Драма
Анатолий Гребнев - Из цикла "Венок сюжетов" - Дамоклов меч
Скачать Анатолий Гребнев - Из цикла "Венок сюжетов" - Дамоклов меч
7
С этого дня Аркадий Фаустов жил в вечном страхе.
Все вроде бы уладилось. Они с Дианой оставались, как и было услов-
лено, под одной крышей, поддерживая корректные, даже как бы дружеские
отношения - с вечерними чаепитиями перед телевизором на кухне, с общи-
ми знакомыми. Оказалось, что можно жить и так. Спал Аркадий у себя в
кабинете, и с этим, к счастью, проблем не возникало, Диана с самого
начала подчеркивала, что он свободен от супружеских обязанностей,
иногда и пошучивала по этому поводу. Сама она, похоже, также не оста-
лась без утешения - звонили незнакомые мужские голоса, Аркадий, случа-
лось, звал ее к телефону, она удалялась с трубкой, после чего загадоч-
но улыбалась, видимо, ожидая его расспросов... Утром, позавтракав, он
отправлялся в Лихов к Наташе, оттуда на работу в Союз, или сначала на
работу, потом к Наташе. Секретарша Елена Даниловна знала оба телефона.
В квартиру к Наташе привезли со временем пианино, рояль там не по-
мещался; прикупили кое-что из "техники", но работа почему-то не шла, и
Аркадий уезжал сочинять к себе в мастерскую или чаще домой, то есть к
Диане, в старый свой кабинет, где жили все его привычки. Здесь выгля-
дело все по-прежнему. И дни рождения, и другие дни, событиями не отме-
ченные, собирали, как и встарь, полный дом людей, и хозяйка была, как
всегда, на высоте, и хозяин, как всегда, на месте.
А работалось все труднее. Кто это из поэтов отвечал на вопрос,
трудно ли сочинять стихи: "Совсем нетрудно, нет ничего проще, если те-
бе их кто-то диктует, и - совершенно невозможно, если не диктует ник-
то"? Так вот, никто не диктовал, как раньше. И были тому, наверное,
свои причины, и не в последнюю очередь та нервная жизнь, на которую он
себя добровольно обрек. И так продолжалось не месяц, не два и не год,
и не было никаких сил разорвать этот круг: там оставалась Наташа,
здесь Диана, не терявшая бдительности, - стоило однажды не прийти но-
чевать домой, как последовало напоминание о контракте, на этот раз без
дипломатии, с криком и угрозами.
А чего, собственно, он боялся?
Он и сам не раз задавал себе этот вопрос.
Какой-то, черт побери, контракт, какое-то нелепое завещание, оформ-
ленное, однако, по всем правилам, и все эти безумные разъезды с непре-
менным возвращеньем к жене, которая уже и не жена, - с какой стати?
Какой такой властью над ним могла обладать эта маленькая женщина, ку-
пившая его волю, его настоящую и будущую жизнь? Какие уж такие угрозы
могли держать его в тупом бессильном повиновении каждый день и час?
Так он спрашивал себя постоянно и - не находил разумного ответа.
Ну хорошо, ушел из семьи, подумаешь, какое дело. Мало ли людей раз-
водятся с женами, заводят вторые семьи, производят на свет побочных
детей. Вот у такого-то, говорят, целых двое - сын и дочь, сын в Ле-
нинграде, студент консерватории. Ну и что же? Кто из нас не грешен, в
конце концов!
Пожалуйста, греши на здоровье. Только без скандала.
Скандал меняет дело. Скандал - это скандал. Ответственность, пере-
ложенная на плечи других. Письмо в инстанции, которому нельзя не дать
хода. Жалоба, на которую кто-то обязан реагировать. Письмо ставится на
контроль. Доложите о принятых мерах.
В этот раз тебе ничего не будет. Пожурят и отпустят с миром. "Ну
что ж ты, брат, - скажет куратор Василий Васильевич, - не мог с ней
договориться? Такие вещи надо решать дома. Как ее хоть зовут-то, эту
красотку? Ну, ты даешь!"
Вот и все, казалось бы. "Что там у вас в семье, Аркадий Аркадьевич?
Вы уж, пожалуйста, разберитесь. Не подводите нас".
