Сказки
Сергей Другаль. - Василиск
Скачать Сергей Другаль. - Василиск
Случилось это вскоре после конфликта лешего с Кащеем. Надел раз Пан
Перунович шапку, подключился, а контакта нет. Змееныш шипит, глазки
сузились, поблескивают неприятно, "Может, я не о том думаю?" - решил Пан
Перунович и стал вспоминать приятное: как они выводили Жар-птицу.
Цыпленок был покрыт редким розовым пухом, светился в темноте и обжигал
ладони, когда его брали в руки. Не знали, чем кормить, и зря старалась
подсадная мачеха-курица, склевывая рядом пшеничные зерна: цыпленок
стучал каменным клювиком по зернам, но не брал их. Все впали в траур. С
таким трудом вывели, а чего стоило создание термостойкого белка - о том
только Сатон мог бы рассказать, это он координировал деятельность целого
куста НИИ, которым была поручена работа над белком! А что вы думаете
сотворить сказку без привлечения науки... И подох бы цыпленок Жар-птицы,
когда б не Иванушка. Как раз у него был день рождения, заявился он в
детскую в новом кафтане. Видит, цыпленок уже на боку лежит - еще,
правда, горяченький. Так жалко ему стало... Цыпочка ты моя, говорит
Иванушка и берет цыпленка руку, кладет на ладонь, а тот один глаз
приоткрыл и последним усилием - хоп, и склюнул манжеты жемчужину! И
вторую!!
- Понимаете, Нури, - разволновался, вспоминая, Пан Перунович, - ведь
это взрослая Жар-птица и зерно клюет, и сердоликовую гальку ручьях
находит, а пока она цыпленок - только мелкий речной жемчуг потребляет!
Но мы-то откуда могли это знать, ни в одном же источнике не указано...
Сижу перед змеенышем, вспоминаю эти прошлые наши заботы-хлопоты. И тут
мне подумалось, вы не поверите, Нури...
Мне вдруг подумалось: ну и пусть, ну и подох бы цыпленок - и черт с
ним, возни меньше было бы, а то у всех волдыри на руках от ожогов, тоже
мне, забота... Смотрю, а змееныш ощерился, два верхних зубика вперед
выступают, и в щелочке между ними капелька такая прозрачная висит.
Передернуло меня от отвращения, и злоба в сердце поселялась. Ищу
глазами, чем бы змееныша по головке стукнуть, вижу - у соседней камеры
мерный стержень стоит, но не дотянуться мне до него. Сдернул шапку,
только присоски чмокнули, схватил стержень... Держу его и думаю: чего
это я так? страшно мне самого себя стало... Вы, Нури, же поняли -
контакт установился. Только в обратном порядке: не я на него, а Василиск
на меня своим психополем действовал. Представьте, какова же сила злобы в
маленьком змее была, если он на меня из камеры смог подействовать и
такие гнусные мысли во мне пробудить!
Пан Перунович помолчал, успокаиваясь. - Ну, а дальше? Что ж, дальше
все было, как и должно было быть. Всем коллективом думали, а понять не
могли, как это так получилось, что добро змее внушали, а зло выросло.
Старик Ромуальдыч за ночь - перемонтаж сделал, пять шапок подключил, а
утром мы, уже впятером, стали вокруг камеры, шапки надели... но только
ни о чем хорошем не думается, всякая ерунда в голову лезет, и вроде как
слышу я нелестные мысли лешего обо мне... а что обо мне Иванушка думает,
того и не высказать! Ну, и я... тоже подумал: что там - Иванушка,
дурачок - он и есть дурачок, что с него спросишь. Леший первый понял,
снял с себя шапку, оглядел нас исподлобья, вздохнул и ушел. Такие
дела... Не одолели мы Василиска, он нас одолел. Потом, конечно, мы еще
пробовали, чаще - в одиночку и почему-то тайком друг от друга... Ничего
не получилось. Да и к камере приближаться стало трудно: поле злобы
вокруг нее, и ничто это поле не экранирует. И поняли мы, что пустили на
землю зло. Не желая того, но разве это оправдание! А Василиск, видим,
растет, пришлось строить вольер - конечно, за территорией поселка. Пока
туда камеру с Василиском тащили, все переругались, чуть до драки не
дошло. Втащили, отошли подальше, помирились и длинной веревкой, что
привязали заранее, открыли крышку... Василиск выполз на зеленую траву,
длинный и страшный, как смертный грех. Подполз к сетке, уставился на
нас, и мы попятились, охваченные ужасом от нами содеянного, А ведь мы
еще не знали тогда, что он растет непрерывно, пока жив... Вольер был
открыт сверху, и мы видели, как свалилась пролетавшая птица и как
Василиск проглотил ее, не дав упасть...
