
   И внезапно взгляд ее вспыхнул никому  не  видимым  опаловым  плазменным
облаком. Облако завилось на одном конце, выпустило длинный тонкий щупалец.
Щупалец упал на пол и заскользил  по  нему,  вытягиваясь  в  никому  кроме
Степана не ощутимую тонкую змеящуюся ниточку. Выскользнул в  проход  между
столиками и завибрировал кончиком посреди ковровой дорожки.
   Степан сел за столик и, деланно  рассматривая  огромную  карту  страны,
изображенную на стеклянном листе, отделил встречный взгляд.  Взгляд  легко
скатился  на  пол  и  -  завяз  в  линолеуме.  Сосредоточенно  похрустывая
гренками, Степан осторожно подталкивал его туда, в проход. Взгляд слушался
плохо. Он то стремительно прыгал вперед, то  застревал,  как  приклеенный.
Правей, прямо, левей. Взгляд полез было вперед по  ножке  столика.  Степан
сдернул его обратно и, напрягшись, выкатил  в  проход.  Теперь  змейка  за
взглядом командира казалась ему изящной плавной линией.  Не  то  что  его,
перепутанная, какая-то уродливая. Н-да, не очень здорово.
   Еще одним усилием Степан ткнул взгляд в командирский. Явно  переборщил!
Взгляды стукнулись друг о друга, он даже ощутил это упругое соударение.  И
вдруг сопротивление пропало, взгляды соединились,  заколебались  на  полу,
как бледный солнечный зайчик от  воды  в  дрожащем  стакане.  Успокоились,
замерли.
   Компания  за  столом  внезапно  захохотала.  Девица   так   же   нехотя
отвернулась и потянулась за чем-то в середину стола.
   -  Г-о-т-о-в  п-р-и-с-т-у-п-и-т-ь  р-а-б-о-т-е,  -  торопливо  затолкал
Степан в ниточку.
   - В-о-п-р-о-с п-е-р-е-х-о-д п-р-о-ш-е-л н-о-р-м-а-л-ь-н-о, - отозвалась
та.
   - Н-о-р-м-а-л-ь-н-о, - ответил Степан.
   -  О-б-с-т-а-н-о-в-к-а  с-п-о-к-о-й-н-а-я,  -   понял   он   ответ.   -
С-л-е-д-у-й-т-е  "Р-у-з-в-е-л-ь-т  с-е-н-т-е-р"  к-в-а-р-т-и-р-а   2-7-5-2
с-м-е-н-у с-и-н-е-м-у "п-е-ж-о"  в-а-р-4-3-2-2-9  л-е-в-о-й  с-т-о-я-н-к-е
д-е-р-ж-и-т-е с-в-я-з-ь с-м-е-н-а 2-3-0-0.
   Теперь  Йерг  разобрался.  Шестеро  из  компании  резались  в  "кинга",
остальные болели. Очередной кон завершился. Под общий хохот смуглая пышная
девица подставила нос, а щуплый бритоголовый  юнец  в  куртке  коробом  из
потертого ковра стал звучно шлепать ее колодой по правой ноздре.
   - Восемь! Девять! Десять! Одиннадцать! - хором считала компания.
   Степан методично спрямлял ниточку связи.
   - Эй, ты! - крикнул ему торжествующий победитель в ковровой  куртке.  -
Иди на кон! Хочешь?
   Йерг отрицательно помотал головой.
   - Ну так катись отсюда, чтоб я тебя не видал!
   Парень схватил со стола стакан с кофе и длинно выплеснул его содержимое
через весь кафетерий по направлению к Йергу. Йерг сидел далеко, до него не
долетели  даже  брызги.  Расплеснувшаяся  жидкость  попала  на  плазменную
ниточку, и Степан ощутил теплую сырость.  Вся  компания,  кроме  девицы  в
металлическом поясе, обернулась  и  уставилась  на  Йерга  девятью  парами
враждебных глаз.
   - У-х-о-д-и-т-е, - понял Степан.