Это - уже на "вы" - сама Екатерина Дмитриевна. Строга, говорят, в
этих вопросах. "Разберитесь". - "Хорошо, Екатерина Дмитриевна, попро-
бую".
И только-то!
Но уже на ближайшем пленуме, в сентябре, тебя под благовидным пред-
логом или вовсе без объяснений, автоматически, лишают должности, выво-
дят из игры. "Что случилось? - шепчутся коллеги. - За что его так?" А
ни за что, братцы. Без всяких формулировок. "Есть предложение освобо-
дить".
А тут как раз конгресс в Париже, вагнеровские дни в Байрейте, юби-
лей Сибелиуса в Хельсинки. И все это уже без тебя. И Отто Хагер будет
растерянно спрашивать у нового главы делегации, Отто Хагер, великий
дирижер, душа лейпцигского Гевандсхауза, - растерянно: "А где Арка-
дий?" - "Он, к сожалению, не совсем здоров". - "Надеюсь, ничего серь-
езного?"
А уж как воспрянут завистники! И чем это еще обернется, можно толь-
ко гадать.
Воображение подбрасывало варианты один страшнее другого, но всякий
раз, поразмыслив, Фаустов говорил себе: ну и что! подумаешь! велика
важность! - соразмеряя все эти ужасы с одной-единственной выгодой, ко-
торую он получал взамен, - свободой. И выходило так, что и великим От-
то Хагером, и юбилеем Сибелиуса, и еще чем-то, и чем-то еще можно
вполне пожертвовать ради простой возможности жить так, как хочется,
никого и ничего не боясь. Да и к тому же - времена менялись, прежде
суровые нравы заметно мягчели - живи сам и давай жить другим; уж и не
слышно было, чтобы парткомы возвращали мужей обманутым женам... А что
касается завещания, то его можно было запросто и аннулировать, переи-
начить, написать новое, пока ты жив, - как ему такое не пришло в голо-
ву? В общем, выходило, что и пугаться-то особенно нечего.
Но это - теоретически. Это - пока рассуждаешь, а как доходит до де-
ла...
Вот что такое страх. Казалось бы, изложены все доводы, но остается
еще самый последний: холод, проходящий по спинному хребту ни с того ни
с сего, без причин. Вы входите в темную комнату - кого и чего вы вдруг
испугались? Разбойников? Привидений? А ничего. Темноты.
Так он и жил.
В Лиховом переулке спрашивали с тревогой, почему он кашляет, давали
с собой таблетку - принять на ночь, заставляли поддеть под пиджак
шерстяной жилет (благо часть его вещей была здесь). Лежа с ним среди
дня, - а когда ж еще? - Наташа выслушивала все его признания, вопросы
и жалобы, она умела слушать и не давала советов, чаще всего просто
соглашаясь и жалея его. Кто бы мог подумать, что он, Аркадий Фаустов,
баловень и счастливчик, будет нуждаться в простой бабьей жалости -
чтобы вот так уткнуться носом ей в шею и затихнуть и чтобы она гладила
ладонью его лысую макушку: ах ты, мой бедненький... Кому это объяс-
нишь? Друзья-приятели седели, полнели, но не сдавались, особенно в
летний сезон, отправив на отдых домочадцев; приходилось что-то выдумы-
вать для них: не могу, болен, зан нят, - встречая печально-насмешливые
взгляды...
В композиторском доме на Неждановой все шло своим чередом: телефон-
ные звонки, визиты, застолья. Уж теперь-то Диана Сергеевна особенно
заботилась о лице семьи, приглашая гостей и почаще, чем раньше, и чис-
лом поболее. И достаток в доме не иссякал, а, можно сказать, приумно-
жался. Купили вторую машину, ныне уж и сама хозяйка пожелала сесть за
руль - а что, почему бы и нет? Подвернулась подходящая мебель для дома
в Гульрипши, снарядили контейнер, отправили. И все это, конечно, она,
Диана, а кто ж еще? Ее энергия, теперь еще как бы и удесятеренная. Ар-
кадий с любопытством наблюдал за этими хлопотами, иной раз посмеивал-
ся: "Умножаешь наследство!" - и она спокойно улыбалась в ответ.