Тяжко вздохнул Пан Перунович, вытер холодный пот и продолжил рассказ:
- Что нам было делать, как поступить? Убить Василиска? Но кто
решится! Мы прекратили работу, Нури. Сейчас это не работа, это мы так,
суетимся понемногу. Последним появился тяни-толкай, и мы сразу отдали
его вам, поскольку разуверились в собственной способности сотворить
добро воспитанием, поскольку, как говорит Иванушка, погрязли в грехах и
эгоизьме. Через мягкий знак произносит это слово, чтобы обиднее было, и
правильно, если мы до того опустились, что друг друга подозревать стали.
А разве не погрязли, а Василиск-то откуда? Мы каждый день смотрели на
него издали. Змей наваливался на сетку, она прогибалась, и мы понимали,
что ему ничего не стоит порвать ее. Так и случилось... В одно утро
вольер оказался разрушенным, и след тянулся через перелески за озеро к
болоту. Заметный, скажу вам, след!.. В озере плавала кверху брюхом
отравленная рыба, на берегу мы обнаружили останки птицы Рух, разорванной
пополам. Олень-золотые рога, у нас их всего два было, валялся
бездыханным. Было у нас дерево райское, гордость Леса: на одном боку
цветы расцветают, на другом листы опадают, на третьем плоды созревают,
на четвертом сучья подсыхают. На нем всегда Жар-птицы гнезда вили. Так
это дерево оказалось словно раскаленной железной полосой опоясано и
надломлено, потеря невозместимая! А на зеленом островке посреди болота,
где обосновался Василиск, деревья усохли. И всю эту беду Василиск
натворил между делом, просто так, ведь животные даже не были съедены...
В Заколдованном Лесу к трагедиям не привыкли. Звери в большинстве
питались растительной пищей, а хищники промышляли помалу и без явного
злодейства. Так, ежели Серый Волк по случаю задирал овечку, то какую
похуже и обязательно перед тем безвыходно в лесу заблудившуюся. А чтобы
вот так - р-р-раз, и готово! - этого не было, этого себе никто не
позволял. Объяснялось это просто. Сказочные формы жизни едва
нарождались, и потому еще на стадии предвоспитания творцы внушали всем
необходимость сдерживать до поры природные инстинкты.
Злодеяния, учиненные Василиском, привели население Заколдованного
Леса в состояние длительного шока. Мирная жизнь была в одночасье
сломана, идиллическое течение ее нарушено. Тоскливое ощущение вины
нависло над поселком, животные жались поближе к той рощице, где обитали
единороги. Даже Яр-Тур, страху не знающий, вылез из чащобы и пасся в
пределах видимости. Звери чувствовали, что если кого и опасается
Василиск, так это единорогов. И действительно, в свое болото змей заполз
не по прямой, он далеко обогнул рощу с единорогами. Это было видно по
следу; где он полз, там пожухла трава.
- Я видел такой след, - сказал Нури. - Там, за территорией Леса.
Возле памятника единорогу.
- Это не памятник, воспитатель Нури...
В болота было душно и тихо. Совсем недавно в нем кипела жизнь, орали
по ночам лягушки, по краям, где рос камыш и вода была прозрачна, бродили
цапли; на островке в кроне сыр-дуба куковала кукушка, что подкидышем
росла, хлебнула горя и теперь, всех жалея, любому на-куковывала
несчетное число лет. Василиск отравил воду, убил цапель, которые не
успели улететь, дохнул вверх и спалил кукушку. Болото вскоре стало
черным и зловонным, Василиску было в нем уютно.
Он быстро рос, наливаясь силой и злобой, как и положено царю змей
Василиску.
Змей смутно помнил что-то светлое и теплое - это было в полузабытом
прошлом, когда не было болота и безлистных деревьев; жило в нем и слабое
воспоминание о том, как тепло внезапно исчезло и он пробудился в
равнодушии и холоде и стал злым - и это сразу стало привычным. Так было,
а может, и не было, все едино... Высоко в небе кружился ворон, он все
время там кружится. Змей брызнул ядом, достал... Ладно, еще успеется. И
он пополз через болото туда, где была жизнь, которую можно убить.
- Так было, Нури. Василиск полз к поселку, а Ворон летел над ним и
кричал. Мы могли уйти из поселка, в помещении синтезирующего комплекса
всем места хватило бы, но нам стало стыдно - и мы остались... Ворон
тревожно кричал в вышине, мы его слышали, и Неотесанный Митяй услышал. И
привел к поселку единорогов. А змей уже выползал из леса, и казалось -
ему не будет конца. Потом он свернулся кольцами, вытянулся вверх, и
голова его раскачивалась на уровне вершины старого кедра. Он увидел всех
нас и увидел единорогов, что стояли на склоне заслоняя поселок. И
смутились наши души, и6о перед нами было нами порожденное зло -
фиолетово-черный Василиск. И нами порожденное чудо - единороги в боевых
позах, розовые в предзакатных лучах. Картина была неповторимая, этого
нельзя забыть... Василиск, видимо, понял, что здесь ему хода нет. Он
страшно зашипел и скрылся в зарослях...