   Взгляды буравили Йерга. Оскорбление  было  нанесено.  Ему  предлагалось
либо принять неравный бой, либо ретироваться. Он молча встал, взял пакет с
гренками и пошел к выходу. Мимо него пролетел кусок кремового пирожного  и
ляпнулся о стеклянную стенку.
   - Утрись мамочкиной юбкой! - крикнул ему вслед бритоголовый победитель,
наслаждаясь своим безраздельным господством. - Кощей!
   "Дал бы я тебе "кощея"!" - угрюмо пообещал про себя Йерг. Вообще-то  не
рекомендовалось посещать такие заведения в одиночку об  эту  пору  дня.  И
недаром.
   Степан торопливо шел к автостоянке. Ниточка связи -  он  это  физически
ощущал - тянулась и  тянулась  за  ним  под  дверьми,  по  ступенькам,  по
дорожке. Невидимая, напряженная и звучная, как струна. И  в  то  же  время
мягко послушная.
   Без двадцати пяти три.
   До конца рабочего дня еще полтора часа, и движение на улицах не густое.
Так что можно без натуги поспеть вовремя.
   К ветровому стеклу "фиатика" был прикреплен жевательной резинкой  кусок
газеты с надписью: "Йерг, нынче к полуночи мы у Дэди. Заваливайся". Вместо
подписи красовалась круглая рожица с трубкой в зубах. Это Пепе по прозвищу
Бог-внук. Он все носится с идеей основать  "религию  просвещенных"  и  уже
придумал для нее три постулата: "Дьявол торгует анализом - бог  синтезом",
"Из бесконечного числа прямых, проходящих через точку, только одна ведет к
Богу" и еще какую-то мальчишески выспреннюю чушь  в  том  же  роде.  Нынче
стараниями Бога-внука снова будут устроены словопрения по этому поводу. Но
Дэди, Дэди матерински опекает Бога-внука. И  когда  она  ласково  говорит:
"Пепе, заткнись-ка" - и ерошит ему волосы, у Йерга  сладостно  и  смятенно
обрывается сердце. Вот бы погладила она по голове его, Йерга.  Он  схватил
бы эту руку и не отпустил бы.  И  повел  Дэди  к  фиатику  и  увез  бы  ее
далеко-далеко. А она смеялась бы, и грудь у нее подрагивала  бы  от  этого
смеха...  Не  повидать  Дэди  -  это  была  бы  наглость  по  отношению  к
гостеприимному хозяину Степана Левочкина. Ну что ж, в половине,  а  может,
даже в двадцать минут двенадцатого они будут там. Раньше прочих.
   Ближе всего до "Рузвельт-сентер", конечно, по  Грант-авеню.  Но  оттуда
мигом попадаешь на правую стоянку.  И  нелепо  будет  выглядеть,  если  он
начнет крутить, стараясь попасть на  левую.  Кому  какое  дело,  это  само
собой, но все-таки. Лучше, когда почище.
   Значит, придется проскочить задами на Риверсайд-драйв, оттуда прямо  по
сорок шестой дороге до первой бабочки,  там  дать  вправо  и  подъехать  к
"Рузвельт-сентер" со стороны реки, и естественным образом въехать на левую
стоянку.
   Фиатик выбрался на Риверсайд-драйв благополучно, но без приключений  не
обошлось. На перекрестке за бойнями Йерг пропустил по поперечной  огромный
размалеванный автофургон с надписью "БУХАРА" во весь борт и собрался  было
дать газ, как вдруг вслед за фургоном через перекресток рыженькой  молнией
пронеслась "тойота".
   - Псих ненормальный! - прошипел Йерг. И  простоял  на  перекрестке  еще
полминуты, прежде чем пришел в себя настолько, что смог нажать на  педаль.
Благо, что за ним никого не было.
   Машина шла ровно, и невидимая нить связи безостановочно ложилась  вслед
за ней на пышущие июльским жаром бетонные плиты дороги.