Драма
Л. Люис - Расторжение брака
Скачать Л. Люис - Расторжение брака
Сперва я как бы ослеп, потом увидел, что рука и плечо у Призрака становятся
все белей и плотней. И ноги, и шея, и золотистые волосы как бы возникали у
меня на глазах, и вскоре между мной и кустом стоял обнаженный человек почти
такого же роста, как Ангел.
Но и с ящерицей что-то происходило. Она не умерла и не умирала, а тоже
росла и менялась. Хвост, еще бьющий по траве, стал не чешуйчатым, а
подобным кисти. Я отступил и протер глаза. Передо мной стоял дивный
серебристо-белый конь с золотыми копытами и золотой гривой.
Человек погладил его по холке, конь и хозяин подышали в ноздри друг другу,
а потом хозяин упал перед Ангелом и обнял его ноги. Когда он поднялся, я
подумал, что лицо его - в слезах, но, может быть, оно просто сверкало
любовью и радостью. Разобрать я не успел. Он вскочил на коня, помахал нам
рукой и исчез из виду. Ну и скакал он! За одну минуту они с конем
пронеслись сверкающей звездой до самых гор, взлетели вверх - я закинул
голову, чтоб их видеть, - и сверкание их слилось со светло-алым сверканием
утренней зари.
Все глядя им вслед, я услышал, что и долина, и лес полнятся могучими
звуками, и понял почему-то, что поют не духи, а трава, вода и деревья.
Преображенная природа этого края радовалась, что человек снова оседлал ее,
и пела так:
Ничто покой не возмутит и радость не нарушит,
Святая Троица приют дает блаженным душам.
Господь хранит ее как щит - всех рыцарей отважных.
Она избегнет западни, томления и жажды.
Не страшен призрак ей во тьме, ни пуля в свете ясном.
Любую фальшь, любой обман узрит насквозь прекрасно.
Ни тайный смысл, ни солнца жар ей вовсе не опасны.
Одни откажутся идти. а многих ждет путь ложный.
Она же истинным путем ступает непреложно.
Опорой прочной Сам Господь ей в мире горних странствий
Сквозь все ловушки проведет Своей десницей властной.
Она пройдет меж львов и змей. и хищный зверь не тронет.
Вся радость мира будет с ней у Божеского трона.
- Ты все понял, сынок? - спросил учитель.
- Не знаю, все ли, - ответил я. - Ящерка и вправду стала конем?
- Да. Но сперва он убил ее! Ты не забудешь об этом?
- Постараюсь не забыть. Неужели это значит, что все, просто все в нас может
жить там, в горах?
- Ничто не может, даже самое лучшее, в нынешнем своем виде. Плоть и кровь
не живут в горах, и не потому, что они слишком сильны и полны жизни, а
потому, что они слишком слабы. Что ящерица перед конем? Похоть жалка и
худосочна перед силой и радостью желания, которое встает из ее праха.
- Значит, чувственность этого человека мешает меньше, чем любовь к сыну той
несчастной женщины? Она любила слишком сильно, но ведь любила!
- Слишком сильно, по-твоему? - строго сказал он. - Нет, слишком слабо. Если
бы она любила его сильно, и трудности бы не было. Я не знаю, что будет с
ней, но допускаю, что вот сейчас она просит отпустить его к ней, в ад.
Такие, как она, готовы обречь другого на вечные муки, только бы владеть им.
Нет, нет. Ты сделал неправильный вывод. Спроси лучше так - если восставшее
тело похоти так могуче и прекрасно, каково же тело дружбы и материнской
любви?
Я не ответил ему, вернее, я спросил о другом.
- Разве тут у вас есть еще одна река?
Спросил я это потому, что на всех опушенных листьями ветках задрожал
пляшущий свет, а на земле я видел такое только у реки. Очень скоро я понял
свою ошибку. К нам приближалось шествие, и на листьях отражались не отсветы
воды, а его сверкание.
Впереди шли сияющие духи - не духи людей, а какие-то иные. Они разбрасывали
цветы, и те падали легко и беззвучно, хотя каждый листок весил здесь в
десять раз больше, чем на земле. За духами шли мальчики и девочки. Если бы
я мог записать их пение и передать ноты, ни один из моих читателей никогда
бы не состарился. Потом шли музыканты, а за ними шла та, кого они
чествовали.
Не помню, была ли она одета. Если нет - значит, облако радости и учтивости
облекало ее и даже влачилось за нею, как шлейф, по счастливой траве. Если
же она была одета, она казалась обнаженной, потому что сияние ее насквозь
пронизало одежды. В этой стране одежда - не лична, духовное тело живет в
каждой складке, и все они - живые его части. Платье или венец так же
неотделимы, как глаз или рука.
Но я забыл, была ли она одета, помню лишь невыразимую красоту ее лица.
- Это... это... -начал я, но учитель не дал мне спросить.
- Нет, - сказал он, - об этой женщине ты никогда не слышал. На земле ее
звали Саррой Смит, и жила она в Голдерс-Грин.
- Она... ну, очень много тут у вас значит?
- Да. Она - из великих. Наша слава ничем не связана с земной.
- А кто эти великаны? Смотрите! Они - как изумруд!
- Это ангелы служат ей.
- А эти мальчики и девочки?
- Ее дети.
- Как много у нее детей...
- Каждый мальчик и даже взрослый мужчина становился ей сыном. Каждая
девочка становилась ее дочерью.
- Разве это не обижало их родителей?
- Нет. Дети больше любили их, встретившись с ней. Мало кто, взглянув на
нее, не становился ей возлюбленным. Но жен они любили после этого не
меньше, а больше.
- А что это за зверь? Вон - кошка... кот... Прямо стая котов... И собаки...
Я не могу их сосчитать. И птицы. И лошади.
- Каждый зверь и каждая птица, которых она видела, воцарялись в ее сердце и
становились самими собой. Она передавала им избыток жизни, полученной от
Бога.
Я с удивлением посмотрел на учителя.
- Да, - сказал он, - представь, что ты бросил камень в пруд, и круги идут
все дальше и дальше. Искупленное человечество молодо, оно еще не вошло в
силу. Но и сейчас в мизинце великого святого хватит радости, чтобы оживить
всю стенающую тварь.
Пока мы беседовали, прекрасная женщина шла к нам, но глядела не на нас. Я
посмотрел, куда же она глядит, и увидел очень странного призрака. Вернее,
это были два призрака. Один, высокий и тощий, волочил на цепочке
маленького, с мартышку ростом. Высокий мне кого-то напоминал, но я не мог
понять, кого. Когда Прекрасная Женщина подошла к нему почти вплотную, он
прижал руку к груди, растопырил пальцы и глухо воскликнул: "Наконец!". Тут
я понял, на кого он похож: на плохого актера старой школы.
- Ох, наконец-то! - сказала Прекрасная Женщина, и я ушам не поверил. Но тут
я заметил, что не актер ведет мартышку, а мартышка держит цепочку, у актера
же на шее - ошейник. Прекрасная Женщина глядела только на мартышку.
По-видимому, ей казалось, что к ней обратится карлик, высокого она не
замечала вообще. Она глядела на карлика, и не только лицо ее, но и все
тело, и руки светились любовью. Она наклонилась и поцеловала его. Я
вздрогнул - жутко было смотреть, как она прикасается к этой мокрице. Но она
не вздрогнула.
- Фрэнк, - сказала она, - прости меня. Прости меня за все, что я делала не
так, и за все, чего я не сделала.
